Со времени трагических событий 6 мая прошел год, за который в России поменялось гораздо больше, чем хотелось бы. Арестованы десятки человек, следственные материалы по их делам напоминают отрывки из романов Оруэлла. Пенсионерка нанесла непоправимый вред ОМОНовцу пластиковой бутылкой, почти слепой оппозиционер прорвал цепь здоровых лбов из правоохранительных органов… Жестокость власти страшна, жестокость осознанна, жестокость одобрена. 6 мая 2012 года у московской интеллигенции закончился романтический период прогулок с белыми цветами и надежд, что они будут услышаны, если их будет много.
Накануне нового 6 мая — усталого, напряженного, замершего в предчувствии больших политических процессов — снова раздаются наивные голоса: «Нас услышат, если нас будет много. Если нас будет миллион!»
Думаю, что не только власти, но несогласным жителям столиц стоит послушать и услышать. Услышать, например, то, что говорит вице-премьер Владислав Сурков в Лондоне: «Она [власть], наконец, проявила жесткость — долгожданную жесткость! — в отношении к экстремистам». Услышать и понять, что миллиона нет и не будет в ближайшее время. Что такая цифра на улицах нереалистична. Что группа россиян, мечтающих превратить Азию в Европу — сделать то, что многие пробовали со времен Петра, но ни у кого не вышло, — невелика.
Что миллион, пожалуй, возможен, но только с участием тех, кто будет похуже нынешней власти — коммунистов и нацистов. Да и этот миллион можно потопить в крови. Не стоит думать, что людям наверху, которые совершили столько преступлений, есть куда отступать мирным образом. Куда? Да и зачем? Развал экономики вовсе не равен развалу репрессивной машины. Ежедневная коррупция в полиции и армии, может быть, и означает геополитический крах, но не означает, что автомат не сработает, а водомет захлебнется.
Свобода и достоинство никогда не были на этой территории абсолютной ценностью. Потребность в ней не так высока, поскольку предполагает ответственность. Как это ни странно, но Россия во все века была обозначена «вертикалью». Не обществом равных, отдельных личностей, а обществом муравьев, лезущих по головам товарищей за главным леденцом. Чем выше, тем слаще, тем больше безропотных голов можно топтать.
Индивидуальное достоинство всегда было у нас экзотическим фруктом, а его обладателей выдавливали за пределы государственной границы. Иногда каплями, иногда потоком. Что удивительного? Достоинство вовсе не в криках «Мы самые великие и всех победили!» Оно в булочной, которая открылась в маленьком городке в XVII веке и существует до сих пор на том же месте. И к далекому потомку первого пекаря все так же утром забегают за свежими булочками к завтраку окрестные жители. Достоинство в том, что миллионы выходят на площадь в Риме, когда детей убивают в Беслане. И каждый приходит сам по себе, а не везется дровами в автобусе, за отгул. Достоинство в заботе о себе — не делать подлости за деньги. Ни за 300 рублей, ни за 300 миллиардов. Кстати, у нас любят говорить о «бездуховном западном обществе потребления», но я не знаю никакой другой страны, кроме нашей, где деньги поставлены превыше всего — родителей, детей, чести. Где нет предела готовности к унижениям, но есть цена вопроса.
Я глубоко уверена, что люди, которые вечером придут на Болотную площадь, сколько бы их ни было, успели глубоко разочароваться не только во власти, но и в лидерах оппозиции. Их покинула надежда на лучшее будущее для себя и детей. Они придут, потому что не могут не прийти. Смешная, мешающая жить опция. Привившийся отросток дерева мечты. Председатель Союза журналистов Всеволод Богданов считает, что на Болотную приходят «ради самоутверждения». Что ж, пожалуй. Хорошая эта штука — понять, что ты есть. И что ты человек.
Мне кажется, сегодня не нужен митинг. Достаточно тишины. Все, что можно проорать в такой ситуации с трибуны, пришедшим давно известно. Просто встать в пределах прямой видимости Кремля и молчать. Вечером 6-го, перед долгой ночью. Пока мы еще вместе — и вокруг томительный и нежный воздух московского мая.
