Вопрос, не имеющий смысла, потому что феминизм ничего не запрещает женщинам, в том числе красить губы и брить подмышки. Это делают те, кто хочет и кому это приносит удовольствие, — имеют право.
Восприятие феминизма сильно искажено. По просьбе «Ленты.ру» феминистка и публицистка Ольга Карчевская объясняет, за что борются современные феминистки, и отвечает на самые частые претензии в свой адрес.
Феминистки хотят не матриархата, а равенства прав и возможностей. На протяжении всей человеческой истории женщины были поражены в правах, и только в последнюю пару столетий начали добиваться взгляда на них как на полноценных людей и вытекающих из этого гражданских прав.
В условно европейской культуре феминизм достиг многого, но во многих других культурах женщины все еще живут на положении рабынь: в некоторых странах у них по-прежнему нет права на образование, на выбор партнера, оплачиваемую работу, нет родительских прав на собственных детей, свободу перемещения, сексуальную автономию и так далее. Да и в цивилизованных странах равноправие все еще не достигнуто: дискриминация по признаку пола по-прежнему существует, хоть и в более умеренном варианте, гендерное насилие — одна из глобальных проблем во всем мире, а «невидимый» домашний и репродуктивный труд по-прежнему считается женской обязанностью, даже если муж помогает жене по дому и с детьми.
Целью феминизма не является смена главенства одного пола на главенство другого: феминизм выступает против самой идеи иерархичности и власти сильного. Вместо этого предлагается сконцентрироваться на гуманизме и построении общества, которое никого не выбрасывает за борт. Если лозунгом патриархата можно было бы назвать фразу «выживает сильнейший», то феминистский подход к построению социума звучит как «общество настолько сильно, насколько сильно самое слабое его звено».
Забота вместо принуждения, человеческое достоинство как константа вместо классизма и любой другой дискриминации, включение в общество всех (независимо от расы, пола, состояния здоровья, количества денег и других признаков) вместо заботы только о самых привилегированных его членах — так выглядит феминистическая политическая повестка.
К такому построению социума предлагается прийти через предоставление женщинам таких же прав, какие есть у мужчин — как минимум потому, что в этом заключается сегодня самое распространенное неравенство во всем мире.
Кроме того, так называемая женская гендерная социализация (ЖГС) поощряет в женщинах отзывчивость, эмпатичность и стремление заботиться об окружающих, в то время как мужская гендерная социализация (МГС) поощряет в мужчинах стремление к конкуренции, агрессивность, уважение к власти сильного, приятие насилия и другие проявления «токсичной маскулинности». Эта разница, являющаяся не биологической константой, а социальным конструктом, делает женщин хорошими политиками, в то время как доступ к политике для них ограничен рядом дискриминационных практик: та же ЖГС предписывает женщинам считать своим предназначением замужество, рождение и воспитание детей, а вовсе не политику; к женщинам предвзято относятся при поступлении в вуз на «неженские» факультеты; из-за сексизма женщин реже выбирают на высокие руководящие посты, все институты государственного управления исторически являются «закрытыми мужскими клубами», где женщинам не рады.
В мужском мире хотеть привилегий для себя и пользоваться своим привилегированным положением — это норма, поэтому когда речь заходит о том, чтобы дать женщинам доступ к социальным лифтам и другим ресурсам наравне с мужчинами, они экстраполируют свой опыт и свои ценности на женщин и ожидают от них такого же поведения: им кажется, что, получив доступ к правам и власти, женщины тоже будут «грести под себя».
В реальности же те немногие женщины, которым удалось взобраться на вершину социальной пирамиды, ведут себя неожиданным образом: например, мэр Якутска Сардана Авксентьева, которая выставила на торги все дорогие внедорожники мэрии в целях экономии, или мэр Петрозаводска Галина Ширшина, которая первым указом отменила банкет и церемонию собственной инаугурации за счет бюджетных денег, а также «золотые парашюты» для чиновников региона.
Кстати, общество в гуманистическую сторону двигают как раз женщины: большинство людей в благотворительности и активизме — именно они.
Фото: Александр Чиженок / «Коммерсантъ»
Точно так же суфражисткам можно было сказать: инквизиция же уже перестала сжигать ведьм — чего еще вам надо?
