Самая серьезная ошибка российских либералов и правозащитников - сравнение "этой страны" с Западом. Постоянные кивки на опыт Европы и США подразумевают, что любая страна может записаться в разряд развитых и цивилизованных, если будет скроена по определенному лекалу.
Обводы лекала известны: демократическое правление, курс на глобализацию, условная многопартийность, заботы об экологической обстановке и так далее. Эффективные управленцы и офисный планктон даже говорят друг с другом на корпоративном англосуржике, пытаясь перенять культурные и деловые традиции золотого миллиарда.
Попытки загнать самую большую страну мира в западные рамки ведутся с XVIII века. Они тщетны, безуспешны, глупы. Про причины этих неудач написаны целые тома серьезных исследований. Славянофилы и западники на этой почве ломали не только копья, но и носы друг другу.
Сравнивать Запад с Россией можно по-всякому. Например, интересно задаться вопросом, отчего правозащита в России настолько неэффективна? Либералы во всех своих неудачах винят жестокую руку всепроникающего государства; злую волю властителя Мордора, лично вмешивающегося во всякий конфликт, либо, по крайней мере, отправляющего на место конфликта подчиняющихся лично ему назгулов.
Думать об отношениях государства и многомиллионного народа в таких терминах - значит, лелеять и пестовать паранойю. На деле ответ может крыться в самом устройстве механизма защиты прав человека перед российской государственной машиной.
В фильме "Народ против Ларри Флинта" рассказывается трогательная и характерная для Запада история. Издатель Hustler в своем журнале изобразил американского телепроповедника в неподобающем виде, да еще и написал, что первый секс у святого отца случился с собственной матерью. Более мерзкой истории и представить себе сложно; но суду требуется принять важное решение - до каких пределов может доходить свобода слова, свобода самовыражения?
Фильм, основанный на реальных событиях, дает однозначный ответ на этот вопрос. Какой бы циничной и нарушающей правила морали сволочью ни был Флинт, нельзя лишать его свободы слова.
Мало кто из западников, кстати, любит вспоминать, что именно свобода слова позволяет существовать в Штатах фашистским и нацистским движениям. Как бы ни были уродливы случаи реализации права, однажды установленный закон должен неукоснительно исполняться.
Эта неукоснительность происходит от многих причин. Возможно, одной из ключевых является то, что в США прецедентное право. Однажды решенный окончательно вопрос о справедливости той или иной правовой ситуации может больше не обсуждаться. Он становится основой для принятия шаблонных решений. Это заложено в ДНК правовой системы страны.
В России, в общем (мы исключаем некоторые мелочи), прецедентного права нет. Судьи, согласно Конституции, независимы. Они могут использовать наработанную судебную практику, но это не их обязанность. Отсутствие необходимости действовать по шаблону в некоторых случаях даже полезно: при объеме злоупотреблений властью, характерном для России, отсутствие ссылок на прецедент дает хоть призрачную, но надежду на нешаблонное рассмотрение дела.
Другое дело, что оборотной стороной индивидуального рассмотрения правовых ситуаций является невозможность решить то или иное дело раз и навсегда. Выигранный правозащитником бой в одном деле не означает, что аналогичные бои будут так же успешны.
Правозащита в России - сизифов труд. Обещанная диктатура закона не гарантирует неизменности решений в соответствии с этим законом. Скорее наоборот - легче приспособить трактовку закона к обстоятельствам, чем добиться неуклонного соблюдения некоторого набора прав. Документы, посвященные борьбе с экстремизмом, финансированию некоммерческих организаций и свободе собраний, показывают, что всякого соблюдения прав должно быть в меру. Это не просто юридические экзерсисы.
Главная особенность русской души - ее беспрецедентная загадочность. Соблюдение прав гражданина в соответствии с обстоятельствами, а не правилами - эффективная стратегия защиты от кризисов, бунтов и двоевластия. Именно такая правовая гибкость позволяла стране выжить в самые страшные годы.
Право слова, свобода совести, свобода собраний - это наносное, ряска, ил, полипы, облепившие мощное тело государства. Для того чтобы изменить правосознание, надо очистить тело, а лучше - заменить. Такие наивные цели могут перед собою ставить либо смелые, либо глупые, либо святые. Весь вопрос в том, нужно ли разбираться в принадлежности российских правозащитников к какой-нибудь категории - или стоит сначала выехать из страны.