«Прежде всего я русский офицер» Бывший президент Южной Осетии — о боях под Артемовском и иностранных добровольцах на СВО

Специальная военная операция (СВО) привлекла в Вооруженные силы России сотни тысяч мужчин и женщин, включая граждан других государств. Многие из них сражаются в подразделениях, полностью состоящих из военнослужащих-добровольцев, это, например, отряды казаков и спортивных фанатов. Недавно российское командование приняло решение объединить некоторые из этих частей в единую структуру — Добровольческий штурмовой корпус (ДШК). Заместителем командира этого воинского объединения стал бывший президент Южной Осетии Анатолий Бибилов.
В разговоре с «Лентой.ру» он рассказал, почему решил отправиться в зону боевых действий, сколько иностранных добровольцев сражается сейчас на стороне России и как Грузии удалось не повторить судьбу Украины.

«Лента.ру»: Для чего был создан Добровольческий штурмовой корпус и кто сражается в его рядах?

Анатолий Бибилов: Корпус создан из тех отрядов, которые добровольно приехали сюда после начала СВО. Это идейные ребята, которые взяли оружие и как добровольцы начали выполнять задачи, поставленные президентом. Отмечу, что выполняли абсолютно достойно. Под Киевом, Изюмом, Авдеевкой, на Херсонском направлении — во всех наших новых регионах и на территории Украины тоже.

Идея по объединению всех этих отрядов под единым командованием сейчас уже фактически реализована. ДШК объединяет добровольческие подразделения, которые раньше выполняли задачи по отдельности. Некоторые из них уже стали полноценными бригадами. Эффективность их применения существенно возросла.

Кроме того, это и различные подразделения БАРС (боевой армейский резерв специальный).

Из каких стран к вам приезжают добровольцы?

Есть из Франции, Сербии, Италии, Испании и даже Чили. Не говоря уже о ближнем зарубежье. Очень идейные люди. Численность по конкретным странам назвать не могу, это заинтересует все разведки мира.

У этих иностранцев сформировалось какое-то особенное отношение к России как к справедливому государству. В Латинской Америке у многих в принципе повышенный интерес к нашей стране. В Италии и Испании тоже очень много людей, которые искренне считают Россию другом.

Эти люди понимают, что, возможно, не смогут вернуться домой?

Это их, судя по всему, не беспокоит. Все они искренне любят Россию и, конечно, смогут у нас остаться.

Еще раз подчеркну: принятие иностранцев на службу в Добровольческий штурмовой корпус практикуется постоянно.

Кстати, у нас очень много осетин. Не хочу как-то завышать значение своих земляков, я прежде всего русский офицер, но статистика — вещь неумолимая. Жителей Южной Осетии в нашем корпусе больше всего в процентном соотношении [по сравнению с другими иностранцами]. Сейчас это 1100-1200 человек, но приходят постоянно.

Благодарность за 2008 год имеет место, но не только. Это и память о начале 1990-х годов, когда Российская Федерация ввела миротворческие силы в Южную Осетию, остановив бойню, а также о фактическом геноциде осетинского народа в 1920-е годы, когда Россия тоже помогла нам.

В чем специфика боевых действий Добровольческого штурмового корпуса по сравнению с другими подразделениями Вооруженных сил России?

Выполнение корпусом боевых задач идет давно. Пока они ничем не отличаются, но в перспективе могут измениться. Все наши отряды подписали контракт с Министерством обороны России.

Можно сказать, что корпус планирует выполнять задачи ЧВК «Вагнер»?

Речи об этом не идет. Мы себя ни с кем не сравниваем и никого не заменяем. Но мы действительно не ориентируемся на место боевой работы. Где выполнять задачи — не так важно. Это неверная позиция по отношению к корпусу, никаких замен.

Кроме того, наши добровольцы пользуются ровно теми же социальными льготами, что и другие военнослужащие. Они распространяются на все подразделения Добровольческого корпуса. Это и страховка семьям погибших, и выплаты за ранения, и статус ветерана боевых действий. На практике это уже реализовано.

Как получилось, что вы, будучи де-юре политиком другого государства, попали на службу в Вооруженные силы России?

Я никогда не оглядывался на свое политическое прошлое. У каждого дерева есть корень, иначе оно не растет.

Они начинаются со школы и заканчиваются Рязанским высшим воздушно-десантным училищем. После президентства такого острого вопроса, куда я денусь, не было, потому что до того, как я стал президентом, я был военным.

На СВО я нахожусь фактически год. Я сразу пошел служить в 1-й армейский корпус. До этого помогал нашим землякам из Осетии, которые служат здесь. Но не только. Я никогда не выделял осетин и старался поддерживать всех военнослужащих. Мы помогали и 58-й армии, и разным добровольческим частям — например, отряду «Скиф».

Наш народ, не разделяясь на северную и южную части, вошел в состав Российской империи в 1774 году. Для всех нас Россия — это родина.

Как, кстати, вы оцениваете современное состояние российско-грузинских отношений? Власти Грузии уверяют, что не собираются открывать второй фронт против России, вопреки давлению западных стран...

В грузинской политике было очень много таких людей, которые танцевали под музыку Запада. Далеко ходить не надо, в качестве примера можно взять того же Михаила Саакашвили. Это пример того, что будет, если в Грузии придет к власти именно прозападный политик, не думающий о своем народе. А он не думал о своем народе, просто выполнял все поручения, которые ему давали. Это буквально грузинский Владимир Зеленский.

