Будущее становится еще ближе. А сращивание человека с машиной — уже не фантастика. Alphabet, материнская компания Google, совместно с GlaxoSmithKline занялась биоэлектроникой. С помощью миниатюрных вживляемых устройств это американо-британское СП намерено менять импульсы в нервных клетках и лечить астму, артрит и диабет.
В России тем временем преобладают приветы из прошлого вроде вспышек сибирской язвы в ЯНАО, а о страшной «обратной стороне» инноваций можно узнать разве что из кино. И пока по Первому каналу в «Полиции будущего» злокозненные корпорации создают армию киборгов с помощью нанотехнологий, «Роснано» рапортует о трехкратном увеличении убытков, вполне в духе старой ресурсной экономики ссылаясь на укрепление рубля.
Неудивительно, что главная отечественная антиутопия — не «наносолдаты» от Анатолия Чубайса, а истощение всех резервов, включая Фонд национального благосостояния (ФНБ). Антона Силуанова и его подчиненных слушают гораздо внимательнее любых футурологов. В полном соответствии с законами жанра, на смену категорическому неприятию минфиновских «страшилок» приходит покорность, и призывы резать все расходы, не дожидаясь финансовых перитонитов, воспринимаются уже как вынужденный реализм, а не безосновательный пессимизм.
Поэтому вместо повторной индексации пенсий в этом году вице-премьер Ольга Голодец предпочитает говорить об индексировании соцвыплат в 2017-м. А в перспективу 40-процентного сокращения бюджетных мест в вузах верится намного больше, чем в опровержения Минобрнауки.
Тут уже не до жиру, когда главная «подушка безопасности» вот-вот развеется в прах, как память о беззаботных годах нефтедолларового изобилия. Никто не хочет, как пел Высоцкий, правнуков оставить в дураках. Или даже внуков. Ведь предупреждает Дмитрий Медведев — нельзя увеличивать зарплаты и пенсии, не рискуя «пустить по миру всю страну, обанкротить государство и уничтожить бюджет».
Но печальный парадокс в том, что как раз практикуемые правительством подходы и рискуют оставить следующие поколения в дураках.
«Россия — страна с латиноамериканскими социальными разрывами, а бюджетное место позволяет их преодолевать хотя бы в образовании: оставляет шанс одаренному молодому человеку из глубинки и малообеспеченной семьи, набрав необходимые баллы по ЕГЭ, попасть к нам и стать звездой», — пишет декан экономического факультета Александр Аузан в недавней колонке, опубликованной «Лентой.ру».
«Латиноамериканские разрывы» никуда не исчезают, а наоборот — увеличиваются, о чем свидетельствуют свежие данные Росстата. У десятой части наиболее обеспеченных сограждан — 29,4 процента суммарных денежных доходов. У десятой части самых бедных — лишь 2,1 процента национального богатства. В этой ситуации высшее образование, становясь все менее бюджетным (читай — доступным), не просто снижает вероятность появления новых ломоносовых, а равно и быстрых разумом джобсов и масков. Останавливая едва ли не единственные доступные социальные лифты, государство превращает потенциальных и несостоявшихся звезд в искры, из которых может разгореться отнюдь не научное пламя.
Казалось бы, Голодец подстелила соломку и подсластила пилюлю: «В ближайшем будущем пропорция в экономике будет меняться в сторону увеличения доли людей без высшего образования». Дескать, не печальтесь из-за прикрытия вузовского «окна возможностей» — не факт, что диплом поможет вам найти работу. Только вот самозанятость, не говоря уже о создании рабочих мест для других, человеку с университетским багажом обеспечить намного легче, нежели тому, чей кругозор ограничен школьной программой. Особенно в свете зацикленности школ на количественных, а не качественных показателях. Тем более, судя по недавним медведевским заявлениям на «Территории смыслов», финансовое благополучие педагогов — дело рук самих педагогов.
Иными словами, экономя на вузах сегодня, правительство не минимизирует будущие риски, но, напротив, увеличивает их. Причем и финансовые, и политические. Чем стремительнее люмпенизируется население — тем дороже обходится стабильность, вне зависимости от того, что лежит в ее основе — социальные «пряники» или силовой «кнут».
Собственно, каждый родитель, выкладывающий круглые суммы на обучение чада, пусть интуитивно, но руководствуется сходными соображениями. Отпрыск, не получивший никаких знаний и навыков, — прямая угроза для семейного благополучия. В лучшем случае будет сидеть на шее мамы с папой до их смерти. В худшем — промотает и распродаст все, нажитое предыдущими поколениями.
С этой точки зрения отказ вкладывать в ребенка то, что копится на «черный день», лишь приближает наступление такого дня. И если в России роль подобной «заначки» выполняет ФНБ, не следует ли вложить его сейчас в образование и компенсировать затраты, связанные с сохранением нынешнего числа бюджетных мест?
Теперь все реже вспоминают, что ФНБ создан для «обеспечения сбалансированности (покрытия дефицита) бюджета Пенсионного фонда Российской Федерации». Индексации проводятся за счет накопительных пенсионеров или не проводятся вовсе, но не за счет ФНБ. Заметно сократилось и количество «строек века», куда предполагалось тратить средства Нацфонда.
Его явно берегут на будущее, стараясь не расходовать ни на прошлое, ни на настоящее. Ни на пенсионеров, ни на мигрантов — главных получателей любых инфраструктурных инвестиций. Но вложения в образование — это и есть инвестиции в будущее. Причем свое, не чужое. Пожалуй, самая эффективная страховка, обеспечивающая стабильность элитам и развитие стране. При желании можно и возвратность средств обеспечить — например, разместив в пользу ФНБ специальные долговые бумаги, чей купон был бы привязан к роялти по изобретениям, сделанным в российских вузах.
Разумеется, хеппи-энда все равно не будет. На смену одним вызовам непременно придут другие. В том числе и те, о которых предупреждают западные футурологи и массмедиа. А ведь киборги ничем не лучше варваров. Нюанс в том, что не попасть в рабство к машине, а также отличить подлинного инноватора от шарлатана, успешно вытягивающего деньги из казны или «лохов»-инвесторов, способен лишь человек, обладающий высшим (во всех смыслах этого слова) образованием.