Loading...
Лента добра деактивирована. Добро пожаловать в реальный мир.
Вводная картинка

«Панельки — это образ жизни» Как однотипные серые дома изменили россиян и стали одним из символов СССР?

Фото: Антон Ваганов / Коммерсантъ

СюжетРеновация Москвы:

В 1960-е годы, когда у власти находился Никита Хрущев, жилищный вопрос СССР все еще не был решен — люди массово переезжали из сел в города, но жить им было по-прежнему негде. Тогда было принято решение о возведении так называемых хрущевок: пятиэтажные однотипные панельные дома должны были стать временным решением, но и в 2022 году они остаются единственным жильем для множества россиян. Сегодня панелькам посвящают песни и произведения искусства, на их фоне снимают клипы и проводят фотосессии, но однозначного отношения к этим постройкам нет. Стали ли панельки частью нашей жизни, готовы ли мы отказаться от них, «Лента.ру» узнала у Михаила Алексеевского — городского антрополога, посвятившего одно из исследований тому, как жители российских городов воспринимают различные типы застройки.

«Лента.ру»: Почему в России панельки вжились в наш образ жизни и стали культурным феноменом?

Михаил Алексеевский: Самый простой ответ — потому что их очень-очень много. Мои коллеги исследовали типологию российских городов и выяснили, что 49 процентов всей жилой застройки российских городов – это типовые многоквартирные дома советского времени, условные панельки. Просто российские города в наибольшей степени панельные — это самый популярный тип застройки, привычная норма. То есть жить в постсоветском жилом комплексе — это «ух ты», жить в коттедже — еще более экзотично. Жить в исторической постройке, каком-то доходном доме рубежа XIX-XX веков тоже что-то особенное. А жить в советском панельном доме — это норма. И неудивительно, что она как-то рефлексируется, осмысляется и имеет такое большое значение.

Михаил Алексеевский

Михаил Алексеевский

Панельки было легко и недорого строить, одна из причин в этом?

В советское время был очень активный процесс урбанизации. Если в дореволюционное время Россия была преимущественно сельской, то сейчас почти 75 процентов населения живет в городах. В этом смысле Россия занимает высокое место в мировых рейтингах уровня урбанизации. И в процессе пока сельские жители приезжали в города искать свое место под солнцем, им надо было где-то жить. До начала массового строения панелек это приводило к жутко перенаселенным коммуналкам, а при Хрущеве появилась программа, которая позволяет строить быстро и достаточно дешево, и расселять людей из коммуналок. А коммуналки сейчас — тоже некоторая экзотика.

Вы говорили про быстрое и дешевое строительство. Какие у него минусы?

Это все было довольно низкого качества. Почему сейчас встает вопрос про реновацию — потому что надо с этими домами что-то делать. Изначально это было дешево, но не очень удобные планировки, высокая слышимость. Но когда их строили, не думали, что они так долго будут использоваться — это воспринималось как временное решение: сейчас мы быстренько всех расселим, а потом начнем строить нормальные дома. В целом в этом направлении все и двигалось, но жилья все равно не хватало, и большинство этих зданий по-прежнему активно эксплуатируются. Но с точки зрения коммуникаций, соответствия современным стандартам они, конечно, мало котируются. Поэтому и возникают вопросы — что именно с ними делать.

Другое, что подход, который сейчас преобладает, то есть реновация, — не единственное, что можно делать с этими панельками. Коллеги мои разработали программу, как можно их модернизировать вместо сноса и новой застройки. Они малоэтажные, а с точки зрения урбанистики это считается комфортной городской средой — не «человейник», а зеленые дворы и так далее. В Германии, например, их модернизируют, достраивают пару этажей и получается и внешне, и по сути, с одной стороны, дешевле, чем сносить и строить заново, а с другой — современно и хорошо выглядит.

Если сейчас панельки начнут сносить по всей России, хотя бы по крупным городам, не будет ли это восприниматься с негативом? Потому что пейзаж любого спального района — это панельки, а многоэтажки-новостройки там выделяются.