По мере развития человечества меняются и стандарты человечности. Понимание социальной справедливости (и самой ее необходимости) берет все новые высоты — параллельно с этим возрастает ценность человеческой жизни и ее качество. Граждане все меньше готовы мириться с тем, что они расходный материал для властей предержащих, дети больше не разновидность домашнего скота, — стандарты гуманизма становятся выше.
Вся цивилизация идет по пути увеличения комфорта для людей, со временем выбирая все более щадящие методы для его достижения. Людей больше не устраивает просто наличие еды, они хотят хорошей еды — вкусной и здоровой. Люди все больше думают о том, чтобы снизить количество используемого в быту пластика, потому что их волнует экология. Так почему стандарты в отношении женских прав должны оставаться на уровне прошлого века?
Равноправие еще не достигнуто, сексизм еще не побежден — достаточно взглянуть на статистику насильственных преступлений: виновными в большинстве из них являются мужчины (опять же не потому, что они генетически запрограммированы на насилие, а потому, что их гендерная социализация культивирует в них ряд качеств, приводящих к насилию).
Если говорить конкретно о России, здесь женщины не защищены законом от насилия со стороны партнера. Согласно статистике ООН, с домашним насилием сталкивалась каждая третья женщина в мире. Сложно получить достоверную статистику по сексуализированному насилию, так как у этого вида преступлений огромная латентность, но сетевые акции вроде #янебоюсьсказать и #metoo показывают, что такого насилия в опыте женщин — в каких-то грандиозных размерах больше, чем принято думать. При этом 99 процентов изнасилований совершают мужчины.
Равноправие не достигнуто в труде: «наказание за материнство», pay gap (разница в зарплатах у мужчин и женщин за одну и ту же работу — в среднем 30 процентов), список запрещенных для женщин профессий, «стеклянный потолок», харрасмент на рабочем месте. Детские браки, калечащие операции на женских половых органах, проституирование женщин — фемповестка все еще содержит большое количество пунктов.
Фото: Александр Рюмин / ТАСС
Ну, во-первых, мы не идем в шахты потому, что подземные работы, связанные с физическим трудом, женщинам недоступны (они входят в список запрещенных профессий). Во-вторых, сложно в это поверить, но не все хотят в шахты (как и среди мужчин). В-третьих, женщины работают в шахтах, просто делают это неофициально (и, соответственно, денег получают меньше, чем при официальном трудоустройстве).
Армия — патриархальное изобретение: это и канализация мужской агрессии, поощряемой МГС, и страховка от чужой. Впрочем, именно женщины активно борются с нарушениями прав человека в армии и за отмену обязательного призыва. Комитет солдатских матерей — это женщины.
Ну и не будем забывать, что женщины в армии таки служат. В тех странах, где на них распространяется призыв — служат почти все, в России на контрактной основе служит огромное количество женщин. Однако в армии им почти недоступно продвижение по службе, все высшие армейские чины — мужчины. Моя мать отслужила ефрейтором более 20 лет. Не рассказывайте мне о том, что женщины не хотят идти в армию. Кроме того, в 2017 году секретным приказом министра обороны было запрещено женщинам служить в армии по контракту стрелками, снайперами, саперами, танкистами, водителями и механиками.
Фото: Игорь Маслов / РИА Новости
Смертная казнь не является правом, добиваться изжившего себя вида наказания — глупо. В современном мире государство вообще должно быть лишено лицензии на убийство, пенитенциарная система должна быть направлена не на наказание, а на исправление и возвращение человека в общество (или, если это невозможно, на изоляцию персоны от общества).
Смертная казнь — слишком необратимая мера в ситуации ненулевой вероятности судебной ошибки, это дикость, которая должна уйти в прошлое вместе с пытками. Мужчины могут добиваться устранения этой несправедливости своими силами, у феминисток есть масса других задач.
Таскаем. Любая мать, толкающая тяжелую коляску с ребенком (или двумя-тремя) вверх по пандусу подземного перехода, — просто тяжелоатлет. Женщины с тяжелыми пакетами продуктов — частая картина на постсоветском пространстве. В большинстве случаев покупка продуктов, как и готовка на всю семью после основной работы, до сих пор «женская обязанность». Существуют и женщины-грузчицы (они популярны среди одиноких женщин, потому что звать домой бригаду незнакомых мужчин страшно).