Но открытие второго фронта, я думаю, возможно. Это полностью зависит от людей, возглавляющих эту страну. Но вообще это для России будет второй фронт, а для самой Грузии? Один фронт — Южная Осетия, второй — Абхазия, третий — Россия. Тут даже Европейский союз и США не смогут помочь. Причем территория Грузии по масштабам — далеко не территория Украины.

При этом официально тот же премьер-министр Ираклий Гарибашвили не отказывается от претензий на Абхазию и Южную Осетию, прекрасно осознавая, что они никогда не вернутся обратно.

Мне кажется, он уже смирился с неизбежным, однако пока ему не хватает политической воли публично признаться в этом. Потому что такое решение станет концом карьеры для любого грузинского политика, такой человек сразу станет врагом грузинского народа.

Иными словами, этот конфликт продолжает быть национальным? Даже простые люди сохраняют ненависть и неприязнь к своим соседям?

Всех руководителей избирает народ. Михаила Саакашвили избрал народ.

Но знаете, на территории Южной Осетии до сих пор проживают множество людей грузинской национальности. В 1990-е годы они с нами бок о бок сражались против фашистского режима [Звиада] Гамсахурдии. Потом они же поддержали нас в боях против режима Михаила Саакашвили. Так что внутри нашей республики такой ненависти нет.

Но между странами — да, она, наверное, сохраняется. Но опять же нужна политическая воля.

Современный политический режим в Грузии можно сравнить с тем, что существовал во времена Эдуарда Шеварднадзе?

Вы знаете, когда Эдуарда Шеварднадзе избрали, в Южной Осетии была надежда, что война закончится. Но она только усилилась. Поэтому сравнивать руководство тогдашней и сегодняшней Грузии все-таки нельзя.

Вы верите, что в перспективе мир вообще возможен?

Если руководство Грузии будет думать о добрососедских отношениях, тогда это возможно. Пока таких перспектив не видно.

Вернемся к разговору о ДШК. В его составе есть подразделения, сформированные исключительно по национальному признаку?

Чисто национальных подразделений у нас нет. Я считаю, что даже и не надо. Это неправильно. Даже «Алания» не состоит чисто из осетин. Там есть русские, башкиры, татары, есть парни из Дагестана, Кабардино-Балкарии...

Как обстоит ситуация в зоне ответственности ДШК?

Подразделения корпуса выполняют задачи и в районе Донецка, и на Кинбурнской косе, и на запорожском направлении, и на многих других участках фронта. Но основное направление — это все-таки Артемовск (Бахмут). Особенно тяжелая ситуация в районе Клещеевки, но говорить, что этот поселок находится под полным контролем Украины, нельзя. Это далеко не так.

То есть Артемовску окружение в принципе не грозит?

Нет, конечно. Его не будет.

Я не вижу серьезных возможной для украинской стороны нарастить боеспособность своих частей, чтобы снова бросить их в прорыв на каком-либо направлении.

Никаких шансов у украинской стороны окружить Артемовск нет. Даже создать угрозу окружения не хватает сил. А вот наших задач по освобождению Донецкой народной республики (ДНР) и других новых регионов никто не отменял. Они полностью осуществимы.

Когда ждать нового наступления российских подразделений?

Все возможности для этого по большому счету есть. Есть решения.

В распоряжении корпуса есть и артиллерия, и реактивные системы залпового огня, и тяжелая техника — все, что необходимо для выполнения боевых задач. Авиации своей нет, но это более высокий уровень [оперативного подчинения]. Флота своего нет (смеется). Хотя на Кинбурнской косе мы используем катера.

Огромную роль, конечно, играют современные технологии. Те же FPV-дроны. И в этом направлении мы тоже делаем большие успели, обеспечиваем свои отряды. Мы их широко применяем. Специалисты различного профиля тоже есть, в том числе кадровые российские офицеры. Не могу сказать, что есть какая-то огромная проблема с этим.

А в корпусе есть подразделения, состоящие из бывших заключенных?

Конечно, есть. Все они добровольно пришли на службу и эффективно выполняют поставленные задачи. Могу сказать, что они очень мотивированы. И не только потому, что им обещают помилование. Они, как и другие военнослужащие, понимают, за что борются. Плюс ко всему это люди, не испорченные жизнью. Да, они совершили серьезные преступления, но у подавляющего большинства из них есть понимание, что они согрешили против своего народа. Теперь они искренне хотят показать, что готовы исправиться.

Вопреки распространенному мифу, они служат не только в штурмовых отрядах.

В чем сейчас сильнее всего нуждаются добровольцы?

Послушайте, война всегда имеет издержки. Идеального ничего не бывает. Конечно, где-то мы хотим больше боеприпасов, больше артиллерийских систем. Их вообще всегда будет не хватать — всегда хочется еще. Это естественный процесс.

Конечно, никогда не бывают лишними дроны и противодронные ружья. Они нужны всем и в любом количестве. То же самое касается машин — например, «буханок». Нет такой техники, про которую можно сказать «нам достаточно». Все расходуется очень быстро. А волонтерам стоит сделать упор в первую очередь на новые технологии.