Loading...
Лента добра деактивирована. Добро пожаловать в реальный мир.
Зенитный расчет старшины Ивана Михалева, вооруженный крупнокалиберным пулеметом ДШК, в освобожденном Смоленске. 25 сентября 1943 года

«Пришли и прогнали проклятых фашистов» 80 лет назад Красная армия освободила Смоленск. Как это повлияло на ход войны?

Зенитный расчет старшины Ивана Михалева, вооруженный крупнокалиберным пулеметом ДШК, в освобожденном Смоленске. 25 сентября 1943 года

Фото: Михаил Савин / ТАСС

25 сентября 1943 года советские войска освободили Смоленск. Это событие стало кульминационным моментом в операции «Суворов», которую Красная армия проводила против германской группы армий «Центр». Освободить город удалось несмотря на сложные условия лесисто-болотистой местности и нехватку артиллерийских снарядов. В итоге РККА продвинулась на запад на 250 километров, положив начало освобождению Белоруссии и оттянув на себя 16 немецких дивизий с других направлений. Почему войскам Западного и Калининского фронтов не удалось с ходу пробить неприятельскую оборону? Какое значение операции придавал Иосиф Сталин? «Лента.ру» вспоминает ход событий.

«Стояли ряды виселиц»

В ночь на 25 сентября 1943 года бойцы 5-й армии генерала Виталия Поленова, 31-й армии генерала Владимира Глуздовского и 68-й армии генерала Евгения Журавлева (все армии Западного фронта) с разных сторон ворвались в Смоленск и вскоре очистили его от немецких солдат.

Комиссар партизанского отряда Александр Хомич вспоминал: «Передвигаться по городу было невозможно: все горело, рвалось, грохотало. Вместо сада — штабеля дров, трупы людей и лошадей. Там, где до войны был льнокомбинат, стояли ряды виселиц, на каждой по нескольку повешенных. Полуразрушенные дома просвечивали выбоинами окон и казались черепами с пустыми глазницами. В дымящихся развалинах люди не узнавали своих домов. Только зубчатые стены кремля говорили, что это он, наш Смоленск».

Командир 215-й стрелковой дивизии генерал Сергей Иовлев с особым чувством вступил в город — до войны он командовал 64-й стрелковой дивизией, которая располагалась в Смоленске.

Военачальник отмечал: «В 6 часов утра 25 сентября в Заднепровье на Сенной площади встретились четыре комдива — я, Берестов, Моисеевский и Казашвили. Договариваемся о взаимодействии в бою за город. К тому времени восьми дивизиям, ворвавшимся в Смоленск, на улицах города было тесно. Противник был сломлен и старался быстрее, до рассвета покинуть город. Грустно было оставлять родной мне Смоленск. Так хотелось побывать в родных казармах, посмотреть квартиру, где жила моя семья до 22 июня 1941 года. Но приказ есть приказ».

Необходимо было наступать от Смоленска на северо-запад, чтобы устранить опасный разрыв с 39-й армией Калининского фронта и предотвратить возможный контрудар противника.

Корреспондент газеты «Красноармейская правда» на Западном фронте Евгений Воробьев писал:

На рассвете город казался вымершим. Но по мере того как наступало утро, откуда-то из погребов, с чердаков, из подземелий выбегали люди, бросались навстречу разведчикам и в радостном смятении пожимали им руки и обнимали, и плакали, и говорили какие-то бессвязные, ласковые слова, которые можно услышать в жизни только от близких людей после долгой, горькой разлуки

Саперы приступили к наведению переправ через Днепр и очищению Смоленска от мин. Отступая, немцы сожгли или взорвали много зданий, которые считались украшением города: Дом советов, Дом штаба Белорусского военного округа, Дом печати, Дом Красной армии.

Член военного совета 39-й армии генерал Василий Бойко вспоминал: «Наши машины оказались окруженными большой группой смолян. На их исхудалых лицах светились не только радость, но часто и слезы. Одна из женщин душевно сказала: "Не удивляйтесь, мы плачем от счастья, что вы пришли и прогнали проклятых фашистов. При них мы разучились смеяться"».

Генерала и его спутников спрашивали, везде ли наступает Красная армия, надежно ли отвоеван город и можно ли горожанам возвращаться в свои дома. Бойко пришлось провести короткую политинформацию, заверив, что Смоленск освобожден окончательно.

