«Мы обязаны знать цену нашей Победы» Сколько людей на самом деле потерял СССР в Великой Отечественной войне?

Великая Отечественная война закончилась 78 лет назад, но до сих пор доподлинно неизвестно точное число ее жертв. Почему Сталин скрывал от народа потери СССР во Второй мировой? Как правильно подсчитать настоящие военные потери нашей страны и когда наше общество сможет осознать реальные масштабы демографической катастрофы середины XX века? На эти и прочие вопросы попытался ответить автор доклада «Унесенные смертью… О потерях СССР в Великой Отечественной войне», состоявшегося в рамках научного семинара «Демографические вызовы XXI века» в Институте демографии имени А.Г. Вишневского Высшей школы экономики, доктор географических наук, профессор, директор Мандельштамовского центра Высшей школы экономики, ведущий научный сотрудник Института географии РАН Павел Полян. «Лента.ру» публикует главные тезисы его выступления.

Подсчеты потерь

В волшебном мультфильме Юрия Норштейна «Сказка сказок» есть две сцены — два тура танцев под качающимся от ветра фонарем и под звуки танго «Утомленное солнце», великого танго слез. Сцена первая — прощание девчат с их мобилизованными в армию парнями; они же листья, срываемые ветром с деревьев и уносимые прочь под перестук колес воинских эшелонов. Вторая сцена — возвращение кавалеров с войны, а лучше сказать — невозвращение, потому что целыми и невредимыми вернулись и вновь танцуют лишь двое, есть и третий — гармонист без одной ноги. К остальным барышням все летят и летят под тусклым фонарем похоронки, и они как застыли в первой сцене, так и стоят как вкопанные. Горе, трагедия, тоска и боль…

Точнее, символичнее и монументальнее суть темы потерь СССР во время Великой Отечественной войны, кажется, и не выразить.

Этой темой упорно занимались и до сих пор занимаются десятки специалистов, главным образом демографы, историки, архивисты, начиная от патриарха демомилитаристики Бориса Цезаревича Урланиса. Важнейшей ее считал и Анатолий Вишневский, памяти которого посвящается этот доклад. А самой этой теме было бы неплохо посвятить специальную научную конференцию.

Мы обязаны знать цену нашей Победы. Но однозначные цифры ни армейских потерь, ни потерь мирного населения нашей страны установить невозможно, тем более с точностью до десятков и единиц. Важно понимать их условность, но и их необходимость для подключения демографического инструментария. И надо привыкать оперировать «вилками» — интервалами от и до, постепенно сужая эти границы, если получится.

Это не доклад-эврика, не попытка предложить сногсшибательную методику и неоспоримый результат, перед этим развенчав в пух и прах все остальные методики и результаты, и не стремление представить новые расчеты. Это спокойная попытка анализа эволюции государственных представлений о потерях СССР в Великой Отечественной войне в их демографическом и — отдельно — политическом измерениях и контекстах. То есть не научного уточнения потерь ad hoc, а представлений начальства о политической целесообразности тех или иных цифр. Акцент здесь делается на двух вещах: на структурности этих оценок и на важности противостояния их инструментализации вненаучными интересами — в частности, идеологическими или пропагандистскими.

Оселками в ней служат суммарные потери населения и их структура, упрощенно сводимая к боевым потерям, потерям среди мирного населения и естественной смертности.

Во время Великой Отечественной войны огромная территория всей страны разделялась на три подвижные части: на полосу вокруг линии фронта, на оккупированные территории к западу от нее и не оккупированные — к востоку. Естественно, в ходе боевых действий линия фронта постоянно перемещалась то в одну, то в другую сторону.

Для попыток научного установления потерь и получения результатов по всем этим составляющим ученые применяют два разных подхода:
– учетно-статистический, когда работа ведется с различными регистрами умерших или погибших, содержащими индивидуальные или групповые записи по различным источникам смерти;
– демографо-балансный, когда специалисты работают с надежными данными переписей по определенным методикам, учитывая при этом изменение внешних и внутренних границ (например, движение миграционных потоков).

