Бывший член «Правого сектора» (запрещен в России) Игорь Пирожок, известный как командир отряда националистов «Хорти» («Борзые»), получил в России четыре года колонии за экстремизм. Долгие годы он помогал националистическим группам, занимавшимся разведывательно-диверсионной деятельностью в Донбассе и на территории России. Зимой 2018 года он перебрался в Россию и занялся вербовкой сторонников. В эксклюзивном интервью «Ленте.ру» Пирожок рассказал, как в 2014 году на Украине создавались отряды самообороны, как «Правый сектор» сотрудничал с властью и какую роль играли радикалы в переделе собственности после Евромайдана.
«Лента.ру»: В 2014 году вы были одним из руководителей самообороны Бердичева. От кого вы оборонялись?
Пирожок: Когда на Майдане стала накаляться ситуация, я пояснял всем, кого знал, а в Бердичеве и Житомирской области я знал многих, что президента Украины Виктора Януковича сбросят, начнется схватка с Россией, и тогда всякого рода радикалы распустят руки.
Объяснять местным последствия было не надо. Бердичев — город четырех культур: польской, русской, украинской и еврейской. Мы видели, что творилось. Регулярно происходили налеты на небольшие города — молодые люди на автобусах заезжали и громили все, грабили магазины. Майдановцы, антимайдановцы — неважно, кто оплатил их услуги. Когда такая банда помогает устроить рейдерский захват и лишает вас места работы, ее политические пристрастия второстепенны.
Каждый взял понятное ему направление. Про мою историю с организацией «Легион "Вервольф"» (созданная в 1990-х в России неонацистская организация — прим. «Ленты.ру») знали, поэтому было решено, что я беру под себя всех наших правых. Я и взял. Но я не был их лидером, скорее политическим советником.
Местные правые были не против того, что к ним вроде как прислали чужого?
Я смог собрать всех ребят и лидеров, мы обсудили ситуацию. Все поняли меня правильно. Да и грело то, что в это время на Майдане правый фланг был самым сильным.
Что собой представляла самооборона Бердичева?
Мы перекрыли все въезды и выезды, поставили свои блокпосты. В Бердичев ведет четыре дороги, на каждой были свои люди с рациями, смотрели, следили и докладывали обстановку. Были единомышленники и в Житомире, с соседями тоже держали связь. В случае проблем в нужные места выезжало подкрепление.
Дежурили охотники, у кого было свое оружие, спортсмены, разный люд. И обязательно одна машина милиции, но только строго из местных. Руководитель районной милиции поступил мудро: он изъял все оружие у своих бойцов и запер его в арсенале, чтобы не ушло куда ни попадя. Настроение было у всех разное. Много было горячих голов с обеих сторон.
Какой момент в самообороне Бердичева вы считаете наиболее сложным?
В марте 2014 года пошел слух, что в город едут антимайдановцы, потом — что майдановцы. Звонили из Житомира, рассказали, что на трех автобусах, вроде «титушки» (обобщенное название народных дружинников, активистов, боевиков, выступавших на стороне властей во время событий Евромайдана — прим. «Ленты.ру»). Разведка донесла, что у них есть списки магазинов и предпринимателей, у кого есть чем поживиться. Хотели грабеж устроить.
Мы укрепили баррикады и тех на автобусах притормозили. Там уже и вся оборона города подошла — предприниматели наши, охотники с оружием, машина полиции подъехала. Случилась заварушка. Мы применили физическую силу, для острастки пришлось открыть огонь — постреляли в воздух.
Как в то время складывались отношения с силовиками?
С милицией мы только с местной вели дела, чужакам проезда не давали. Сотрудники Службы безопасности Украины (СБУ) до определенного времени все попрятались.
Какую позицию занимал криминалитет в той ситуации?
С ним проблем не было. Они в то время тоже самооборону поддерживали. Им был нужен порядок, чтоб все оставалось как прежде. Хаос никому, кроме политиков, не нужен был.
Как в 2014-м относились вы и ваши товарищи по самообороне к событиям в Крыму и в Донбассе?
События в Крыму в то время интересовали нас меньше всего. Вы поймите, у нас же специфический регион. Тут исторически так сложилось, что вся интеллигенция говорит на русском и польском, а остальные — на украинском.