В кабинете главного редактора смоленского издания «Новый путь», издававшегося при нацистах, Евгений Воробьев нашел последний выпуск газеты.

На первой странице под броским заголовком «Против нелепиц» было напечатано: «Им (паникерам) уже видится стремительное приближение большевиков, слышится спешное распоряжение об эвакуации даже таких стоящих вне угрозы городов, как, например, Смоленск. Город, в котором мы сейчас обитаем, находится вне опасности большевистского нападения. Линия германской активной обороны для противника совершенно непроницаема».

В очерке «Утро Смоленска», написанном 25 сентября 1943 года, Воробьев отмечал: «Отступая, фашисты подожгли деревянный мост у обоих берегов и взорвали его посередине. Пламя спускалось по сваям к самой воде, она плескалась внизу в трепещущих багровых пятнах. Сваи и стропила моста были подсвечены огнем, отсветы огня тревожно лежали на черной воде, и чудилось, что это струится кровь. Под стать днепровской воде окрашена в багровый свет и стена Смоленского кремля».

В тот же день был освобожден город Рославль. Вечером 25 сентября в честь двойной победы Москва салютовала войскам Западного фронта 20 артиллерийскими залпами из 244 орудий.

«Имел большие способности к подхалимажу»

Летом 1943 года, после того как вермахт был остановлен на Курской дуге, Красной армии была поставлена задача развернуть стратегическое наступление от Великих Лук до Черного моря. Ряд фронтовых операций, названных в честь прославленных отечественных полководцев, должны были нанести серьезное поражение войскам немецких групп армий «Юг» и «Центр».

12 июля началась операция «Кутузов» (Орловская наступательная операция), в ходе которой советские войска наносили удар по противнику в северной части Курской дуги. 3 августа последовал удар соединений РККА в южной части фаса в рамках операции «Румянцев» (Белгородско-Харьковская наступательная операция). Вслед за ними 7 августа стартовала операция «Суворов».

Ее задачи начальник Генерального штаба Красной армии маршал Александр Василевский сформулировал так: «Основными силами Западного и левого крыла Калининского фронтов планировалось нанести поражение 3-й танковой и 4-й полевой армиям немецкой группы армий "Центр", выйти к Духовщине, Смоленску и Рославлю, чтобы отодвинуть подальше от Москвы линию фронта, создать благоприятные условия для освобождения Белоруссии и лишить фашистов возможности перебрасывать отсюда силы на юг, где решалась основная задача кампании».

Войсками Западного фронта командовал генерал Василий Соколовский.

Начальник Оперативного управления Генштаба РККА в годы войны генерал Сергей Штеменко аттестовал Соколовского так: «Военачальник очень осторожный, предпочитавший семь раз отмерить, прежде чем раз отрезать. В грозное время битвы за Москву он был бессменным начальником штаба Западного фронта, потом принял от Г.К. Жукова командование и в марте 1943 года успешно осуществил нелегкую операцию по ликвидации так называемого ржевско-вяземского выступа».

Бывший начальник штаба Западного фронта генерал Александр Покровский отзывался о Соколовском несколько иначе:

Это очень противоречивый человек. Он был очень умен, образованнейший командир с огромным опытом. А в роли командующего фронтом у него не получилось. И даже трудно объяснить, почему так вышло. Он проводил одну за другой целый ряд стоящих нам очень тяжелых потерь неудачных операций

Соединениями Калининского фронта руководил генерал Андрей Еременко, военачальник, не блиставший успехами. В 1941 году перед началом немецкого наступления на Москву Еременко торжественно пообещал Сталину разбить «подлеца Гудериана», который командовал 2-й танковой группой (армией) вермахта.

В итоге «подлец Гудериан» в октябре 1941-го разгромил войска Брянского фронта, возглавляемого Еременко, а сам он избежал плена лишь по причине тяжелого ранения и экстренной эвакуации на самолете в тыл.

Сталин считал Еременко генералом обороны и, как правило, назначал на участки фронта, не требующие активных наступательных действий, — на северо-западном и сталинградском направлениях.