Сочетание обоих подходов весьма затруднительно, но теперь для достижения результата без этого сочетания, видимо, уже не обойтись. Однако тут следует строго придерживаться правил корректного анализа данных: тыловые потери нельзя отрывать от прочих, нельзя замалчивать смертность во время массовых депортаций 1943-1944 годов, расстрелы в тюрьмах прифронтовых городов перед приходом туда немцев и многочисленные расстрелы в тылу. Например, только на даче НКВД в поселке Барбыш под Куйбышевом в октябре 1941 года были бессудно убиты 25 репрессированных военных, в том числе герои Советского Союза генерал-полковник Григорий Штерн и генерал-лейтенант авиации Яков Смушкевич.

Статистика умолчаний

Первые официальные цифры советских потерь в начальный период Великой Отечественной войны прозвучали из уст Иосифа Сталина на торжественном собрании в честь 24-летия Октябрьской революции 6 ноября 1941 года на станции метро «Маяковская»:

На самом деле к реальности все эти цифры никакого отношения не имели, они были обнародованы исключительно в пропагандистских целях. Если судить только по оборонительным операциям, закончившимся к этому времени (без Донбасско-Ростовской стратегической оборонительной операции и битвы за Москву), безвозвратные потери Красной армии составили почти два миллиона человек, а по данным немецкой статистики, одних только советских военнопленных к декабрю 1941 года было около трех с половиной миллионов человек.

Названные Сталиным 350 тысяч человек за четыре месяца Великой Отечественной отдаленно близки к реальным данным тогдашних советских потерь только на территории Белоруссии. Что касается немецких потерь, то они не достигли названных Сталиным в ноябре 1941 года четырех с половиной миллионов даже к концу войны.

Такая колоссальная разница вполне объяснима — в самом начале Великой Отечественной войны Сталин четко и недвусмысленно сформулировал для органов советской пропаганды, как следует преподносить обществу данные о потерях: вражеские — завышать, свои — занижать. Ничего не изменилось и после Великой Победы.

Из них 8,3 миллиона приходилось на боевые потери, а 6,7 миллиона — на гражданские: 6,1 миллиона человек погибли и были замучены на оккупированных территориях СССР и 0,6 миллиона человек (сейчас эта цифра считается сильно заниженной) унесла блокада Ленинграда. Сталин недовольно поморщился и снизил эту цифру до «около семи миллионов человек», которую в марте 1946 года лично обнародовал в интервью газете «Правда», а Вознесенский спустя несколько лет будет осужден по Ленинградскому делу и расстрелян.

Подобная тенденция прослеживается и по сталинской редактуре проекта вступительной речи прокурора Романа Руденко на открытии Нюрнбергского процесса в конце того же 1946 года. Недоумение у советского вождя вызвал даже миллионный порядок цифр гитлеровских жертв, а также отдельное упоминание в их числе евреев. При этом структура безвозвратных демографических потерь советских людей Сталина тогда совершенно не заинтересовала.

Через три года после смерти Сталина, в 1956 году, руководитель Центрального статистического управления (ЦСУ) Владимир Старовский докладывал ЦК КПСС о «свыше двадцати миллионах» погибших во время Великой Отечественной войны. Но тогдашний глава государства Никита Хрущев только в ноябре 1961 года в письме шведскому премьер-министру Таге Эрландеру осмелился озвучить цифру в «два десятка миллионов жизней советских людей», при этом он обошелся без слова «свыше». Судя по всему, как и Сталина, структура потерь Хрущева тоже не очень интересовала. Чтобы взять новую лингвостатистическую высоту, потребовались еще почти четыре года и новый правитель. Возвращая народу День Победы в 1965 году в качестве праздника, Леонид Брежнев в юбилейном докладе в честь 20-летия Победы заявил, что «война унесла более двадцати миллионов жизней советских людей».

В 1969 году оценку гражданских потерь СССР в годы войны в шесть миллионов человек, отталкиваясь от данных Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК) 1946 года, впервые обнародовал генеральный прокурор СССР Роман Руденко — тот самый, чью речь на Нюрнбергском процессе в 1946 году переписывал лично Сталин.