Как вы отнеслись к трагедии, случившейся в Доме профсоюзов в Одессе?
Конечно, резко негативно! Я об этом публично высказывался в интернете, мои мысли по этому поводу можно найти и сегодня. Я резко осудил одесские события.
Вы и ваши сподвижники по отряду «Хорти» разделяли взгляды «Правого сектора»?
Мы организовались в Бердичеве сами. Никто не приезжал и не предлагал нам некую единую программу «Правого сектора». «Хорти» следовала лозунгу «Єдина країна, единая страна!». Он отвечал принципам двуязычного народа, поэтому я его поддерживал.
«Хорти» собрались из болельщиков «Спартака». Не знаю, почему они так звались, фанатам нравилось. Потом уже к названию добавили «Правый сектор».
Вы подчинялись штабу Яроша?
В Киеве один «Правый сектор», на остальной территории Украины — другой. Откуда изначально взялось название «Правый сектор»? Они занимали правый сектор на Майдане, не более. А потом туда пришли представители ультрас киевского «Динамо», которые тоже находятся на правом секторе стадиона.
Дмитрий Ярош — это же кум Валентина Наливайченко, бывшего главы СБУ при президенте Викторе Ющенко, крестный отец его детей. Наливайченко создал организацию «Тризуб» и создал Яроша. Это маленькая маргинальная организация с хорошей крышей и эксклюзивной информацией.
Если они такие маргиналы, почему же все остальные организации «Правого сектора» размахивали свастиками и использовали русофобские лозунги?
Вспомните Андрея Билецкого, лидера батальона «Азов». Посмотрите, что он говорил до Евромайдана. Единый славянский союз. Русские, белорусы и украинцы — мы славяне. Это был чистейшей воды славянофил по пропагандируемым взглядам. Как стали платить за русофобию — сразу убрали из списка русских и немного изменили риторику.
Кто платил?
Наверное, всем бы хотелось, чтобы я сказал, что вездесущие американцы и НАТО. Но хватало желающих и среди представителей местного бизнеса, которые думали, что им это будет выгодно, поскольку для их деятельности откроется больше рынков и возможностей на Западе. Ну и при решении сложных внутренних задач автобус с радикалами лишним не будет.
Да и Янукович поддерживал националистов. Его очень впечатлили события после убийства журналиста Георгия Гонгадзе в 2000 году, которые фактически свалили Леонида Кучму с поста президента, и ему не нужны были вот такие гражданские выступления. Нужно, чтобы улица была за «Тризубом».
А вообще радикалы очень полезны для нанесения точечного удара. И неважно, кто они — ультралибералы, ультраправые или ультралевые. До того как Майдан перерос в государственный переворот, он восемь месяцев плясал. Люди приезжали, уезжали, слонялись без толку. Они бы до сих пор там плясали — бессмысленный протест.
В какой-то момент пути «Хорти» и «Правого сектора» разошлись. Что случилось?
В мае из Киева поступило сообщение c просьбой собраться всем областным представителям «Правого сектора» в Житомире. Я приехал туда с моими пацанами, от Яроша прикатил начальник его службы безопасности. На встречу в здание пошли наши делегаты — 18 человек с области, а я остался на улице.
Почему?
Ну я же не руководитель. Стоял на улице с друзьями, а в здании неожиданно началась стрельба. Оказалось, они приехали, чтобы предъявить претензию — мол, кто вы такие, какое право имеете называться «Правым сектором», мы вам благословения на то не давали. Видимо, наши пояснили, что оно им не требуется, и те взялись за оружие.
Какова была цель встречи?
Поставить над нами свою крышу. Они на микроавтобусах приехали, может, хотели вывезти делегатов и подержать в заложниках. Их же все тогда боялись, никто не возникал против. Но тут не срослось. Мы перекрыли выходы, сказали, что живыми не выпустим. Милиция с нами встала. Переругивались, грозили друг другу. Потом приехал губернатор Житомирской области и вступил в переговоры. В итоге утрясли.
А как утрясли-то?