Вообще это серьезный вопрос — какой должна быть застройка наших городов? Неслучайно в Москве планы по реновации не встретили единодушного одобрения — не все готовы переезжать в 25-этажки. Кому-то нравится вот эта комфортная среда, когда ты знаешь всех соседей, бабушки на лавочке перед подъездом — достаточно приятная и гуманная социальная атмосфера. Понятно, что терять это для многих травматично. С другой стороны, если трубы в доме гнилые, а перекрытия плохо держат — то это не Колизей, который немного подразрушился и стоит веками, и делать с этим что-то надо. Вопрос — что именно. Но в целом многим эта среда очень нравится и кажется достаточно комфортной.

Если сейчас посмотреть на любой крупный город и сравнить, что изменилось с советских времен, то самое большое изменение — появление торговых центров. Этой функции в советской плановой экономике не предусматривалось: был один гастроном, все постояли там в очереди за продуктами, потом поели в столовой, и все. В современном мире уже другие требования к инфраструктуре. В свое время появлялись ларьки — то, что возникло в 1990-е, было попыткой адаптировать советскую среду к новым временам дикого капитализма

Получается, современные ЖК со своими детскими садами и школами не решают также проблемы с устройством детей?

В советское время была совершенно другая логика градостроительства. Плановая экономика — плановая логика. На тысячу жителей многоквартирных домов нужно столько-то детских садов и школ, все это строило государство и не задумывалось о рентабельности. В случае, когда речь идет о коммерческой застройке девелоперами, ты можешь потратить какое-то количество денег и построить многоэтажный дом. Если ты построишь дом более высокий — в нем будет больше квартир и площади, и ты больше денег получишь от продажи всего этого. Если ты строишь школу — ты не можешь продавать классы, и это расходы, а не доходы.

Поэтому ничего удивительного в том, что девелоперы стараются как можно меньше тратить на социальную инфраструктуру и строят то, что можно продать. Собственно, это и приводит в худшем варианте к «человейнику», в котором нет ничего, и дети ходят в школу, которая построена в соседнем советском микрорайоне, перегружая ее. В итоге несчастливы все.

Для более старшего поколения панельки остаются связующим звеном с прежней жизнью, своего рода ностальгия, детство. Но молодое поколение — почему оно их романтизирует?

Это во многом связано с романтизацией советского времени: оно ушло, а вот эта городская среда, возникшая в это время, воспринимается как наша своего рода античность. Была великая эпоха, построено было это, сейчас оно немного обветшалое — не то что это наш Колизей, но что-то подобное.

Были построены сталинки. Есть очень красивые высотки. Почему мы их так не романтизируем?

Есть архитектура типовая, которая существует везде. На этом основана условная коллизия фильма «Ирония судьбы» — в какой город ни приедешь, везде одинаковые дома. И когда ты живешь в таком доме — это про похожесть опыта, которая вызывает эмпатию. Увидел какую-то старую игрушку, и вспоминаешь, что у тебя была такая же, и у тебя теплые чувства. А когда видишь сталинскую высотку, в которой жила партийная элита, ты можешь восторгаться ею с архитектурной точки зрения, но сердечко у тебя в этот момент не будет екать. Когда ты видишь подъезд пятиэтажки точно такой, в котором когда-то жил ты, это по-другому работает — это твое, знакомое тебе.

Кремль — это достопримечательность. Сталинские высотки — это достопримечательность. А панельки — это образ жизни

А есть вероятность, что сосуществование панелек с новостройками будет долгим, будут ли они вписываться в новую городскую среду? Или их вытеснят полностью?

Осторожно мы можем предположить, что через какое-то время, не обязательно скоро, немногочисленные оставшиеся панельки признают объектами исторического наследия, возьмут под охрану, откроют там музей.