Индивидуальные различия решают больше полового диморфизма: есть множество женщин, физически более сильных множества субтильных мужчин. К тому же мы пока не знаем, что будет, если женщины перестанут вечно сидеть на диетах, есть одни салатики на свиданиях, отдавать самый большой кусок мяса мужику (ведь «мужик должен нормально питаться») и бесконечно худеть. Вполне может оказаться, что женщины не так сильно уступают мужчинам в физической силе, особенно если ходят в спортзал.
Фото: Игорь Зарембо/ РИА Новости
Есть множество феминисток, у которых мужика не было вообще никакого, и им этого добра даром не надо: лесбиянки, асексуалки или просто женщины, предпочитающие секс-девайсы из идейных соображений. Есть огромное количество феминисток, состоящих в удачных моно- или полигамных гетеросексуальных отношениях или встречающихся с мужчинами только ради секса (не вступая в постоянные отношения).
Приверженность идеологии феминизма никак не связана с наличием или отсутствием в опыте женщины «нормального мужика» (что бы это ни значило). Часто говорят, что идентификация с феминизмом — это результат каких-то личных обид, комплексов или банального невезения.
Это напоминает стереотип о психологах: мол, в эту профессию идут люди, у которых какие-то травмы. С одной стороны, пусть кинут в меня камень те, у кого нет никаких травм, а с другой — мотиваций для этой профессии может быть великое множество, в том числе искренний интерес к природе человека и альтруизм.
Так и здесь: с одной стороны, вряд ли найдется женщина, которая ни разу за всю жизнь никак не пострадала от действий мужчины, а с другой — вполне достаточно понимания, что пришло время уравновесить в правах людей обоих полов (то есть поднять уровень доступа к общечеловеческим правам среди женщин).
Ну и насчет «просто не повезло». Как раз-таки очень повезло приобрести фем-оптику, потому что она является своего рода охранной грамотой: позволяет распознавать абьюз на ранних стадиях, позволяет выводить неравенство из серой зоны и подсвечивать его, позволяет лучше осознавать и отстаивать собственные границы во всех сферах. Стать феминисткой — большое везение.
На этот вопрос разные феминистки отвечают по-разному. Кто-то действительно испытывает негативные чувства к мужчинам за гендерное насилие и сексизм, и трудно винить их за это. При этом они не призывают к уничтожению мужчин, а хотят автономии.
Самая ярко выраженная форма мизандрии — это стремление к фем-сепаратизму, а вовсе не призыв к селективным абортам, убийствам мужчин и лишению их общечеловеческих прав. Когда веками кто-то убивает, насилует и поражает в правах людей твоего пола, ненависть к этому кому-то вполне закономерна. Мужчинам, которых ненавидят некоторые феминистки, повезло, что женская ненависть отличается от мужской: она больше похожа не на стремление уничтожить, а на желание дистанцироваться. «Скажите спасибо, что мы хотим всего лишь равенства, а не мести», — говорят феминистки.
В то же время значимое количество феминисток не испытывает ненависти к мужчинам. Среди женщин, идентифицирующих себя с феминизмом, много замужних, немало и тех, кто дружит с мужчинами и видят в профеминистически настроенных мужчинах союзников. Можно сказать, что большая часть феминисток выступает не против мужчин, а против мужской гендерной социализации (МГС) — навязываемой обществом структуры поведения.
Феминистки, возмущающиеся объективацией в рекламе, эйджизмом и лукизмом в кино, харрасментом со стороны публичных персон, мизогинным юмором и другими проявлениями женоненавистничества, часто получают упреки в «превращении в партком», «новом викторианстве», попытках запретить секс и ввести цензуру.
Нет, феминистки не хотят ни цензуры, ни пуританства. Они хотят, чтобы люди, скажем так, учитывали контекст перед тем, как публично высказываться, делать что-то или шутить. Шутить можно о чем угодно, важна уместность. То, что подойдет для небольшой компании, в которой шутка никого лично не задевает, не ставит в неловкое положение, не дегуманизирует и не триггерит, не подойдет для средств массовой информации или большой сцены, потому что в аудитории может оказаться кто-то, по кому эта шутка пройдется катком.
К тому же все, что мы произносим во всеуслышание, влияет на формирование дискурса, а он, в свою очередь, может привести к конкретным действиям по отношению к объекту расчеловечивающей шутки — травле, насилию и даже убийству.
Феминизм предлагает почаще включать эмпатию и учитывать интересы других, прежде чем что-то сказать. Но это просто разговор о том, почему это важно, а не прямой запрет — у феминисток нет никаких рычагов для подобных запретов, они не законодательный орган и не полиция.