Еременко крайне болезненно переживал то, что на заключительном этапе Сталинградской битвы в конце декабря 1942 года добивать окруженную 6-ю армию Фридриха Паулюса поручили не ему, а генералу Рокоссовскому

Василевский отзывался о Еременко так: «Он умел выкручиваться и вместе с тем имел большие способности к подхалимажу. Вылезать наружу из блиндажа или подземелья, по моим наблюдениям, он очень не любил.
В период наступления южнее Сталинграда и событий под Котельниково мне довелось много ездить, но я не помню, чтобы приходилось ездить с Еременко».

В апреле 1943-го Еременко был назначен командующим Калининским фронтом, который в тот момент не вел активных боевых действий.

Сталин придавал операции «Суворов» столь большое значение, что в начале августа 1943 года впервые за всю войну лично побывал на командных пунктах Западного и Калининского фронтов, заслушав там доклады Соколовского и Еременко. Поездка на фронт была подготовлена заместителем наркома внутренних дел комиссаром государственной безопасности 2-го ранга Иваном Серовым.

Главный маршал артиллерии Николай Воронов как представитель Ставки Верховного главнокомандования на обоих фронтах 3 августа вместе с Соколовским был вызван на доклад в район городка Юхнов.

Военачальник вспоминал: «Соколовский стал было излагать замысел и задачи предстоящей наступательной операции, но Сталин его перебил: "Деталями заниматься не будем. Западному фронту нужно к весне 1944 года подойти к Смоленску, основательно подготовиться, накопить силы и взять город"».

«Обходитесь тем, что имеете»

По словам Воронова, когда Сталину сообщили, что Западный фронт не получил достаточного количества резервов и боевой техники, Верховный главнокомандующий ответил: «Все, что сможем, дадим, а не сможем — обходитесь тем, что имеете».

Маршала удивил визит вождя в войска: «Зачем надо было ехать столько километров по дороге, развороченной танками и тракторами, местами ставшей непроезжей, и остановиться в городке, далеко отстоявшем от фронта? Видеть он отсюда ничего не мог, ни с кем, кроме нас, здесь не встречался. Связаться отсюда с фронтами было куда сложнее, чем из Москвы. Странная, ненужная поездка».

Еременко, напротив, был окрылен встречей со Сталиным, состоявшейся 5 августа в селе Хорошево под Ржевом. Он отмечал: «В ответ на мою просьбу о подкреплениях Верховный главнокомандующий позвонил в Генеральный штаб и приказал 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Н.С. Осликовского направить в распоряжение командования Калининского фронта, в район города Белый. Мне было сказано, что снаряды будут подвезены, а в день атаки авиация фронта будет усилена бомбардировочным полком Ту-2».

Серов, в свою очередь, вспоминал:

Совещание проходило около получаса на повышенных тонах. Потом все выпили по рюмке за успех на фронте, Еременко осмелел и попросил сфотографироваться. Сталин сказал: «А что, неплохая мысль». Еременко расцвел, но Сталин предложил сфотографироваться, когда Еременко освободит Смоленск. Этим самым вождь иронично поставил человека на место

Генштаб РККА разработал два варианта операции «Суворов». Первый предполагал, что войска Западного фронта нанесут основные удары на своем левом фланге и в центре полосы наступления против объединений группы армий «Центр» фельдмаршала Гюнтера фон Клюге, овладев сильными опорными пунктами врага в районах Ельни и Спас-Деменска и двигаясь к Рославлю.

На правом фланге соединения Соколовского при поддержке частей Еременко должны были взять города Ярцево и Дорогобуж и наступать на Смоленск. После выхода к Рославлю Западный фронт должен был развивать наступление на юго-запад, во фланг немецкой группировке, противостоящей Брянскому фронту.

Согласно второму варианту, в случае успешных действий Брянского фронта основные силы войск Соколовского должны были действовать на смоленском направлении

Операция «Суворов» готовилась в условиях строгой секретности, командующие фронтами не отдавали войскам никаких директив и боевых приказов в письменной форме, ставя задачи устно. По этой причине не проводилось командно-штабных игр и других подготовительных мероприятий.

Василевский отмечал в связи с этим: «Нередко бывало и так, что командующий войсками фронта, принимая личное участие в отработке в Ставке оперативного решения на операцию, в целях сохранения скрытности предстоящих действий тут же обязывался Ставкой впредь до получения официальных директивных указаний никому во фронте ничего не сообщать из того, что касалось замысла и принятых по нему решений».

