Не так давно газета «Вашингтон пост» опубликовала комментарий к социологическим опросам «Левада-центра» и исследованиям американских социологов по поводу рейтинга Владимира Путина.
Авторы статьи с удивлением констатируют, что российский президент за год приобрел сторонников среди тех, кто не голосовал за него на выборах 2012 года и не поддерживал его политику ранее. Американские социологи и журналисты как могут пытаются объяснить такое изменение социальной базы российского президента. Впрочем, им не удалось придумать ничего лучше, чем повторить в очередной раз, что «русские сплотились вокруг флага».
Комментарии «Вашингтон пост» представляют интерес не из-за информации, в них содержащейся, а, как раз наоборот, потому, что, несмотря на обилие эмпирических данных, эти комментарии абсолютно не информативны. И дело здесь не в недобросовестности самих комментариев или тех исследований, о которых идет речь в статье. И то, и другое сделано на совесть. Беда в инструментарии.
Так, американские исследователи упорно говорят о двух слоях нашего общества, противоположных по политическим взглядам. Образованные, процветающие городские россияне (educated prosperous urban Russians) рассматриваются как единая социальная группа, находящаяся в объективной оппозиции по своей социально-политической культуре более бедным и малообразованным сельским жителям (poorer, more rural less-educated Russians). Последних американские социологи рассматривают как традиционных избирателей президента Путина (his traditional constituency).
Но понимание образованного класса как единой социальной группы с общими интересами и образом жизни более или менее справедливо для обществ XIX – начала XX века. А сегодня XXI столетие на дворе, и образование гораздо доступнее, образованные слои многочисленнее и, следовательно, много разнообразней. В России по данным переписи населения 2010 года, более 20% людей старше 15 лет имели высшее образование, среди тридцати-тридцатипятилетних вуз закончили 27% мужчин и 37% женщин.
Для формирования социальных ожиданий и политических предпочтений гораздо больше, чем образование, важно положение индивидов и групп на рынке труда. Высокообразованный научный или педагогический работник бюджетного учреждения вряд принадлежит к той же социальной группе, что менее образованный, но часто более высоко оплачиваемый банковский клерк или менеджер нефтяной компании. Средняя заработная плата в сфере образования в 2013 году составляла около 23,5 тысяч рублей, в нефтяной и газовой отрасли – 64,7 тысяч рублей. Разница же в средней зарплате работников с высшим образованием и не окончивших даже среднюю школу чуть меньше двух раз (38,2 тысяч и 19,9 тысяч рублей). А есть еще и различие по условиям труда, по формам и видам занятости – на государственном или частном предприятии; – полная, неполная занятость, фрилансеры, самостоятельные работники.
Горожане и сельские жители как две противоположные по мировоззрению группы тоже из прошлых веков. Город и в наши дни динамичней села, но и село сегодня вовсе не такое «хранилище традиций», как его пытаются представить некоторые отечественные и западные социологи. Большая надежда на центральную власть в сельских районах и малых городах формируется, скорее, как результат сочетания неразвитости местного самоуправления, беспомощности местной власти и значительно большей запущенности социальной инфраструктуры.
Голосование за «Единую Россию» на селе происходило, в основном, по двум причинам. Во-первых, кандидаты от партии власти, как правило, обладали реальными возможностями и ресурсами для того, чтобы навести в районе или городе относительный порядок. Что они и делали перед выборами. И люди голосовали за них, скорее, как за лучших «прорабов», чем как за представителей власти, выразителей определенной политической тенденции. Ну, и во-вторых, на селе больше возможностей для использования на выборах административного ресурса. Хотя первый фактор мне представляется более значимым.
При всем том сельского населения в России просто количественно недостаточно, чтобы обеспечить тот уровень поддержки Путина, который мы наблюдаем на выборах. И даже если приписать сюда жителей малых городов, это картину радикально не изменит. В том-то и дело, что с самого начала основной электорат власти находился именно в городах (где проживает большинство населения России), но американские социологи не хотят этого видеть просто потому, что это не укладывается в их схему, придуманную задолго до начала исследования.
