В российском политическом лексиконе есть, как минимум, два слова, которые непосредственно связаны с трагически погибшим Борисом Немцовым и при этом нередко употребляются в негативном ключе. Это «олигархи» и «либералы».
«Олигархов» сам Немцов в 1997-м фактически вернул из небытия академических штудий, вдохнув в этот термин новую жизнь на фоне схватки за «Связьинвест». Появившееся годом ранее доморощенное обозначение «семибанкирщина» было скорее ситуационным, быстро утратив точность и выразительность. Тогдашние главные немцовские недруги — Борис Березовский и Владимир Гусинский — интересовались уже отнюдь не только банковским бизнесом. А в умении конвертировать деньги во власть — собственно, то, что является отличительным признаком олигарха, — им трудно было найти равных. Крупный бизнес из порождения рыночных реформ превратился в одно из главных препятствий для дальнейших преобразований. Поэтому первые нападки на олигархат в России начались не слева, а справа.
Правда, позднее олигархом в российской глубинке стали именовать любого мало-мальски зажиточного земляка. А желтая пресса награждала этим титулом каждого долларового миллионера, имевшего неосторожность попасть под прицел папарацци или закрутить роман с какой-нибудь фотомоделью. Хотя после эмиграции Бориса Березовского и отправки в колонию Михаила Ходорковского олигархов в полном смысле этого слова в стране как раз не осталось. А те, кому посчастливилось сохранить свой бизнес, или, наоборот, выгодно продать его, — завсегдатаи первых строчек рейтингов Forbes — миллиардеры, крупные собственники, но не олигархи.
Зато примерно в это же время — ближе к середине нулевых — на арену вышли системные либералы (сокращенно — сислибы). Они были против чрезмерного госвмешательства в экономику, выступали за предоставление максимальной свободы бизнесу, СМИ и развитие институтов гражданского общества, но, в отличие от некоторых своих единомышленников, не считали нужным уходить в жесткую оппозицию действующей власти.
Неформальным лидером сислибов стал Анатолий Чубайс. А Борис Немцов — его бывший коллега по черномырдинскому правительству и соратник по СПС — вполне мог считаться главным несистемным либералом.
Усмешка истории — плодами немцовской борьбы с олигархами воспользовались совершенно другие силы. Из этой борьбы сумели извлечь свой профит даже сами бизнесмены. По крайней мере те из них, кто согласился отдать олигархические «скипетры и державы» без боя, но в обмен на хорошие отступные. И эта премия оказывалась тем больше, чем больше у соискателя было возможностей (реальных или декларируемых — это второй вопрос) влиять на несистемную оппозицию.
Миллиардеры лишились классических рычагов воздействия на текущие политические процессы, но никто не мешал им использовать старые, сохранившиеся еще с ельцинских времен связи. А общительный Борис Немцов невзирая на прежние конфликты поддерживал отношения со многими экс-олигархами. Оппозиционный политик гостил у Владимира Потанина в его пансионате «Павловская слобода». Михаила Фридмана и Михаила Прохорова видели на немцовских юбилеях.
Такая конструкция обеспечивала власти и оппозиции сравнительно мирное сосуществование, а госкапитализм гарантированно избавляла от попыток принудительного демонтажа. Иными словами, служила фундаментом политической и экономической стабильности — главного достижения нулевых.
Но у этого благоденствия были «встроенные» риски, связанные с ростом — и количественным, и качественным — городского среднего класса. Клерки, рантье, креаклы обросли достаточным финансовым жирком и опытом зарубежных поездок и больше не желали спокойно взирать на разрастание государства не столько полицейского, сколько коррумпированного.
Немаловажен и пресловутый деловой климат. Поскольку «равноудалением олигархов» с некоторых пор считал нужным заниматься начальник и силовик любого уровня вплоть до главы управы и участкового.