Фото: @merr1k
Нет, феминистки не против секса — мы за то, чтобы каждая имела ту сексуальную жизнь, которую она сама выбирает (или не имела вовсе, если таково ее желание).
Феминистки за то, чтобы секс перестал быть фаллоцентричным (стереотипы: «секс заканчивается, когда кончил мужчина», «нет пенетрации — нет секса», «все женщины мечтают о члене»).
Феминистки — за соблюдение культуры согласия (consent culture): согласно ВОЗ, у каждого человека есть право на сексуальное здоровье, которое подразумевает возможность иметь секс, доставляющий удовольствие, свободный от дискриминации, принуждения, насилия. Есть множество феминистичных книг о том, что такое «секс здорового человека» (например, книга Эмили Нагоски «Как хочет женщина»).
У феминисток нет консенсуса по поводу порно. Часть феминисток считает, что возможно создать «фем-порно», в котором демонстрируется уважительное отношение к партнерше и ее удовольствию, другая часть феминисток считает, что любое коммерческое порно нарушает культуру согласия, потому что женщинам приходится заниматься сексом по несексуальным причинам. Порно в наиболее популярных его видах ведет к эскалации насилия в сексе по отношению к женщинам, оно меняет всеобщее представление о том, как секс должен выглядеть, и интересы женщин в этом не считаются чем-то важным.
Это вряд ли. Во многих странах перенаселение, а контрацепция малодоступна, в некоторых странах запрещены аборты, а в России постоянно ведутся разговоры о том, чтобы вывести их из ОМС (что по сути является наказанием за бедность), и даже создана специальная комиссия в Госдуме.
По словам специалистки по проблемам законотворчества и доцента института общественных наук РАНХиГС Екатерины Шульман, существует корреляция между образованностью женщин и снижением уровня рождаемости, а также возраста появления первого ребенка: то есть когда у женщины появляется право решать за себя, она не перестает рожать совсем, просто делает это более осознанно. У детей, чьи родители подготовились к их появлению, больше шансов получить хорошее образование и высокооплачиваемую работу, их уровень жизни выше.
Нам стоило бы биться не за рождаемость любой ценой, а обращать внимание на уровень жизни уже имеющихся людей — тогда они сами разберутся, в каком количестве им заводить детей. С победой феминизма секс не исчезнет — возможно, его станет меньше за счет того, что женщины смогут в любой момент сказать «нет», но качество его будет выше. К тому же благодаря медицине секс и деторождение — не всегда связанные вещи.
Во-первых, так называемого «обратного сексизма» не существует. Сексизм — это системная дискриминация по половому признаку, и «системная» здесь — ключевое слово. По отношению к мужчинам существуют только гендерные стереотипы («мужчины не плачут», «мужик должен всегда платить за женщину», «мужчина должен быть вонюч и волосат»).
У женщин, как у менее привилегированного пола, попросту недостаточно ресурсов, чтобы ограничивать мужчин в доступе к тем или иным благам. Невозможно отзеркалить явление, когда стартовые позиции у полов неодинаковы. Говоря «обратный сексизм», люди как бы утверждают, что в противоположную сторону направлено ровно столько же дискриминационных практик. Но это невозможно в силу дефицита власти у женщин. Отчасти проблему дискриминации может решить введение квот для женщин.
Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости
Квоты — это охранный механизм, направленный на преодоление дискриминации. Дискриминация многоступенчата. Она начинается в раннем детстве, где книжки «для девочек» — о том, как стать настоящей принцессой, как пользоваться косметикой и научиться готовить, а книжки «для мальчиков» — о космосе, науке и других серьезных вещах (считается, что девочке они просто не понадобятся, ведь она будет занята домом и детьми).
Продолжается эта дискриминация в школе: до сих пор на уроках «труда» или «технологии» девочки готовят (чтобы потом, конечно же, покормить мальчиков), а мальчики столярничают и осваивают разнообразные станки. Также в школах девочкам внушают, что точные науки — не для них, ориентируя их на гуманитарные предметы, в результате чего на филфаках до 95 процентов студентов — женского пола, а физмат традиционно считается мужской прерогативой.