К началу операции численность войск Западного и Калининского фронтов была доведена до 1 миллиона 253 тысяч бойцов и командиров при поддержке более 20 тысяч орудий и минометов, а также 1436 танков и самоходок. Им противостояла германская группировка, в которой насчитывалось более 850 тысяч солдат и офицеров, 8800 пушек, 500 танков и штурмовых орудий.

Несмотря на режим секретности, скрыть серьезную перегруппировку войск от неприятеля не удалось.

Немецкий генерал и военный историк Курт фон Типпельскирх констатировал: «Негустая сеть русских железных и шоссейных дорог могла легко контролироваться авиацией, благодаря чему немецкое командование могло своевременно узнавать о перебросках русских войск. Тщательная работа радиоразведки, следившей за радиосвязью противника, неизменно давала точную картину организации его связи командования».

Картину дополняли «языки», взятые войсковыми разведчиками, и отдельные перебежчики, которые переходили на сторону немцев перед советским наступлением.

В германском бюллетене оценки ситуации на Восточном фронте по состоянию на конец июля 1943 года отмечалось: «Данные воздушной разведки вновь подтверждают сложившееся до сих пор впечатление о противнике и свидетельствуют о подбрасывании ударных сил на участок внутренних флангов 12-го и 9-го армейских корпусов, а также 39-го танкового корпуса и 27-го армейского корпуса».

«Ломать оборону приходится артиллерии и пехоте»

Немцы ожидали советского наступления, заблаговременно создав на смоленском и рославльском направлениях оборонительные укрепления, состоящие из пяти мощных полос общей глубиной от 100 до 130 километров. Обнаружив сосредоточение советских войск на отдельных направлениях, командование группы армий «Центр» своевременно подтянуло туда резервы.

7 августа в 6 часов 30 минут после артиллерийской подготовки, длившейся почти два часа, войска Западного фронта начали наступление из района восточнее города Спас-Деменск в направлении Рославля. Сражение с первых же часов приняло ожесточенный характер, противники яростно контратаковали друг друга.

9 августа Воронов направил в Ставку донесение, в котором подвел первые итоги боев.

Главный маршал артиллерии назвал несколько причин медленного наступления:
«1. Противник знал о готовящемся наступлении и принял ряд мер для противодействия ему. 2. Оборонительные позиции противника оказались хорошо подготовленными для обороны. 3. Ряд наших стрелковых дивизий оказались далеко не подготовленными к наступательным действиям на глубоко эшелонированную оборону противника. 4. Сказывается недостаток танков прорыва, так что ломать оборону противника приходится артиллерии, минометам и пехоте».

Воронов отметил неумение командиров увязывать свои действия с другими родами войск — в частности, неумение пехотинцев использовать мощный огонь своей артиллерии при движении вперед.

Военачальник сообщал Сталину:

Имели место паузы с атаками, стремление отлежаться, пересидеть противника, свалить или надеяться на соседа и так далее. Плохо еще управляются войска в дивизии, полку и ниже. Ряд командиров очень впечатлительны к немецким контратакам. Пехота очень слабо применяет в наступлении свои пулеметы, винтовки, ротные и батальонные минометы

В конце донесения маршал артиллерии заверял Ставку, что задачи будут выполнены, но просил дать Западному фронту больше снарядов, выделить несколько танковых полков прорыва, а лучше всю 2-ю танковую армию генерала Семена Богданова, перебросить 8-й артиллерийский корпус, а также подключить к операции авиацию дальнего действия маршала авиации Александра Голованова.

Главную полосу немецкой обороны удалось прорвать на четвертые сутки, 13 августа был освобожден Спас-Деменск. На этом направлении немцы отступили из намечающегося окружения, активно при этом обороняясь.

Переломным моментом стало взятие высоты 233,3 у деревни Гнездилово, которая господствовала над окружающей местностью

Несколько суток высота штурмовалась советскими войсками и была взята вечером 10 августа. После этого немцы попытались ее вернуть.

В журнале боевых действий 1-й штурмовой комсомольской инженерно-саперной бригады Западного фронта отмечалось: «В течение ночи с 10 на 11 августа и днем 11 августа противник при поддержке авиации, танков и артиллерии предпринял восемь яростных контратак, но был отброшен от высоты с большими для него потерями. В бою за высоту 233,3 саперы-штурмовики уничтожили более 300 солдат и офицеров противника. Захвачены в плен: пять унтер-офицеров, два обер-ефрейтора и два ефрейтора».