«Рассерженные горожане» (the “angry urbanites”), о которых пишет «Вашингтон пост», выходили на митинги протеста в разных местах и, что гораздо важнее, по разным поводам. В Москве на улицу вышел тот самый обожаемый либеральными социологами «креативный класс», который хотел большей политической свободы, но не мог и не хотел предъявить власти внятных претензий по поводу социальной и экономической политики. Он во многом и стал порождением этой политики, и хотел лишь её радикализации. В провинциальных городах люди выходили, напротив, протестовать против реформ образования, здравоохранения, социального обеспечения. Этот протест был гораздо более скромным по масштабу, но более радикальным по содержанию. Он не смог оформиться политически, но во многом способствовал тому, что деятельность российского правительства сдвигалась в сторону чуть большей социальности.
И «провинциальные горожане» это оценили. А оппозиция эти настроения масс не уловила совсем. Её лидеры заговорили было о необходимости «ввести в программу социальные требования», но так и не справились с этим. Не нашли, наверное, куда вводить.
Российскую оппозицию подвела та же самая методологическая ошибка, что и американских социологов. И те, и другие полагают, будто «процветающие, успешные люди» не нуждаются в социальном государстве и непременно являются сторонниками радикальных рыночных реформ, так как обязаны своим благополучием только самим себе. Это, однако, не подтверждается фактами нигде, не только в России. В Скандинавии социологи и публицисты констатировали, что за сохранение социального государства выступают в первую очередь представители среднего класса. В США против социальных законов голосуют преимущественно бедные и менее образованные слои.
В современном мире развитое социальное государство не только защищает «слабых», оно создает поле и условия для активности и достижений «сильных». Наука, образование, культура, спорт, медицина нуждаются в государственной поддержке, могут по-настоящему развиваться только при наличии сильного социального государства. Так что как бы не преуспевали люди в этих областях, они являются во многом порождением и продолжением социального государства.
Повторяя на все лады, что русские «сплотились вокруг флага» (typical in rally-round-the flag-effects), американские исследователи никак не могут понять, что рост поддержки курса президента имеет несколько источников. И имперские настроения, «патриотический угар» не играют здесь заметной роли. Агрессивно-патриотические настроения также вовсе не так значительны, как о них пишут. Гораздо важнее то, что люди вдруг увидели, как что-то делается не в интересах немногих, а для защиты большинства, во имя государственных интересов. По крайней мере, так оценили и присоединение Крыма, и позицию России по Украине большинство россиян.
Думаю, пока мы наблюдаем не осознанную уверенность и поддержку, а некий взлёт надежды. Надежды на то, что в политике власти наметилась тенденция некой стратегии, ориентированной на общенациональные цели. Сказалось и то, что Россия выступила на мировой арене уверенно и самостоятельно чуть ли не впервые за последние 20 лет. Важно и то, что Россия в глазах её граждан оказалась как бы на стороне справедливости, выступая против антисоциальной политики Украины. Правда, проблема тут в том, что и сама Россия последние годы проводит подобную политику, пусть гораздо мягче и с большими отступлениями и компромиссами. Тут американские социологи почти верно угадали: невиданная поддержка президента в современной России – очередной аванс, который долготерпеливое российское общество выдало власти, уже не первый раз.
Беда американцев совсем не в том, что они натолкнулись на загадочную русскую душу. Наша загадочность хоть и составляет предмет национальной гордости, всё-таки сильно преувеличена. Американцы не захотели использовать универсальный принцип социального анализа – отталкиваться от объективных позиций социальных групп в общественном разделении труда и социально-экономических интересов, обусловленных этим положением.
Можно построить башенку из кубиков, раскрашенных и расставленных по собственной прихоти. Но зачем потом изучать ее как макет собора Василия Блаженного?