«На свой страх и риск» Как и зачем русские рискнули завоевать Сибирь?

Знаменитые слова Михаила Ломоносова «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном» справедливы по сей день. Именно благодаря Сибири наша страна стала великой державой и продолжает ею оставаться. Почему русские люди много веков назад двинулись за Урал и очень быстро дошли до Тихого океана? Сопротивлялись ли им местные народы? Можно ли русское освоение Сибири сравнивать с европейской колонизацией Америки? Грозит ли русским первопроходцам участь Колумба и других героев эпохи Великих географических открытий, памятники которым теперь нередко разрушают в открытых ими странах? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, профессор, директор Гуманитарного института Новосибирского государственного университета Андрей Зуев.

Покорение Сибири

«Лента.ру»: Как в разные времена среди наших историков было принято называть вхождение Сибири в состав России?

Андрей Зуев: Для дореволюционных историков никакой проблемы в терминах не существовало. Они не дискутировали по вопросу, как квалифицировать процесс включения Сибири в состав России. Но при этом их подавляющему большинству было понятно, что этот процесс протекал преимущественно военным путем, с применением силовых методов подчинения сибирских народов. Поэтому для обозначения самого процесса они применяли слова «завоевание» и «покорение».

Правда, во второй половине XIX — начале XX века в отечественной историографии получила распространение концепция, согласно которой Россия представлялась страной, которая постоянно стремится к колонизации новых территорий. Причем колонизация рассматривалась как расселение русского народа, экономическое освоение им новых земель, распространение на них русской культуры. В рамках этой концепции ряд историков характеризовал и русское продвижение в Сибирь. Их внимание переключилось с политических и военных аспектов на экономические и культурные. Вследствие этого включение Сибири в состав России они интерпретировали как преимущественно мирный процесс.

Кажется, в первые годы советской власти присоединение Сибири к России вообще считалось абсолютным злом?

В 1920-е годы молодая советская историческая наука была увлечена «решительной борьбой с пережитками великорусского шовинизма».

Но такая трактовка господствовала недолго. В середине 1930-х годов в силу разных идеологических и политических причин (в том числе для сплочения народов СССР сначала ввиду угрозы войны, а затем и в условиях войны с нацистской Германией) акценты стали меняться.

В 1950-х годах в советской идеологии возобладала концепция преимущественно добровольного характера присоединения большинства нерусских народов к России. В эти же годы прошла череда торжественных празднований юбилеев «добровольного вхождения» того или иного народа в состав России. Однако большинству историков-сибиреведов было понятно, что такая трактовка неадекватно характеризует события прошлого, поэтому они ввели в оборот нейтральный и корректный термин «присоединение», который быстро утвердился в советском историческом сибиреведении.

И этот термин оказался очень удачным. Под присоединением, как отмечал еще в начале 1960-х годов один из крупнейших специалистов по истории Сибири Виктор Иванович Шунков, можно понимать явления различного порядка — от прямого завоевания до мирного подчинения. И понятие «присоединение» отражает все многообразие и сложность процесса включения Сибири в состав России. Ведь на разных территориях и у разных народов этот процесс протекал по-разному.

Я читал, что по идеологическим причинам «к 1970-м годам концепция преимущественно мирного и добровольного присоединения Сибири к России стала господствующей в советской историографии», а отдельные неприятные эпизоды из жизни некоторых первопроходцев откровенно замалчивались. Насколько в действительности вхождение Сибири в состав России было мирным и добровольным?

Когда мы говорим о добровольности подчинения одного народа другому, всегда нужно иметь в виду, чем и кем эта добровольность инициировалась. Я полагаю, что в мировой истории вряд ли можно найти примеры того, когда один народ ни с того ни с сего признал бы свое подчинение другому — точнее, властной элите этого другого народа. Добровольность — понятие весьма относительное, добровольность всегда чем-то обусловлена. Если кто-то добровольно подчиняется власти другого — значит, он стремится извлечь из этого какую-то выгоду.

Так было и в Сибири. Отдельные территориальные группы сибирских народов, в силу разных причин и конкретных обстоятельств, мирно и, бывало даже (правда, очень редко), по собственной инициативе признавали свое подчинение государю всея Руси. К этому их, как правило, подталкивало стремление либо обрести в лице русских союзников и защитников, либо предотвратить возможное насилие с их стороны.