Затем женщинам приходится сталкиваться с половой дискриминацией при приеме на работу: все эти унизительные вопросы о том, когда она собирается рожать, и резюме в конце собеседования: «Были бы вы мужчиной, мы бы вас взяли... А так ведь сразу в декрет выскочите». Отпуск по уходу за ребенком доступен человеку любого пола, но считается исключительно женской обязанностью. После нередка дискриминация на работе: только по официальным данным, разрыв между мужской и женской зарплатой в России составляет около 30 процентов.
Параллельно с этим идет массированная пропаганда материнства (и попытка вывести аборты из ОМС). Каждая женщина чувствует, что у нее «часики тикают» сразу после школы, даже если она чайлдфри или бесплодна. До карьеры ли?
Мужская квота — это фора на старте. Она всегда есть по умолчанию, даже если мужчины этого не осознают. Чаще всего они считают себя от природы более умными, эрудированными и работоспособными, не видя за этим изначального неравенства в условиях. При этом все равно существует достаточное количество профессионалов женского пола в любой отрасли, но часто они отсеиваются просто потому, что форма гениталий не подходит работодателю.
Квотирование — это просто способ дать всем справедливый шанс на доступ к образованию и работе, убрав фактор половой дискриминации.
Фото: Петр Ковалев / ТАСС
Нет. Так кажется исключительно потому, что о нарушении прав женщин стали много говорить. Когда вскрывается очередной гнойник (поднимается волна признаний в насилии и харрасменте по отношению к женщинам), создается ощущение, что мир меняется слишком быстро, мы не успеваем привыкнуть к очередной смене парадигмы.
В действительности же изменения не так быстры, как это кажется, когда мы черпаем информацию о них из интернета. Практически любой выход в реальную жизнь (ну или просто чтение криминальной хроники) возвращает нас в реальность: женщиной быть по-прежнему чрезвычайно опасно, и по-прежнему основной источник угрозы для женщин — мужчины.
Прежде всего, это неправда. Правда заключается в том, что иск об определении места жительства детей при разводе подают лишь десять процентов мужчин, остальным это не нужно. Более чем в половине случаев суд удовлетворяет иски мужчин, которые хотят, чтобы дети жили с ними. То есть это не суды оставляют детей с матерями, в большинстве случаев это делают отцы.
Мужчины могут бороться за отцовские права без привлечения феминисток, тем более что у мужчин часто выше зарплаты (и больше денег на хорошего юриста). Отцы, как и другие мужчины, не входят в фем-повестку.
Не обязательно, но желательно: женская гендерная социализация выставляет девочкам и женщинам запрет на выражение злости и на самозащиту («не шуми, не дерись — ты же девочка»). В то же время все это не только разрешено мальчикам и мужчинам, но и социально одобряемо. Этим, в частности, вызван серьезный перекос: авторами изнасилований в 99 процентах случаев становятся мужчины, жертвами в большинстве случаев — женщины. Если женщина сидит за убийство — в большинстве случаев это значит, что она «превысила пределы необходимой самообороны» (например, защищалась ножом от мужа, который душил ее голыми руками).
Агрессия — это здоровая реакция на опасность, а также на систематическое угнетение. Нормально, когда рабы проявляют агрессию по отношению к рабовладельцам, и так же нормально, когда женщины злятся на мужчин за все, что им приходится терпеть от них всю жизнь. Что же касается «злобных фемок» — это закономерная реакция на «день сурка»: феминисткам приходится по сто раз в неделю объяснять мужчинам одно и то же, к тому же мужчины при этом говорят одними и теми же штампами, сами проявляют агрессию и требуют информационного обслуживания.
Показательный пример адекватной агрессии феминисток — случай в питерском коворкинге «Симона» 8 марта, куда ворвались мужчины, зная, что в это время пространство работает только для женщин (мужчины могут прийти вечером), чтобы «поздравить с праздником весны», — и совершенно справедливо получили перцового спрея в лицо. Помимо того что это было грубым проламыванием границ, это было также актом устрашения: это происходило на фоне постоянных угроз «прийти с дробовиками» и всех посетительниц коворкинга «изнасиловать и убить». Когда приходят мужчины, не понимающие слова «нет», — это воспринимается не просто как наглость, а как серьезная угроза. Агрессия — вполне естественная реакция на столь стрессовую ситуацию.
Потому что мы устали. И потому что мы злы. Потому что вы можете сами погуглить, но вместо этого хотите, чтобы женщины снова вас обслужили. Потому что в ваших вопросах часто сквозит надстройка сверху и менсплейнинг. Не надо так.