Банальный арифметический подсчет здесь выводит на цифру в 14 миллионов безвозвратных боевых потерь. В эти годы сопоставимые потери вермахта (без учета потерь на других театрах военных действий) оценивались в четыре миллиона человек. Получалось, что на один немецкий труп приходились три с половиной советских.

Комиссия Кривошеева

Настоящий перелом в изучении военных потерь произошел в конце 1980-х годов, во время горбачевской перестройки. При Генштабе Вооруженных сил СССР была создана специальная военно-историческая комиссия, в которую включили высококвалифицированных демографов из НИИ ЦСУ СССР: Евгения Андреева, Леонида Дарского и Татьяну Харькову. Они собрали по открывшимся для них архивам первичные статистические данные, двигая возрастные категории с переписей 1937 и 1939 годов к 22 июня 1941 года и от первой послевоенной переписи 1959 года к самому концу 1945 года, внутренне взаимоувязывая при этом на каждом шагу всю половозрастную пирамиду СССР.

В результате расчетов ученые вышли на две ключевые цифры оценки населения страны: 196,7 миллиона человек на день начала войны и 170,5 миллионов человек на конец 1945 года, из которых 159,5 миллионов — родившиеся до 22 июня 1941 года. Разница в 37,2 миллиона человек — еще не есть потери: помимо войны с ее аномальной смертностью никто не отменял естественной смертности.

Иначе говоря, и без войны люди все равно бы умирали, хотя и не в таком количестве. Отбросив рассчитанную естественную смертность в годы Великой Отечественной в 11,9 миллиона человек и добавив детскую сверхсмертность за те же годы в 1,3 миллиона человек, специалисты вышли на грамотно сбалансированную цифру потерь СССР в 26,6 миллиона человек.

Да, в этой цифре каждая ее составляющая безымянна, но каждая увязана с другими данными и прошла через сложные операции взаимоувязки. Сводная цифра советских потерь в годы Великой Отечественной в «почти 27 миллионов жизней советских людей» была впервые обнародована президентом СССР Михаилом Горбачевым в 1990 году в докладе к 45-летию Победы.

Потом она получила почти каноническое признание при Борисе Ельцине, повторившем ее в 1995 году в своей речи в честь 50-летия Победы. Но к тому времени эта цифра получила исчерпывающее обоснование в научных публикациях 1993 и 1995 годов.

Что представляет собой цифра 26,6 миллиона человек? Ее структура такова: 8,7 миллиона человек составляли прямые безвозвратные боевые потери РККА, а остальные — стало быть, 17,9 миллиона человек — потери мирного населения.

Три четверти составляли мужчины, из которых более половины — когорты военнообязанных возрастов. Вероятность остаться по окончании войны в живых для мужчин, шагнувших в нее в возрасте от 15 до 34 лет, была выше по сравнению разве что со стариками от 65 лет и более.

Методика подсчета генштабовской комиссии генерал-полковника Григория Кривошеева выглядела довольно солидно, поскольку сводила воедино десятидневные фронтовые донесения о потерях на всех уровнях. Однако ее подозревали в манипулятивности, и она опиралась на низкое качество первичной статистики. Как персональный, так и списочный учет потерь в Красной армии был ниже всякой критики, особенно в начальный период Великой Отечественной. «Медальоны смерти» в Красной армии ввели не сразу, носили их не все — они считались дурной приметой. Солдатские книжки появились с еще бóльшим опозданием. Поэтому учет личного состава в войсках был далеко не блестящий не только в самом начале войны, но и на всем ее протяжении.

1 / 2

Фото: ТАСС

2 / 2

Участницы пленума Комитета советских женщин во главе с его председателем, летчиком-космонавтом Валентиной Терешковой возлагают цветы на Могилу Неизвестного солдата в Александровском саду. Москва, 1 июля 1968 года

Фото: Александр Моклецов / РИА Новости

Еще одна проблема подсчетов комиссии Кривошеева — непонятно, как фиксировалась вторичная мобилизация (то есть мобилизация освобожденных советских граждан призывных возрастов на ранее оккупированных территориях, а также репатриируемых военнопленных и гражданских принудительных рабочих) в конце войны, осуществлявшаяся главным образом не через военкоматы, а прямо в частях. Другая серьезная проблема — перебежчики и военнопленные, которые (за вычетом евреев и комиссаров) оседали в немецком «Архипелаге Дулаг» (не путать с «Архипелагом ГУЛАГ»).