Кризис 2008-2009 годов лишь усугубил прежние поводы для недовольства и дал новые. Но технологии «управляемой демократии» не сильно изменились. А после того как потерпела фиаско попытка Михаила Прохорова реанимировать «Правое дело» и вернуть праволиберальную повестку в большую политику, у образованных и состоятельных горожан не оставалось иного выхода, кроме как «рассердиться» и выйти на улицы.
До майданных сценариев дело не дошло. Большинству протестующих было что терять в случае, если бы «мимимитинги» переросли во что-то более радикальное. Однако от этого трещина во взаимоотношениях между властью и новыми российскими буржуа меньше не стала. Как нередко бывает в семейных конфликтах, когда супруги, предпочтя молчанкам и косым взглядам открытое выяснение отношений, не возвращаются к былой идиллии, а еще больше отдаляются друг от друга. А дальше — взаимный троллинг, интрижки на стороне, вовлечение в конфликт остальной родни и т.п. И только одно может спасти стремительно разваливающийся брак — угроза, одинаково болезненно воспринимаемая обоими супругами и неустранимая без консолидации их усилий и хотя бы «водяного перемирия».
В российской политике роль такого предупреждающего зуммера сыграло убийство на Москворецком мосту. Что бы ни говорили пропагандисты и кликуши с обеих сторон, ни власть, ни оппозиция не готовы платить любую цену за свой успех. Кому-то достаточно кровавых прецедентов из отечественной истории XX века. Кто-то получил «прививку» благодаря событиям на Украине. Кто-то прекрасно осознает, что кровь окончательно похоронит шансы построить единую Европу от Лиссабона до Владивостока. Ведь безусловная ценность человеческой жизни — один из базовых принципов европейской цивилизации.
Но последняя февральская ночь 2015 года показала, что в стране есть силы, и весьма могущественные, для которых подобных сдерживающих факторов не существует. Что «последняя черта» — уже далеко не фигура речи, призванная увеличить количество лайков и перепостов.
В этом плане призыв Анатолия Чубайса — «Всем надо остановиться» — очень напоминает знаменитое ельцинское «Берегите Россию». Чубайс — едва ли не единственный из сегодняшних госслужащих «категории A», кто не понаслышке знает, как развивались события в 1993-м и сколь быстро страна может оказаться в шаге от полномасштабной гражданской войны.
Другое дело, что поляризацию в обществе декларативно остановить не менее сложно, чем, скажем, девальвацию. Хотя запустить оба процесса как раз, наоборот, очень легко. Ожидать, что рабочие «Уралвагонзавода» или лидеры «Антимайдана» проникнутся любовью к завсегдатаям «Жан-Жака» и «Пушкина» — бессмысленно. Даже если из официальной риторики и публицистических передач на госканалах исчезнет определение «пятая колонна» применительно к носителям праволиберальной идеологии.
Наверное, дабы перестать быть париями и выйти из идеологической резервации, либералам, креаклам и олигархам стоит вспомнить про свои корни. Большинство из них — выходцы из интеллигенции, технической или гуманитарной, не суть важно. Важнее, что это та самая «прослойка», которую так ненавидели радикалы всех цветов и которая, тем не менее, стремилась противостоять хаосу и вытягивать народ из мрака злобы и бескультурья даже в самые неподходящие для этого времена.
Сегодня времена вполне «вегетарианские». Пока, во всяком случае. И многое зависит от того, как единомышленники и последователи Бориса Немцова отреагируют на произошедшую трагедию. Хорошо, что почтить его память пришли десятки тысяч человек. Хорошо, что акция несистемной оппозиции в центре Москвы не обернулась провокациями, столкновениями с полицией, массовыми задержаниями и т.п. Но число тех, кто презрительно усмехался, глядя на телевизионную картинку с траурного марша, наверняка было сопоставимо с количеством участников воскресного шествия. А пока в стране есть те, кто радуется смертям, — либеральную миссию нельзя считать выполненной.