Как можно топить за феминитивы, пока существует женское обрезание, угнетение женщин в исламском мире, преследование лесбиянок в Чечне (добавьте свой вариант)?
Все эти явления действительно ужасны и требуют скорейшего решения, вот только у феминисток недостаточно власти — такая власть есть только у государств. Единственный рычаг давления, который имеется у феминисток, — это общественное мнение, поэтому «они так много говорят».
Общественная дискуссия невероятно важна: именно так и сдвигаются нормы. В том числе важно подвинуть определенные нормы языка, в котором дефолтный род для «уважаемых» профессий — мужской, что в точности отражает отношение ко всему женскому.
Никого не оскорбляют феминитивы вроде «санитарка» или «нянечка» — они разрешены для непрестижных и низкооплачиваемых профессий. Но чем выше пост, тем больший бугурт вызывает феминитив. Если «директриса» (школьная, как правило) — это не особо приятно, но допустимо (если речь идет о высокой должности в корпорации — то уже нет), то «министерка» или «президентка» — это совсем уж курам на смех. Где это видано — баба-президент!
О том, почему феминитивы важны, написано уже множество раз. Мы сосредоточимся на том, почему можно заниматься ими, пока не устранены вопиющие виды угнетения в других сферах.
Патриархат неоднороден, но един. Независимо от степени жестокости дискриминационных практик в отношении женщин в разных частях мира, сам принцип везде одинаков: женщины — это не совсем настоящие люди, они могут получать какие-то преференции и бонусы, если будут хорошо себя вести и не отсвечивать (например, не требовать, чтобы по названию профессии можно было определить, идет ли речь о женщине), но в целом основные блага сосредоточены в руках мужчин, и если они будут достаточно добры, то женщинам тоже что-то перепадет.
Проявляется ли этот принцип отношения к женщине как к недочеловеку (ну, почти человеку) в побивании камнями за адюльтер или же в отказе при приеме на работу из-за детородного возраста (и пола, конечно же, ведь мужчинам никогда не вменяют в вину детородный возраст) — это один и тот же механизм. Распутывая этот средневековый клубок, общество может потянуть за ту ниточку, за которую в данный момент тянуть легче, — таким образом внимание все равно сосредоточится на проблеме в глобальном смысле.
Мне лично не под силу повлиять на судьбу иранских правозащитниц, я мало что могу сделать, кроме подписания петиций, но я могу влиять на изменение языковых норм, что повышает уровень видимости женщин в науке, искусстве, политике, в технологической и других сферах, традиционно считающихся мужскими.
Пластичность языка почти всегда реализуется через стартовое непринятие его носителей, тем не менее мы сейчас говорим вовсе не на том языке, на котором разговаривали наши соотечественники еще сто лет назад (кстати, феминитивов и тогда было немало). Глупо бороться с главным свойством языка — меняться так, чтобы быть способным обслуживать текущую повестку.
Если женщины станут более видимыми в профессиях, это не может не повлиять на конструкт «женщина не совсем настоящий человек»: постепенно этот конструкт начнет отмирать за ненадобностью, потому что люди будут лучше видеть, что женщина может заниматься тем, чем сама выберет, а не только тем, что ей «свойственно от природы». Это, в свою очередь, не может не повлиять на более болезненные вещи вроде гендерного насилия, потому что в основе этого явления лежат прежде всего убеждения.
Если мне все равно, почему не все равно должно быть вам? Как правило, брак у феминисток построен на принципах равноправия, и согласия мужа на что бы то ни было не требуется.
Если на момент заключения брака жена уже была феминисткой, то скорее всего он понимал, на что идет. Если же она стала феминисткой уже в браке, который не так легко расторгнуть из-за детей, общего бизнеса или по каким-то другим причинам, это хороший повод для мужа начать смотреть в сторону профеминизма. Иначе развод будет всего лишь вопросом времени, потому что у обретения фем-оптики нет обратного действия.
Это не очень важно. Для того чтобы считать необходимой борьбу с сексуализированным насилием, не обязательно быть изнасилованной — и без того довольно очевидно, что это плохо. Для того чтобы бороться с женской бедностью, не обязательно быть бедной — достаточно иметь хоть сколько-то эмпатии.
Одной из ключевых идей феминизма является идея сестринства — женщины помогают женщинам. Поэтому вовсе не обязательно подвергаться дискриминации и насилию, чтобы хотеть их победить.