Тут все зависит не столько от времени, лет, а от количества. Когда у тебя какие-то автобусные остановки по всей стране одинаковые, ты думаешь: «Что такого, они по всей стране одинаковые». Проходит условно 50 лет, таких остановок осталось пять на всю страну, и все тут же: «Глядите, какая интересная архитектура, эпоха отразилась в этой остановке, давайте ее сохранять». А панелек сейчас очень и очень много. Поэтому идея того, что надо сохранять, а не сносить, широкие массы не очень трогает — они есть в каждом городе, заурядные и не очень красивые.

Но прямо сейчас происходит перемена отношения к конструктивизму. Долгое время, в позднесоветское и в 1990-е, у обывателей была идея, что конструктивистские здания не представляют собой особой ценности. Сейчас, когда таких зданий становится все меньше, начинаются какие-то экскурсии типа «Конструктивистский Екатеринбург», поэтому думаю, что и до панелек это рано или поздно дойдет.

Получается, мы просто пока их исследуем?

Я бы сказал, начинаем рефлексировать — вокруг все меняется, а они остаются, связанные с другой эпохой. Чем больше времени проходит с распада СССР, тем больше рефлексии и переживания, что это было, как это было. И волнует это не тех, кто застал Союз, — тот же Хаски, который обыгрывает советскую «панельную» эстетику в своих клипах, там не жил. С точки зрения культуры, истории, мифологии Советский Союз становится значимым и важным.

До недавнего времени то же самое происходило с 90-ми, сейчас уже меньше: бандиты, какая-то необычная эпоха, какое-то ретро. И это дико интересно мне как человеку, юность которого прошла в 90-е. Лично у меня попса того времени про два кусочка колбаски тогда вызывала рвотные рефлексы, а сейчас, когда Dead Blonde работает в той же стилистике, это считается стильно, модно, молодежно.

Но мне кажется, тут важная история про то, что не надо путать туризм с эмиграцией. Супербольшого желания у молодежи жить именно в таких панельках нет — это самое непривлекательное, хуже только деревенские дома, ИЖС. Следующие по степени непривлекательности — это хрущевки, особенно ушатанные. Сказать, что молодежь не хочет жить в современном ЖК, а выбирает хрущобу с ковром на стене, мы не можем. И в этом смысле история про фотосессии молодежи среди советских панелек — это о том, что человек попал в какой-то новый мир и хочет там сфоткаться, а не о том, что «это мое»

А вот эти палисадники всякие под окнами панелек, фигуры из шин — в современных ЖК такое сейчас разве встретится?

Есть отдельная история о том, что происходит с образом жизни в новых «человейниках», — мы можем их ругать и перечислять кучу минусов, но образ жизни там очень резко отличается от советской застройки, и он куда более прогрессивный вопреки архитектуре и строительным решениям. Потому что в эти многоэтажки в основном переезжают молодые семьи из среднего класса, и они очень сплачиваются друг с другом, потому что решают одни и те же проблемы: брак застройщика, нехватка детских садов и так далее — создают среду взаимовыручки.

Я был поражен, насколько силен контраст между страшилками о том, что это будущие гетто, и тем, какая там на самом деле интересная и очень прогрессивная социальная жизнь. И эти палисадники перед подъездами — это «сделай сам» в улучшении городской среды, которым занимаются не только бабушки. Это как раз про прогрессивность и готовность самостоятельно менять среду, а не ждать ГБУ «Жилищник».

На эти новые дома действительно много жалоб — слышимость, что-то вечно ломается и так далее. Многие подумают, стоит ли покупать квартиру в новостройке или выбрать ту же сталинку.

Сталинки, между прочим, номер два по популярности в рейтинге того, что у горожан ценится выше всего из типов жилья. На первом месте хорошая историческая застройка — доходный дом, но важно, чтобы он был не аварийный, не со сгнившими трубами. Это считается самой комфортной средой — уютные улицы, куча кафе, своя атмосфера. Другой вопрос, что такой среды на всех не хватит. И по современным СНИПам такое нельзя строить.