13 августа в наступление перешли войска Калининского фронта, нанося удар в направлении города Духовщина. Продвижение частей 39-й армии под командованием генерала Алексея Зыгина и 43-й армии генерала Константина Голубева развивалось крайне медленно из-за упорного сопротивления противника. В течение первого дня наступления немецкие пехотинцы при поддержке танков и авиации 24 раза контратаковали советские войска.

Еременко отмечал: «В условиях, когда оборона противника имела большую глубину и ощущался недостаток в боеприпасах, пришлось осуществлять наступательные действия в течение пяти-шести часов и вести их с предельным напряжением сил, чтобы добиться успеха, а остальное время суток использовать на подготовку, подвоз боеприпасов и прочее».

За пять дней напряженных боев армии Калининского фронта смогли вклиниться в немецкую оборону лишь на шесть-семь километров.

К 14 августа армии Соколовского взломали главную полосу немецкой обороны на ширину до 30 километров, а вторую линию — до 25 километров. Однако в целом главной группировке Западного фронта удалось углубиться в оборону противника лишь на 12-16 километров, и среднесуточный темп прорыва тактической зоны германских позиций не превышал двух с половиной километров.

Немецкое командование, стремясь остановить наступление войск Соколовского и Еременко, перебросило против них с других направлений, в том числе и орловского, 13 дивизий. Львиная часть из них должна была преградить путь ударным группировкам Западного фронта.

«Будете отозваны с фронта!»

Наступление забуксовало. Сталин нервничал и срывал раздражение на подчиненных.

В ночь на 17 августа Василевский получил от Верховного главнокомандующего сообщение: «Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа и о вашей оценке обстановки. Последний раз предупреждаю вас, что в случае, если вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта».

Полководец вспоминал: «Эта телеграмма потрясла меня. За все годы своей военной службы я не получил ни одного даже мелкого замечания или упрека в свой адрес. Вся моя вина в данном случае состояла в том, что 16 августа, находясь в войсках армии В.В. Глаголева в качестве представителя Ставки, я действительно на несколько часов задержал очередное донесение».

Досталось и другим военачальникам.

Командующему Воронежским фронтом генералу Николаю Ватутину вождь послал следующую директиву: «События последних дней показали, что вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки как при планировании, так и при проведении операций. Я еще раз вынужден указать вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые вами при проведении операций».

25 августа заместитель начальника Генерального штаба РККА генерал Алексей Антонов доложил Сталину о ходе операции «Суворов»:

Войска здесь встретились с большими трудностями. С одной стороны, тяжелая лесисто-болотистая местность, с другой — возросшее сопротивление вражеских войск, которые усиливаются частями, перебрасываемыми из района Брянска

Тем не менее действия Западного и Калининского фронтов, оттянув на себя основные силы группы армий «Центр», способствовали успехам Красной армии на южном фланге советско-германского фронта, где разворачивалось сражение за Донбасс.

27 августа командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Эрих фон Манштейн, который прибыл в ставку Гитлера «Вервольф», расположенную возле Винницы, сообщил фюреру, что потери в войсках насчитывают более 133 тысяч человек, тогда как пополнение составило лишь 33 тысячи солдат и офицеров. Военачальник предложил или усилить группу армий «Юг», или отдать Донбасс.

Гитлер пообещал Манштейну, что даст ему соединения из состава групп армий «Центр» и «Север».

Фельдмаршал вспоминал: «Уже в ближайшие дни нам стало ясно, что дальше этих обещаний дело не пойдет. Советы атаковали левый фланг группы "Центр" (2-ю армию) и осуществили частичный прорыв, в результате которого эта армия была вынуждена отойти на запад. В полосе 4-й армии этой группы в результате успешного наступления противника также возникло критическое положение».

28 августа в «Вервольф» прибыл Клюге и доложил фюреру, что не может быть и речи о снятии сил с его участка фронта. Группа армий «Север» также не могла выделить ни одной дивизии.

В тот же день войска Соколовского начали действовать по второму варианту операции «Суворов»

В связи с успешным наступлением армий правого крыла Брянского фронта генерала Маркиана Попова Западному фронту уже не требовалось концентрировать основные усилия в направлении Рославля, где располагались главные силы 9-й полевой армии вермахта генерала Вальтера Моделя. Удары теперь наносились в направлении Ельня — Смоленск.

