Индийский Варанаси называют «городом мертвых»: именно там происходит бесконечный процесс сжигания умерших индийцев. Гхаты Ганги (место спуска к реке) используются и для массовых сеансов помывки, и для ритуальных проводов усопших в другой мир. Фотограф Сергей Строителев — один из немногих журналистов, которому удалось не просто посмотреть на массовые сожжения издалека, а побывать в толпе индийцев и стать свидетелем полного цикла проводов. Специально для «Ленты.ру» Строителев рассказал об опасном путешествии и поделился эксклюзивными снимками.
По приезде в Варанаси в комнате отеля я сразу почувствовал запах гари — набережная Маникарника была совсем рядом. Это древнейший индийский крематорий, один из 84 варанасийских гхатов, — место, где, по преданиям, Вселенная сгорит в конце времен. Я давно мечтал снять священную кремацию, меня привлекала духовность, многогранность и сложность процесса, древние традиции и легенды, лежащие в основе ритуала кремации, и Маникарника стало идеальным местом.
Ранним утром по пути на набережную я продрался сквозь толпу местных, окутанных запахом марихуаны, быков, перепрыгнул не одну кучу навоза и почувствовал жар костров. В воздухе висел запах горящих тел и ароматических масел.
Я стоял и смотрел на этот праздник смерти, и он просто зачаровывал меня.
Как только я попытался достать камеру, толпа из касты неприкасаемых окружила меня, начала кричать и попыталась выхватить аппарат. Бумажка в бюрократическую полицию не сработала, поэтому мне пришлось договариваться с местными авторитетами, которые «держали» крематорий. На получение разрешения ушло несколько дней, мне пришлось не раз поговорить с толстобрюхим боссом, разъясняя свой интерес. Краснозубый от жевательного табака мужчина Кумар, которого приставили мне помогать, встречал меня каждое утро и пристально наблюдал за моей работой.
Следующие дни я снимал без проблем. Родственникам усопших было абсолютно неважно, что рядом с ними был человек с камерой. В момент ритуала они впадали в какое-то особое состояние и не замечали ничего вокруг. Безусловно, это горе, но также и радость за освобождение души умершего близкого. Это невероятный парадокс.