Мы делали исследование и выяснили, что всем страшно нравится историческая среда городов. Но если попробовать ее воспроизвести, то ничего не получится — по пожарным нормативам, например, так сейчас строить запрещено. Поэтому фигачить микрорайоны — сколько угодно, а сделать такую комфортную среду не получается.

Почему в свое время перестали строить хрущевские панельки?

Потому что это не очень качественное жилье, неудобные планировки, не очень хорошие стены. Грубо говоря, сам принцип массового домостроения, когда есть специальные комбинаты, серии, — он сохранился. А вот качество строительства, разнообразие этих типов домов — это стало развиваться. Во многом это связано с тем, что хрущевки строили на потоке, когда скорость урбанизации была высока, когда крестьянам раздали паспорта и они смогли переезжать. До этого особо ничего не строилось, а если и строилось, то мало и для элиты — условные сталинки, комфортные и хорошие. Крестьянину не светило получить такую квартиру, в лучшем случае — комнату.

И когда бум приезжавших худо-бедно расселили, появилась возможность строить более качественно, может быть, не так много, но более комфортно. Начались изыски, стали больше внимания обращать на климатические зоны — появились специальные серии для Средней Азии, северных территорий и так далее. Но принцип того, что это массовое и типовое строительство, не менялся — менялись технологии.

Получается, мы делаем то же самое, просто в другом виде и из других материалов?

Конкретно сейчас уже немного по-другому. Постсоветское строительство во многом наследует типовое советское, но у каждого застройщика свой выбор технологий и дизайна — у кого-то он типовой, кто-то применяет индивидуальные проекты, узнаваемые. Но базово это все по тем же принципам, что и советская застройка, но без той же инфраструктуры.
Я скорее имел в виду позднесоветскую застройку — эпохи Брежнева и Горбачева. Там было больше разнообразия, появились лифты, девятиэтажки. Вариантов застройки стало больше, но базовый принцип того, что это типовое жилье, сохранился.

Сейчас разнообразия стало еще больше, и во многом оно обусловлено возможностями и амбициями девелоперов, конкуренцией. Потому что когда случился жилищный бум, ипотечный, то началась уже какая-то конкуренция: народ начал сравнивать, смотреть, что у одного ЖК хорошие детские площадки, а у другого их вообще нет, выбирать. То есть появился запрос борьбы за качество, оно, как и проектирование, стало расти. Но долгое время это было по принципу «строй, бери деньги и беги».

У панелек был шанс получить дизайн? Или это мешало бы быстрому строительству?

Тогда велась борьба с архитектурными излишествами. При Хрущеве архитекторам начали говорить: «Что это тут у вас за вензелечки, какие-то скульптуры на фасадах, это все лишние деньги, вы разбазариваете народное добро». Это воспринималось как излишество, которое удорожает и замедляет строительство, а строить советскому народу надо быстро и много. В этот момент все эстетические вопросы и дизайн были задвинуты на 22-й план — на первый вышла простота, дешевизна, типовые решения, которые позволяли строить безликие хрущевки, но очень быстро. Лучше построить 100 панельных коробок, чем 20 домов с архитектурными излишествами.

Правильно ли говорить, что это только так называемая русская хтонь — панельки же по всему СНГ?

Если вообще строго говорить, это панельное типовое домостроение было придумано архитекторами-модернистами, чаще всего среди них выделяют Ле Корбюзье, который был одним из идеологов и философов функционализма — строительства простого прагматично устроенного города без излишних красивостей: многоэтажные дома, широкие прямые проспекты, строго определенные функции различных зон. И сама идея типового панельного строительства на самом деле международная — нельзя сказать, что это придумали только в Советском Союзе, это строили по всему миру.