Окруженцы и дезертиры массово растворялись среди гражданского населения, немало таких бывших военнослужащих оказывались потом в Германии в качестве остарбайтеров, но большинство из них воевало на той или иной стороне в качестве полицаев или партизан. Но их всех текущий учет сбрасывал в графу «без вести пропавшие». Поэтому многим специалистам было очень трудно поверить в предлагаемую Кривошеевым цифру 8,7 миллиона безвозвратных боевых потерь — настолько явственно торчали из нее заниженные данные, например, по смертности военнопленных.

Архивные тайны

Как тут быть? Есть ли иные способы выйти на более реалистичную цифру человеческих потерь нашей страны в годы Великой Отечественной, особенно спустя столько лет после ее окончания?

В Подольске, в Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО), хранится уникальный учетный материал — сводная картотека безвозвратных потерь рядового и офицерского состава. В ней сошлись учетные данные и Красной армии, и вермахта, и сплошного подворового опроса, проводившегося военкоматами в 1946-1947 годах.

Многолетний сотрудник ЦАМО и историк-энтузиаст Сергей Ильенков в 1990-е годы частично обработал этот массив данных (18 букв алфавита из 33-х) и насчитал 13,5 миллиона погибших, пропавших без вести и умерших от ран и болезней красноармейцев.

Если к этим промежуточным данным добавить сведения аналогичных картотек по потерям Военно-морского флота СССР в 150 тысяч человек и примерно 350 тысяч человек в архивах внутренних и пограничных войск НКВД и партизанских соединений, то можно выйти на цифру безвозвратных боевых потерь СССР в 14 миллионов человек. Это не окончательный, а промежуточный результат, который может служить временным минимальным ориентиром, но уже это на 60 процентов выше данных генштабовской комиссии Кривошеева.

Наверное, нет в нашей стране такого человека, кто не слышал бы про обобщенный электронный банк данных (ОБД) «Мемориал», заработавший в 2007 году. Миллионы людей нашли там сведения о своих погибших на войне родственниках. Удовлетворить эту гуманитарную потребность и есть главная задача ОБД «Мемориал».

Он и сейчас непрерывно пополняется не из карточек именной картотеки, а непосредственно из первичных учетных материалов: первичных донесений о потерях, данных из военно-медицинского, военно-морского и прочих архивов.

Но назвать хотя бы примерное число индивидуальных карточек, то есть установить базовую величину потерь с учетом неизбежных случаев дублирования — это вторичная задача по сравнению с гуманитарной миссией этого проекта, которая будет решаться потом.

Исследования Ильенкова в ЦАМО были продолжены его коллегой Владимиром Елисеевым, и его вызывающие доверие расчеты безвозвратных боевых потерь достигли цифры в 21,3-21,5 миллиона человек. Но в таком случае на гражданские потери остается 5,3 миллиона человек, что существенно меньше даже оценки ЧГК 1946 года в шесть миллионов человек, а такого просто не может быть. Это подвергает сомнению ставшую за 30 последних лет канонической цифру общих потерь страны в 26,6 миллиона человек.

Окончательно решить эту дилемму позволит синтез демографо-балансного подхода с учетно-статистическим, о чем уже говорилось в самом начале доклада. Когда ОБД «Мемориал» сможет выдать поименное число задокументированных безвозвратных боевых потерь, необходимо будет провести перерасчет прежних цифр и допущений с учетом новых данных.

Великая Отечественная война закончилась 78 лет назад, но мы до сих пор не знаем точно, сколько жизней она унесла. Когда возникнут подходящие условия, когда откроются все архивы, а ОБД «Мемориал» обработает все учетные материалы и создаст сводный именной регистр безвозвратных боевых потерь, нас ждут новые открытия.

Учеными, занимающимися этой темой, движет не только научный интерес, не только желание обогатить инструментарий исторической и демографической наук, но и гражданский долг по отношению к десяткам миллионов людей, сложивших свои головы ради биологического рождения и физического существования всех нас, ныне живущих.