Россияне в большинстве своем, по аналогии с собственной страной, видят Украину как единое пространство культуры, традиций, будущего, связанное общностью переживаний, оценок. Привносится элемент классицизма, проступающего в самой России сквозь постмодерн 2000-х — единство времени, места и действия. Действительно, русский откуда-нибудь из Иркутска сможет без всяких изъятий из менталитета и необходимости перестраивать свой взгляд на ход вещей обосноваться в Севастополе, Брянске, Донецке, Москве. Приезжего в нем опознают лишь по диалектной фонетике, воспринимаемой как признак своеобразия, а не как недостаток, — в остальном же на новом месте все окажется восхитительно своим, не требующим сколько-нибудь заметных усилий для адаптации к новой культурной среде обитания.
На Украине ситуация принципиально иная. Там славянские общности в различных районах страны в значительной степени самобытны. У каждой своя история, свои ценности и приоритеты.
К примеру, историческая Слобожанщина — приграничный край России, где казаки, неся сторожевую службу по охране южных границ, пользовались особыми вольностями. Само название — от слова «слобода», которое в свою очередь восходит к свободе. Здесь независимость, неподконтрольность и идея служения — суть местного своеобразия. Галиция была сформирована совсем иной государственной традицией. Львов сегодня превратился в своего рода идейного лидера Украины, сумевшего за 20 с лишним лет вывести концепцию антироссийского партизана на уровень общегосударственной идеологии.
Галиция — область со сложной историей, которую можно считать летописью капитуляции. Побывав под Польшей, Литвой, сопротивляясь на протяжении веков чужеземцам, Галиция в итоге вошла в состав Австро-Венгрии, чьи власти в конце позапрошлого и начале прошлого века приложили колоссальные усилия для возникновения национальной доктрины, провозглашавшей борьбу с Россией и русскими основной целью украинства. Это можно понять — формирование буферной нации было продиктовано тогдашними интересами Австро-Венгрии. Проект увенчался успехом. Зерно пало в уже лишенную воли к сопротивлению и зараженную ненавистью почву. Из галицийского семени выросла сегодняшняя Украина. Но бандеровская партитура не способна при всем желании отменить иного музыкального строя — балалаек, гармошек, пустоголовых черепов, на которых можно отбарабанить звонкую чечетку, какофонии, сопротивляющейся заунывному чину органа.
Волынь, Закарпатье, Буковина, Малороссия, Поднепровье, Новороссия продолжают тянуть собственные мелодии, законсервированные своей особостью.
В гомогенной России такой культурный разброс наблюдается лишь в национальных автономиях, традиции, быт, вера которых не смыкается с образом жизни русского населения, хотя в большинстве случаев и не противоречит ему. Это просто абсолютно отдельные, непрозрачные в силу своей архаичности, культурные и социальные модели существования малых народов.
После развала СССР на Украине волевым, насильственным образом была начата расконсервация самобытности различных регионов с тем, чтобы привести их к общему знаменателю. Эти попытки перекосили реальность так, что сегодня провести точные границы — где заканчивается одна Украина, начинается вторая, третья, четвертая и пятая — не в состоянии даже сами граждане страны. Далеко не всегда они могут точно понять свою идентичность, соотнести ее с заданными историей органичными смыслами.
Кто мог подумать еще 10-15 лет назад, что русский Киев с энтузиазмом лишившегося памяти и совести человека примет национальную идею, выпестованную и экспортированную Галицией, — только для того, чтобы никто не «увел» у него право распоряжаться политическим мейнстримом? Мой приятель из Донецка в первые месяцы войны плевался — раньше он был уверен в ментальной тождественности расположенных рядом Днепропетровска и Донецка, полагая, что эти два города представляют собой единое социокультурное целое: одинаково мыслят, переживают, дышат одним воздухом. Я помню, как он нервничал, когда на его глазах Днепропетровск закрутил еще одну националистическую карусель, разгоняемую вопреки здравому смыслу в том числе и еврейским капиталом.
Но не только города перепутали места на карте, вдруг становясь не собой. Чересполосица ложной идентичности накрыла всю Украину, не щадя и расово верных территорий! Года три-четыре назад меня пригласили на свадьбу в село, расположенное километрах в ста от Львова. Это были самые бандеровские углы, где и до сих пор лозунги «Слава героям!», «Героям слава!» — не новомодные речевки, а исполненные глубочайшего смысла заветы тех, кто выходил на охоту за собственной смертью во имя родины. В соседней деревне убили генерала Ватутина, памятник которому стоит в Донецке. Но люди вокруг говорили на обычном малороссийском суржике, таком же, как и в Краснодарском крае, а уже через два села звучало сложное галицийское наречие с множеством заимствований из польского, чешского и немецкого языков.
Вспомним о граничащем с Волынью и Галицией Закарпатье, которое числит в своих ближайших родственниках Словакию и Венгрию. Бандера и Шухевич оказались плохими альпинистами — покорить карпатские склоны им точно не удалось. Здесь их не считают героями.
Сегодняшняя гомогенность Украины в значительной степени достигнута за счет войны и продуцируемого ею националистического угара. Мифы о российской оккупации, об ордах криминальных банд на Юго-Востоке, о близкой Европе, где давно уже были бы, если бы не мешал враг — вся эта галопирующая мишура занавесила региональный индивидуализм.
Но националистический шабаш при валящейся экономике не может продолжаться бесконечно. Ему положены временные пределы, что неизбежно следует из тяжелого опыта тех же Азербайджана и Грузии. Чувствительность граждан Украины к националистической риторике, мобилизационным лозунгам снижается, а рано или поздно свернется до состояния скорбного бесчувствия. Утрата веры в национальную идею, как она сформулирована нынешней властью — победить в войне с Россией и за счет этого стать Европой, приведет к тому, что единственное завтра территорий — это возврат к самобытности и признанию ее приоритета над идеей единой Украины. Фактически речь пойдет о распаде страны — с той или иной скоростью — на квазисубэтнические образования.
Предотвратить это можно только одним способом — все-таки пусть на излете, уже в терминальной стадии провести федерализацию, в которой Украина нуждается в куда большей степени, чем Российская Федерация. Понятно, что не нынешняя власть, которая даже мысли об этом не допускает, дарует регионам волю и самостоятельность. Это будут другие люди — понимающие, как важно найти формулы совместимости людей с разными взглядами, верой, культурной и государственной традициями для жизни сообща без драк и скандалов.
Я почему-то уверен, что Киеву европейской терпимости придется учиться у Донбасса, где наработан хороший опыт мирного сосуществования этносов, культур, религий и умения воспринимать любые различия как приобретение, умножение себя на чужое. В какой форме произойдет заимствование, я не знаю. Мне кажется, достаточно будет просьбы о помощи. Донбасс не злопамятен, а у Украины нет другого выхода, кроме как рано или поздно стать одним большим Донбассом.