Многие урбанисты сейчас считают, что модернизм — это главное зло, и Корбюзье вообще нам половину XX века испортил своими идеями, и поэтому города стали такими неудобными. Потому что модернистский город был очень автомобилецентричным — не подразумевалось, что люди могут гулять по уютным улочкам, лучше пусть это будут большие проспекты, по которым потоки машин несутся, — очень функциональный подход. Минск, например, в послевоенное время строился в такой парадигме. В Москве это Новый Арбат — он был тупо прорублен сквозь историческую застройку, это пример модернистской улицы без светофоров, по которой фигачат машины, а по бокам стоят дома-книжки. Это была попытка сломать хребет старой Москвы. У коренных москвичей это вызывало грусть и слезы, ходило выражение про «вставную челюсть Москвы», но для приезжающих в город это было как сейчас Сити — где еще в России можно посмотреть небоскребы, как в Нью-Йорке. Так же и там — дома-книжки, как в Нью-Йорке и Вашингтоне. Ленинский проспект, Ленинградский — то же самое.

В других городах России так же было?

Да, в определенный период это был базовый принцип — нужно строить большие магистрали, по бокам здания, где-то парки. Но проблема такой застройки — вокруг нее много пустырей, особенно если гаражных кооперативов напихать, и ты чувствуешь себя там неуютно, когда пробираешься через эти пустыри и думаешь, выскочит на тебя маньяк с ножом или нет. У дореволюционной застройки, конечно, были свои опасности и укромные дворики, но люди жили очень плотно; если вдруг попадешь в беду, можно позвать на помощь, и тебя кто-то услышит. А на пустыре за гаражами тебя не услышит никто.

Вокруг панелек сосуществуют две противоречивые реакции: часть хочет от них избавиться, видит в них символ безысходности, часть хочет сохранить, или все эти годы сохраняет. Не из-за того ли, что для юного поколения это своего рода музей, а для старшего — это именно дом, где они росли и жили всю жизнь?

С одной стороны, действительно поэтому — для многих, кто вырос в этой среде и прикипел к ней, это уже действительно образ жизни, они хотят и дальше его вести. Для молодежи это эстетический феномен, и в этом смысле разница между символом безысходности и желанием сделать селфи не такая уж большая — и в том, и в другом случае ты воспринимаешь это как чужеродную среду.

Когда ты живешь в своей квартире, это привычная для тебя среда обитания, и ты не будешь это фотографировать — люди редко делают фотографии своих подъездов и дворов. А фотографировать они начинают в тот момент, когда видят что-то непривычное в хорошем или плохом смысле — это могут быть какие-то живописные руины, так называемая эстетика е****й (отдаленных территорий). Но человек, который живет в е****х, не фотографирует то, что вокруг него, и о чем говорят «глядите, как это эстетично», — для него это повседневность, норма. Соответственно, и те, кто приезжает поностальгировать о советской эпохе, и те, кто считает, что это депрессивная среда, вызывающая суицидальные мысли, могут в принципе друг другу и не противоречить.

Причем это может восприниматься как «я не живу здесь, но воспринимаю это как часть культуры и идентичности моего города». Я не живу в Кремле, но если кто-то скажет, что надо его снести и построить на его месте небоскребы, я пойду протестовать, даже несмотря на то, что я на Красную площадь прихожу несколько раз за всю жизнь, да и то только для того, чтобы показать гостям. Это вопрос про ценности, что ли

Наша ценность — это советские старые дома?

Это и ценность, и не ценность, но это важно. Если стереть ластиком все панельные дома из Москвы, она перестанет быть Москвой — какой-нибудь район Измайлово прекратит свое существование, останется пустыня, в которой несколько постсоветских многоэтажек стоит.

Тут же еще надо учитывать, что для многих большое значение имеет район — жители Остоженки и Бирюлева по-разному воспринимают городскую среду, и то же Измайлово представить без панелек очень сложно. И это та культура, которую мы впитываем с молоком матери, грубо говоря.

Комментарии к материалу закрыты в связи с истечением срока его актуальности
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Читайте
Оценивайте
Получайте бонусы
Узнать больше