«Они жаждут крови и насилия» Радикалы-исламисты активно вербуют мигрантов. Как они готовятся к новым терактам?

Вечером 22 марта четверо вооруженных мужчин напали на концертный зал «Крокус Сити Холл». Ответственность за теракт, который стал самым крупным в России за последние 20 лет, взял на себя филиал террористической группировки «Исламское государство» (ИГ) под названием «Вилаят Хорасан» (обе организации запрещены в России). Кто эти радикалы, кого и как они вербуют, существуют ли предпосылки к новым терактам и являются ли мигранты угрозой безопасности России — на эти и другие вопросы в беседе с «Лентой.ру» ответил востоковед, эксперт Российского совета по международным делам (РСМД) Кирилл Семенов.

«Лента.ру»: Теракт в «Крокус Сити Холле» стал настоящим шоком. Насколько велика сегодня угроза исламского терроризма в России?

Семенов: Эту тему важно начинать с верно подобранных терминов. Почему-то в России принято называть данное явление исламским или исламистским терроризмом, но это не совсем верно. В данном случае мы говорим о салафитском джихадизме. Это идеология, которая возникла на фундаменте ряда радикальных исламских сект. Ее приверженцы призывают к всемирному джихаду, они не признают сложившегося мироустройства, существующих границ и вообще государства. В то время как исламизм встроен в сегодняшний мировой порядок — существуют исламистские партии и движения, которые занимаются легальной политической деятельностью и даже находятся у власти в некоторых странах.

Можно ли говорить, что в России действует сеть джихадистских террористических группировок?

Это сложный вопрос, потому что многие течения не объединены какой-то единой сетью. Это все разрозненные группы с радикальными взглядами. В этом и скрывается их угроза — они не контролируются никакими глобальными сетями. Это просто объединение с неким лидером, которое самостоятельно ищет пути для своей реализации и самоутверждения.

ФСБ часто сообщает о задержании членов группировки «Ат-Такфир валь-Хиджра» (запрещенное в России экстремистское международное религиозное объединение), но это все-таки просто такое течение, а не группировка. Они также очень разрознены.

Если мы говорим об объединениях радикальной салафитской направленности, которые действительно представляют угрозу и могут организовывать теракты, то на Северном Кавказе еще есть остатки «Имарат Кавказ» (запрещенная в России террористическая организация). В этом регионе остались люди, разделяющие такую идеологию. При этом сама организация давно разгромлена, а ее боевики перебрались на территорию Украины и действуют под другим флагом.

Еще раз напомню, что такие объединения очень сложно контролировать.

Какие факторы влияли на рост салафитского джихадизма в России в разные периоды?

После первой чеченской кампании группы салафитских джихадистов создали свои базы на территории Ичкерии (запрещенная в России террористическая организация) и пользовались покровительством ичкерийских сепаратистов. Именно тогда серьезно увеличивались риски терактов, потому что радикальные салафиты стали проводить из этих баз всевозможные атаки.

Что могло стать триггером сейчас?

На самом деле триггеров для террористических атак ИГ не существует. Невозможно по какому-то алгоритму просчитать, что скоро в той или иной точке произойдет теракт. Он может случиться, когда просто отдельные группы или конкретный человек решают продемонстрировать свой радикальный настрой.

Мы видим, что события в Газе никак не повлияли на активность организации в отношении, например, Израиля или его союзников. ИГ как проводило теракты против талибов, Ирана, так и проводит. Также добавились атаки против России, которая скорее критикует действия Израиля. Поэтому здесь триггеров никаких нет, есть в общем идеология насилия и жестокости. В эту организацию вступают люди, которым ислам как таковой не интересен. Они не пойдут искать оправдание расправе над сотнями людей в Сунне или Коране, потому что многие члены ИГ изначально не были в исламской среде и не соблюдали ее традиции. Они пришли в нее ради этого самого насилия, а не из-за своих религиозных ценностей.

Завершить всю эту череду насилия может лишь полное уничтожение и дискредитация «Исламского государства». Однако сейчас террористическая активность связана не напрямую с ИГ, а с действиями третьих стран, которые используют организацию как один из элементов террористических атак на Российскую Федерацию. В преддверии президентских выборов такие атаки были в Белгородской и Курской областях, потом в «Крокусе».

Считается, что членами джихадистских террористических объединений часто являются выходцы из среды мигрантов, это так? Их землячества действительно могут стать угрозой для безопасности людей?

Не имеет значения, о ком мы говорим: будь то мигранты, не мигранты, мусульмане и даже не мусульмане. Я уже говорил, что к этим радикальным взглядам могут прийти люди, которые вчера вообще были далеки от ислама, как актер Дорофеев, который снимался в российских сериалах, а потом неожиданно уехал воевать в Сирию на стороне ИГ. Мужчина никогда не был мусульманином и принял ислам уже после отъезда на Ближний Восток. Таких случаев было много, поэтому я не думаю, что здесь есть прямая взаимосвязь миграции и ИГ.

Именно сейчас для них выгодно использовать мигрантов. Хотя, конечно, для этого есть и объективные причины. Таджики совершают теракты в Иране, Турции и во многих других странах. Радикализация таджиков часто происходит из-за политики властей их страны, которые подавляют религиозную жизнь. Поэтому верующая молодежь уходит в подполье, в серую зону, что создает благоприятные условия для вербовщиков. Ранее похожая ситуация была в Узбекистане.

Как закрытость таких сообществ затрудняет оперативную работу с ними?

В данном случае это никак не влияет. Влияет, как я говорил, наличие серых зон, куда уходит молодежь и где она радикализируется. В нашей стране пытаются бороться с исламизмом при помощи закрытия мечетей и других мусульманских официальных организаций, где все находятся под контролем и наблюдением, таким образом как раз создавая эти серые зоны для радикализации. В то время как нужно проводить противоположную политику. Мечети, молельные комнаты, культурные центры должны существовать, чтобы официальные лица знали, кто их посещает и каких взглядов верующие придерживаются.