Чем сильнее раскачивает рубль и чем больше скрипит экономическое судно — тем громче предложения о кардинальной смене или, на худой конец, о значительной корректировке выбранного курса. Разброс советов, как всегда, поражает: одни ратуют за закручивание всех гаек, другие — наоборот, за открытие всех, даже пока наглухо задраенных люков и задвижек. Но еще больше шаблон разрывается, когда заклятые оппоненты начинают вторить друг другу.
Например, первый зампред ЦБ Дмитрий Тулин, по данным агентства Bloomberg, совсем не против введения ограничений на движение капитала. Хотя руководство главного банка страны придерживается прямо противоположной точки зрения, о чем еще раз заявила другой центробанковский первый зам Ксения Юдаева.
Примечателен здесь не только факт раскола в главном банке страны, который, впрочем, не получил никаких официальных подтверждений. А смену руководства пресс-службы ЦБ если и можно считать дополнительным признаком подковерной борьбы на Неглинной, то очень и очень косвенным.
Исходя из информации Bloomberg, Тулин фактически солидаризируется с президентским советником Сергеем Глазьевым. И не то чтобы первый зампред ЦБ до сих пор был завзятым либералом, но как раз дирижистские подходы Глазьева он в своих статьях жестко и убедительно критиковал.
Нынешняя смена тулинской концепции вряд ли объясняется сугубо конъюнктурными соображениями. Точнее — конъюнктура здесь, конечно, присутствует, но скорее экономическая, нежели аппаратная. Рецессию без дешевых кредитов не остановить. А Банк России не может опустить ключевую ставку из опасений, что «дармовые» рубли отправятся не в реальный сектор, а прямиком на валютную биржу, еще сильнее обваливая обменный курс.
Однако прагматизм первого зампреда ЦБ выглядит убедительнее глазьевских рассуждений о «спекулятивном ветерке с Запада». Поэтому не одним лишь банкирам и «участникам внешнеэкономической деятельности», а всем гражданам, рассчитывающим пережить смутные кризисные времена, переводя рублевые накопления в валютные, впору всерьез задуматься. Любые ограничения на движение капитала скорее рано, чем поздно отразятся на благосостоянии рядовых долларовых и евровых рантье.
С одной стороны, вполне логично: страна входит в рецессию. И если родина в опасности — значит, всем придется раскошелиться. Франклин Рузвельт начал борьбу с Великой депрессией с принудительного изъятия золотых слитков у населения. Этот указ не обрадовал американцев, но в историю Рузвельт вошел как победитель тяжелейшего экономического кризиса.
Правда, США тридцатых годов XX века и Россия десятых годов XXI века — это две большие разницы. Одно из основных отличий — в ориентации экономики. В России основные доходы приносит экспорт, главным образом — сырьевой. В лучшем случае в качестве альтернативы ему рассматривается транзит. Точнее, рассматривался.
«Жесткая посадка» Китая вслед за ссорой России с Западом и падением нефтяных котировок делает одинаково фантомными и планы построения «энергетической сверхдержавы», и инфраструктурные «стройки века». Спрос на российские нефть и газ будет не намного выше потребности в российских услугах по транспортировке товаров из Поднебесной в Европу и обратно. Неслучайно Владимир Якунин, один из основных инициаторов модернизации БАМа и «Транссиба» и строительства высокоскоростной магистрали Москва — Казань, ушел с поста президента РЖД как раз на фоне китайского фондового обвала.
Александра III с его пассажем про двух самых надежных друзей России — армию и флот — не цитирует лишь ленивый. Но независимая и сильная экономика обусловливает политический суверенитет в не меньшей степени, чем военная мощь. А когда «национальные чемпионы» делают ставку на зарубежных покупателей — западных или восточных, не суть важно, — обрести подлинную экономическую независимость никакие финансовые границы не помогут.
Тем более что борцы со злокозненными международными биржевыми спекулянтами крайне редко обозначают финальную цель своих предложений. Для чего создавать режим наибольшего кредитного благоприятствования реальному сектору? Чтобы отечественные производители могли минимизировать издержки и исправно пополняли свои счета дефицитной валютной выручкой, невзирая ни на какие колебания внешней конъюнктуры? Или все же для того, чтобы они насыщали сравнительно недорогими, но качественными товарами внутренний рынок? Вторая цель представляется более соответствующей текущему моменту. Однако не очевидно, что ради такой «капитализации» производителя необходимо «девальвировать» потребителя.
Ведь создать емкий национальный рынок сбыта невозможно без в меру обеспеченного и образованного населения. Того, которое способно платить, но именно за качественный уровень жизни. От малообразованных нуворишей или нищих интеллектуалов в этом плане толку мало. От люмпенов — еще меньше.
Поэтому попытки принудительно «распечатать» личные стабфонды сравнительно удачливых сограждан ради «общего дела» или не позволить им впредь пополнять эти авуары столь же контрпродуктивны, сколь и борьба с «чрезмерной образованностью». Можно, конечно, упрекать людей в нежелании думать о вечном и стремлении жить богато и благополучно. Но такие упреки, по большому счету, ничем не отличаются от претензий, предъявляемым государствам, пытающимся во что бы то ни стало сохранить свой суверенитет.