Единодушное одобрение и не менее единодушное отрицание бывает, по мне, только в кино. Читаю российские источники, украинские, по мере сил перевожу статьи с немецких информационных сайтов. Хрен чего поймешь, извините за выражение. Даже с одной стороны баррикад прет сплошной разнобой мнений. Чтобы особо не путаться, я пытаюсь использовать древний метод: «Ищи, кому выгодно». Но, видно, не хватает у моей соображалки стратегической глубины. Взять хоть те же санкции, сделанные из бумерангов. Никому же от них нет удовольствия. Ан нет, все одно — вводят. Типа, назло маме нос отморожу.
А ведь простым людям — я нормальных имею в виду, если что — уже надоело это все. Наглядный пример я получил совсем недавно.
Есть у меня здесь, в Баварии, подружка-медсестренка. Познакомился я с ней, когда лежал в местной клинике на первой операции. Врачи, когда узнали, что я русский и по-немецки ничего толком понять не могу, позвали девушку лет сорока. Она и переводила. Впоследствии я выяснил, что Ольга приехала в Германию из Казахстана вместе с мужем 15 лет назад.
У ранних переселенцев отношение к поздним… я бы сказал, так себе. Если поздние, услышав русскую речь, расцветают и кидаются к незнакомым людям, как к родственникам, то ранние говорят по-русски только в случае крайней необходимости. А с поздними — технично держат дистанцию. Именно поэтому Оля старалась пореже заходить ко мне в палату. Но, в конце концов, отношения наладились. Как она потом рассказывала, я ее купил тем, что ничего не просил и ни на что не жаловался. А когда она узнала, что я человек пишущий, сразу начала перечислять сайты, на которых публиковались ее стихи. В общем, подружились.
И вот шлепаю я как-то на днях по центральной площади нашего городка — и кто-то аккуратно берет меня за рукав. Поворачиваюсь — во, Оля!
Сели за столик, которых там полно, она взяла кофе, я — сок. Сначала так болтали — хи-хи, ха-ха… А потом ее вдруг прорвало. Сурово так спросила, знаю ли я о том, что на Украине происходит? Я малость остолбенел. Думаю про себя: а она-то каким боком этого касается? Сама из Казахстана, живет здесь уже сто лет. Не замечал я за ней раньше вселенской скорби по всему человечеству. А вслух спросил: может, у нее там родня? Оля так досадливо поморщилась: типа, нет у нее там никого, но я должен понимать, что война оттуда и дальше пойдет! Спросила, слышал ли я, что во Франкфурте творится? И заявила, что это копия… этого… Майдана! Схватила чашку, сделала глоток, видно, обожглась и даже привстала от возмущения. Начала громко мне втолковывать — люди на шум головами закрутили, — что даже если у нее нет там родственников, то это не значит, что ей все равно. И что эти Рембо пусть друг в дружку стреляют, сколько им влезет, но нечего по детям ракетами стрелять! Не должны обычные мирные люди умирать из-за идиотов!
Я увидел, что глаза у нее уже на мокром месте и сунул ей свой сок — типа, на, охладись. Оля выпила сок, достала из сумочки сигареты. Я щелкнул зажигалкой. Она глубоко затянулась несколько раз подряд. И рассказала мне: «Мы с мужем каждые выходные ходим в гости. Или у себя принимаем. Так вот, с той поры, как все это началось, с половиной, наверное, друзей переругались. Ну, одна пара — там понятно. Там муж — фашист натуральный. Рад без памяти, пусть, говорит, они там все друг друга перестреляют. Я психанула, и мы ушли. Да мы и ходили только что Клара — моя подружка, вместе работаем. Но вот когда были… ну, ты все равно их не знаешь. В общем, с работы мужа… гад один. Так он, представляешь, совершенно хладнокровно рассуждал. О том, что планета перенаселена, что если люди не умеют использовать то, что дала им природа, они должны уйти и уступить свои территории тем, кто способен из них извлечь максимум пользы. Тьфу, дословно запомнила. Я у него спросила: а сам он пойдет воевать? А он так же хладнокровно: а почему я должен идти? На это, говорит, есть армия. А я — менеджер. Тут и мой не выдержал. Встали, ушли».
Оля махнула официанту, и тот принес еще два сока. Я почесал бороду: «Значит, вот такой здесь настрой?» Оля оскорбленно выпрямилась: «С ума сошел?! Это — выродки! Они везде есть. А нормальные люди хотят спокойно жить! Все хотят! И уже только полным идиотам непонятно, что отдельной спокойной жизни не может быть. Война — вот она, рядом! Ты что, не видишь?» Я вздохнул: «То, что она рядом, это я вижу. Но сделать ничего не могу. Я там с костылями никому не нужен».
Оля искоса глянула на меня: «Господи! Да не о тебе речь. Мы вот тоже ничего сделать не можем. У нас в клинике много врачей-эмигрантов — ты же знаешь. Со всего света. Тоже неспокойно им. Если из Франкфурта дальше пойдет — одному Богу известно, чем это все кончится. Все надеются на правительство. И ругают санкции. Два врача, кстати, воевать уехали туда». Я поинтересовался: «А за кого?» «Да откуда я знаю. Главное, я слышала, что письма приходить перестали от них». «Оль, ты говоришь, санкции ругают. А каким боком они врачей-то коснулись?»
«Да никаким, в принципе. Просто говорят, что с Путиным надо договариваться, а не злить его. Хаким (есть у нас ортопед), он сказал, что доведут Путина до бешенства, он скомандует — полетят из России ракеты во все стороны. Даже, говорил, если половину посбивают, второй половины всем хватит». Я похлопал ее по руке: «Знаешь, ты уж жути-то особо не нагоняй. По мне, Путина до бешенства довести — у них у всех кишка тонка. Это не Обама какая-нибудь. Я так чувствую, что дело и кончится тем, что все договорятся. Только… только вот за какой хрен столько народу положили. И еще ведь положут. Ну, Бог даст, ответят, кто это затеял».
Оля по-католически перекрестилась: «Амен». Потом оглянулась и придвинулась ко мне поближе: «Борь! Никому не расскажешь? Это, вообще-то, не тайна, но… В общем, мы с девчонками собрали деньги и перевели их… ну, в интернете счет нашли… для Донбасса». Я поцеловал Оле руку: «Молодцы. Дай Бог, чтобы они дошли туда, куда надо. А почему не рассказывать?»
«Сказано в Библии — сотворил доброе дело, так не труби об этом на перекрестках. Да и наши главные… Кто знает, что у них на уме». Я засмеялся: «Ох, жизнь наша… поломатая и колесами переехатая…» Тут Оля глянула на часики и вскочила: «Ой, опаздываю! Ладно, Борь, я побежала. Не проходи больше мимо!» И действительно — побежала.
А я допил свой сок и побрел к остановке буса. Н-да, думаю. Вот девчонка — я ее три года знаю. Раньше все разговоры были только об отдыхе во всяких Испаниях-Грециях, да о своих дамских стишках — типа, «хрустальная капля упала с ресницы коровы». И вот вам — пожалуйста. Уж если ее допекло происходящее…
Ох, достукаются правители…
Хоф, Бавария