Александр Голованов писал о Попове: «Маркиан Михайлович был огромного таланта и эрудиции человек, самородок, имевший блестящие способности в военном деле. Будучи совсем молодым человеком, он еще до войны командовал военным округом. Однако его слабость к "живительной влаге" и прекрасному полу всю жизнь, как говорится, вставала ему поперек дороги».

30 августа Воронов прибыл на Калининский фронт и выслушал бодрый доклад Еременко, что войска готовы продолжить наступление в назначенный день и час. Однако командующие родами войск и начальник тыла фронта сообщили маршалу о крупных недочетах со снабжением горючим и снарядами.

Оставшись в землянке наедине с Еременко и членом Военного совета Калининского фронта генералом Дмитрием Леоновым, Воронов посоветовал им позвонить в Москву и попросить перенести сроки наступления, но оба собеседника категорически отказались это сделать. Тогда маршал сам позвонил Сталину и, объяснив ситуацию, попросил об отсрочке на шесть суток — до 14 сентября. Вождь разрешил.

Воронов вспоминал: «Когда я объявил решение Верховного, Еременко очень обрадовался. Но тут же решил не говорить никому о новых сроках, а просто откладывать наступление то на один день, то на два. Он считал это наиболее выгодным, чтобы "не размагничивать подчиненных". Я решительно выступил против. В конце концов Андрей Иванович согласился со мной».

«Противник сопротивлялся отчаянно»

Ближайшей задачей стало взятие городов Дорогобуж и Ельня, которые немцы превратили в сильные опорные пункты. В течение двух дней войска Западного фронта взломали на смоленском направлении оборону противника, что позволило 30 августа в полосе 21-й армии ввести в прорыв 2-й гвардейский танковый корпус генерала Алексея Бурдейного, переданный 20 августа в распоряжение Соколовского из резерва Ставки.

Соединение имело более 200 «тридцатьчетверок» и легких танков Т-70, не считая двух десятков бронетранспортеров и 220 автомобилей различного назначения. Корпусу также были приданы несколько самоходных артиллерийских полков.

Танкисты Бурдейного совершили бросок на 20 километров и вместе с пехотинцами 10-й гвардейской армии генерала Кузьмы Трубникова в половине седьмого вечера 30 августа атаковали гарнизон Ельни.

Бурдейный вспоминал:

С трех направлений, из-за возвышенности, которая опоясывала город Ельню с востока, одновременно на большой скорости выскочили 160 танков и самоходок, открывших беглый огонь из пушек по всем целям, которые попадали танкистам в поле зрения прицела. Какое направление было опаснее, определить противнику было трудно, да, пожалуй, невозможно, но сопротивлялся он отчаянно. По нашим танкам открыла огонь вся полевая и зенитная артиллерия

Завязались уличные бои. Под ударами советских танков, ворвавшихся в город с юга, и атакой с востока пехотных подразделений 29-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Андрея Стученко немцы были вынуждены 30 августа отступить из Ельни.

В связи с успешным продвижением Красной армии на ельнинском направлении оборона Дорогобужа, располагавшегося северо-восточнее Ельни, потеряла для 4-й полевой армии генерала Готхарда Хейнрици всякий смысл. Прикрываясь сильными арьергардами, немцы начали отходить, чем тут же воспользовались войска 5-й армии генерала Виталия Поленова, которые форсировали Днепр в его верхнем течении и 1 сентября вступили на улицы Дорогобужа.

Чтобы исправить опасное положение, германское командование перебросило на ельнинское направление ряд соединений, в частности 1-ю моторизованную бригаду СС и 330-ю пехотную дивизию, которые заблаговременно заняли подготовленную полосу обороны.

В итоге к 6 сентября темпы наступления войск Соколовского резко снизились

В центре 10-я гвардейская, 21-я и 68-я армии не смогли с ходу прорвать немецкие позиции западнее Ельни. Им не помогли усилия 10-й, 33-й и 49-й армий левого крыла Западного фронта, которые втянулись в затяжные бои в лесах юго-восточнее города. На правом фланге соединения 5-й и 31-й армий застряли на подступах к Ярцево.