Договорились, что они отпускают людей и сдают оружие. Милиция их задержала. Ну, как задержала — увезли в отдел, а уже оттуда они сами спокойно уехали. Буквально через несколько дней на меня напали и избили битами. Может, и убили бы, но я неплохо сопротивлялся. Пока лежал в больнице, напали на дом, была перестрелка. Но без потерь. После этого я покинул ряды «Хорти».
Чем занимались потом?
Я остался в областной политике. Был и в организации по содействию люстрации, оставался в совете при губернаторе, входил в коллегию по кадастру. Хватало дел с землей. Житомир же самая перспективная область. У нас там ресурсов... Янтаря столько, что вашей Калининградской области и не снилось! А еще гранит, щебенка, песок и самые большие в Европе запасы титана и ильменита. За них и теперь идет война.
Тогда уже атошники (АТО, антитеррористическая операция украинских сил в Донбассе, сменила в 2018 году название на Операция объединенных сил — прим. «Ленты.ру») начали суетиться пытаться что-то забрать под себя. В янтарный бизнес активно лезли все эти общественно-гражданские отделения добровольческих батальонов. Надо понимать, что «добробаты» вышли из движений. Нормальные добровольцы шли тогда служить в Вооруженные силы Украины, а добровольческие батальоны — это же бандитские военизированные формирования.
За ресурсы началась серьезная схватка. Когда я вмешался, у меня хватало сторонников. В областном совете было шесть моих депутатов, которых мы протолкнули через «Радикальную партию» Олега Ляшко. На базе самообороны в Бердичеве продолжали работать созданные нами структуры, не дававшие развернуться чужакам на нашем янтаре. Потом мы противостояли введению новых тарифов. Не пускали чиновников из Киева.
При каких обстоятельствах вы покинули Украину?
В 2015 году меня задержала СБУ, причем не наша, а винницкая, чему предшествовал конфликт с местным олигархом Александром Ревегой. Раньше он был депутатом от «Партии регионов», но к тому времени, как водится, находился уже в «Блоке Петра Порошенко». И вот он пообещал, что меня посадит. Поругались мы из-за земли и в целом из-за его попыток ставить своих людей у нас на должности.
Взяли меня в Житомире, причем очень нагло. Рядом со мной кинули пакет, там было две гранаты и запалы от других боезапасов. Как я понимаю, боялись, что я могу их вставить и взорвать.
Меня посадили под домашний арест. Потом выпустили погулять, а я как раз успешно провел выборы для партии Ляшко. Им я помогал, поскольку можно было с минимумом голосов провести в облсовет своих людей. Потом суд приговорил меня к трем годам, и до апелляции я спокойно гулял на свободе. Но решение в итоге оставили в силе. Я вышел из зала суда, сел в машину, уехал в Приднестровье и оттуда вылетел в Россию. Генералы СБУ и местный депутат — это серьезные противники, да и приговор неприятный.
Почему именно в Москву?
Больше некуда было, а Москва мне знакома. И потом, я же в России отсидел, бояться, как думал, нечего. Но, как показало время, напрасно.
Через три года ваш срок подойдет к концу, возможно, получится освободиться досрочно. Что думаете делать после этого?
Признаться, ответа на этот вопрос у меня нет. Я всегда хотел вернуться домой. Там моя семья, мой отец, кроме них у меня ничего не осталось. Полагаю, что после отбытия срока Россия депортирует меня и, скорее всего, я сяду уже в украинскую тюрьму. В отношении меня там возбудили дело за государственную измену. Хотя я никогда не был госслужащим.
Меня удивляет отношение Украины. Меня арестовали на территории России по обвинению в действиях против вашей страны. По идее, Украина должна меня защитить, тем более что в моем приговоре значительная часть обвинений сводится к созданию радикальных группировок на Украине. Но эти же группировки не являются в нашей стране, в отличие от России, запрещенными. Значит, по идее, меня надо защищать?
В общем, я не строю иллюзий, что после перемен во власти, которые обязательно произойдут на Украине в ближайшие годы, для меня что-то изменится. В силовых ведомствах на местах останутся те же люди, а у меня черная анкета. Я удобный, всегда можно на мне заработать политические баллы. Так что поживем — увидим.
Продолжение беседы с Игорем Пирожком и его рассказ о вербовке российской молодежи для создания радикальных группировок читайте на «Ленте.ру» в ближайшие дни.