Из-за потерь численный состав наступающих сильно поредел: девять дивизий Западного фронта имели менее трех тысяч человек в каждом из соединений. Количество исправных танков упало до 380 единиц, ощущался острый дефицит снарядов.

Все это привело к очередной паузе в боевых действиях с 7 по 14 сентября, в ходе которой советские войска закреплялись на достигнутых рубежах, подтягивали резервы, подвозили боеприпасы и топливо.

Утром 14 сентября после мощной артподготовки войска Калининского фронта атаковали немецкие позиции, к исходу дня пробив вражескую оборону до 13 километров в глубину. Вечером у Воронова состоялся телефонный разговор с генералом Антоновым, который внезапно заявил, что Калининский фронт не выполняет поставленной задачи и топчется на месте.

Удивленный этим упреком, маршал артиллерии спросил, откуда у Генштаба такие странные сведения, и получил ответ, что с полудня Ставка запрашивает штаб Калининского фронта и все время получает оттуда стереотипную информацию, что бой продолжается за первую траншею.

Воронов отмечал: «Оказалось, что утром, перед отъездом на наблюдательный пункт, командующий фронтом приказал на все запросы из Москвы отвечать: "Бой идет за первую траншею". "Когда вернусь, — разъяснил командующий своим подчиненным, — сам буду докладывать Ставке о наших результатах"».

С своей стороны Еременко пытался мобилизовать все силы подчиненных ему войск для скорейшего выполнения поставленной задачи.

«За армию я несу ответственность!»

В боевом распоряжении командующий фронтом отмечал: «Наших сил и средств вполне достаточно для разгрома противостоящего врага и захвата Духовщины. Требую от всего офицерского состава решительного руководства боем, настойчивого выполнения поставленных задач, быстрого прорыва последних оборонительных рубежей противника, безостановочного наступления, скорейшего захвата Духовщины и дальнейшего развития наступления».

Произошли некоторые кадровые перестановки. Например, вместо генерала Алексея Зыгина командующим 39-й армией был назначен генерал Николай Берзарин (будущий первый советский комендант Берлина).

С первых же дней новый командарм столкнулся с тем, что штаб Калининского фронта через его голову вмешивается в деятельность подчиненных ему дивизий.

Решительный Берзарин позвонил по ВЧ (высокочастотная связь; в СССР и России использовалась преимущественно для правительственных и военных нужд — прим. «Ленты.ру») Еременко и сообщил комфронта:

Мне не совсем понятно, почему какому-то товарищу из штаба фронта без моего участия понадобилось уточнять и корректировать задачи дивизий 84-го стрелкового и 2-го гвардейского корпусов. Там уже все спланировано, и по моему указанию подготовлены огни артиллерии и удары авиации. Вопросы взаимодействия между корпусами отработаны на местности

Выслушав ответ Еременко, Берзарин раздраженно сказал: «Товарищ командующий, за армию я несу ответственность, вот с меня и спрашивайте, а не с командиров корпусов и дивизий».

Присутствовавший при разговоре генерал Бойко отмечал: «Кстати сказать, и при Зыгине возникали такие же казусы. Командир 2-го гвардейского корпуса А.П. Белобородов тоже говорил мне, что получение приказов и от армии, и от фронта ставит его в трудное положение. Так что в принципе я считал позицию, занятую Берзариным, правильной».

15 сентября возобновили наступление войска Западного фронта, прорвав немецкую оборону во многих местах и расширив ее на следующий день до 10 километров в глубину.

Начальник политотдела 204-й бомбардировочной авиационной дивизии Леонид Дубровин вспоминал: «На боевое задание в этот день вылетел и я со своим экипажем — штурманом младшим лейтенантом Ю. Зотиковым и стрелком-радистом старшим сержантом Н. Закроевым. Возглавлял я тогда группу Пе-2 из трех девяток. В районе Ярцева наша группа разгромила артиллерийские позиции врага и без особых осложнений возвратилась на свой аэродром».

16 сентября соединениями 31-й армии был освобожден город и одноименная железнодорожная станция Ярцево. 19 сентября войска 39-й армии при поддержке мощной артиллерийской группировки штурмом овладели Духовщиной, важным опорным пунктом противника на пути к Смоленску.

Перед этим по городу был нанесен мощный авиаудар

Еременко писал: «Картина авиационного удара напомнила мне сталинградские ночи. Вся местность в районе действий авиации была ярко освещена как бы заревом большого пожара. Одновременно до 10-15 осветительных бомб висели над участком действий, так что никакого перерыва в подсвечивании не было. Гремели бомбовые разрывы, их всполохи мгновенно делали освещение еще более ярким, слух же воспринимал сплошной плотный ревущий гул».

Потеря Ярцево и Духовщины поставила армии Клюге в очень трудное положение. Типпельскирх писал: «Войска русского Западного фронта нанесли с рубежа Дорогобуж, Ельня удар и по левому крылу группы армий "Центр" с целью осуществить прорыв на Смоленск. Теперь стало ясно, что выступающий далеко на восток участок фронта, на котором оборонялась 9-я армия, удерживать больше невозможно».

К тому времени общая полоса наступления Западного и Калининского фронтов составляла около 250 километров в ширину. Москва приказала Соколовскому развивать наступление на Смоленск, с тем чтобы затем начать освобождение белорусских городов Орша и Могилев. Еременко было предписано двигаться в сторону Витебска.

«Здесь было мало танков и авиации»

Успешно шла и Брянская наступательная операция, в ходе которой войска генерала Маркиана Попова 17 сентября после упорных уличных боев очистили от немцев Брянск и Бежицу и продолжали преследовать противника во всей полосе наступления.

21 сентября 43-я армия Калининского фронта овладела городом Демидов, превращенным немцами в мощный узел обороны, и с севера охватила неприятельскую группировку в районе Смоленска. 24 сентября войска Западного фронта подошли к Смоленску с юга. Дивизии 10-й армии ворвались в Рославль, где закипели городские бои.

Операция «Суворов» завершилась 2 октября 1943 года, когда объединения Красной армии вышли на рубеж Дрибин — Ляды — Рудня, где, встретив организованное сопротивление немецких войск, перешли к обороне. Попытки наступать на Оршу и Могилев успеха не имели из-за сильного переутомления войск и недостатка боеприпасов.

Освобождение Смоленска и Рославля стало важной стратегической победой РККА, которая, преодолев пять оборонительных рубежей противника, разгромила несколько немецких дивизий и освободила свыше 7500 населенных пунктов, вступив на территорию Белоруссии.

Против армий Соколовского и Еременко в течении операции было задействовано около 55 германских соединений, которых в итоге не хватило вермахту на других стратегических направлениях.

Не получив обещанных Гитлером дивизий от Клюге и испытывая сильный натиск со стороны РККА, 15 сентября Манштейн был вынужден начать отводить войска группы армий «Юг» за Днепр, применяя при этом тактику выжженной земли. Своим продвижением на запад войска Западного и Калининского фронтов на прибалтийском направлении создали серьезную угрозу и для соединений группы армий «Север».

Общие потери Красной армии в операции «Суворов» составили более 450 тысяч бойцов и командиров. Немцы потеряли убитыми, ранеными и пленными, по разным оценкам, от 70 тысяч до 250 тысяч солдат и офицеров.

Воронов писал:

Я радовался победе вдвойне. Ведь над командованием Калининского и Западного фронтов, а также и надо мною, представителем Ставки, постоянно дамокловым мечом висела угроза «снести голову с плеч», если хоть одну дивизию противник отсюда перебросит на юг, где решались главные задачи

На фоне блестящих побед РККА на Курской дуге Смоленская наступательная операция выглядела не так выигрышно.

Но главный маршал артиллерии подчеркивал: «Нельзя согласиться с теми, кто упрекал нас за низкий среднесуточный темп наступления, затяжной характер прорыва обороны противника. Они забывают о том, что здесь было мало танков и авиации, накопление сил и средств протекало медленно, приходилось "по одежке протягивать ножки". Все это следует считать немалым успехом даже на фоне тех побед, которые были одержаны южными фронтами».

На западном направлении советским войскам предстояли долгие и кровопролитные бои за освобождение Белоруссии — задача, которую Красной армии удалось решить лишь летом 1944 года.

Что думаешь? Оцени!
      Комментарии к материалу закрыты в связи с истечением срока его актуальности
      Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
      Читайте
      Оценивайте
      Получайте бонусы
      Узнать больше
      Lenta.ru разыгрывает iPhone 15