Однако такое случалось нечасто. Присоединение Сибири осуществлялось все же преимущественно с использованием военной силы. Подавляющее большинство сибирских народов признало русскую власть после сопротивления, которое могло быть кратковременным, а могло продолжаться несколько десятилетий.

В поисках земли и воли

Можете назвать примеры условно добровольного подчинения?

Конечно. Кодские ханты, томские татары, енисейские кеты, предбайкальские эвенки, забайкальские буряты сразу признали власть русских, рассчитывая с их помощью усилить свои позиции и защититься от соседей. Но, говоря об этом, нужно иметь в виду два момента.

Во-первых, не весь народ целиком признавал русскую власть сразу же, при первых контактах с русскими. Это делала какая-то его территориальная группа. Причем эта группа могла оказать русским существенную помощь в подчинении тех, кто оказывал сопротивление, — как своих соплеменников, так и других народов.

Во-вторых, коренные обитатели Сибири не сразу осознали, что русские пришли навсегда, воспринимая их сначала как временных пришельцев. Поэтому нередкими были ситуации, когда те, кто поначалу мирно взаимодействовал с русскими, затем поднимали восстания, стремясь избавиться от тех новшеств, которые появились с приходом русских, прежде всего от уплаты дани-ясака и от многочисленных злоупотреблений, которыми сопровождался сбор этого ясака.

Можно ли сказать, что продвижение в Сибирь стало естественным продолжением Москвой колонизационной политики Великого Новгорода? Ведь многие сибирские первопроходцы были выходцами из бывших новгородских владений.

Я не считаю расширение Московского государства продолжением новгородской колонизации. Другое дело, что Москва активно использовала новгородский опыт и новгородские пути в Сибирь.

Видные историки XIX века вроде Сергея Соловьева и Василия Ключевского считали колонизацию Сибири очередным этапом извечного движения русского народа на восток, подальше от постылой власти.

С одной стороны — да. Формирование Московского государства сопровождалось ростом налогов и разнообразных повинностей, установлением крепостного права.

С другой стороны, надо понимать, что Московское государство изначально, со времен Ивана III, строилось как империя. А любая империя, как известно, стремится к расширению — экспансии. До определенного времени экспансия Московского государства была возможна только на восток. На западе и юге находились сильные соперники — Речь Посполитая (конфедеративное государство на территориях нынешних Польши, Украины, Белоруссии, Литвы и частично России, Латвии и Молдавии — прим. «Ленты.ру»), Крымское ханство, за которым стояла Турция, на севере — Ледовитый океан.

На востоке же были весьма слабые в военном отношении осколки Золотой Орды — Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, Ногайская орда, а далее вплоть до Тихого океана — никаких преград. Поэтому можно говорить, что русское освоение Сибири было вызвано двумя факторами: логикой расширения Московского государства как империи и стремлением части русского народа сбежать от этого государства подальше.

«Встречь солнцу»

Один из основателей сибирского областничества XIX века писал, что «Сибирь — это подарок, который народные массы преподнесли России». Освоение Сибири было результатом частной инициативы русских «гулящих людей» или проявлением государственного интереса Москвы?

Как я уже сказал выше, это была и государственная, и частная инициатива одновременно в своей тесной взаимосвязи. Однако не следует преувеличивать стремление части русского народа сбежать из-под власти царских чиновников и крепостников-землевладельцев. До конца XIX века, до строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, численность самостоятельных переселенцев была невелика. Русские люди попадали в Сибирь в основном по государеву указу — в результате ссылки или принудительного перевода. Даже добровольное переселение нередко инициировалось и поддерживалось государством.

В XVII веке, о котором мы в основном говорим, темп и направления русского продвижения по Сибири задавались государственной администрацией. Она давала установки землепроходцам на поиск новых земель и новых народов. Другое дело, что чем дальше землепроходческие отряды уходили на восток, тем больше Москва теряла контроль над их перемещением и их действиями.

Если Западная Сибирь осваивалась под более или менее плотным контролем центральных органов и местной администрации в лице воевод, то в Восточной Сибири, к востоку от Енисея, землепроходцы, состоявшие из государевых служилых людей (казаков, вольных «охочих людей» и охотников-промысловиков), действовали зачастую на свой страх и риск, нередко на собственные средства организовывали экспедиции «встречь солнцу». Но и в этом случае их инициатива полностью соответствовала государственным интересам Москвы и находила там полную поддержку.

Верно ли, что первопроходцы шли в Сибирь именно за соболем? Автор «Сибирской книги» Михаил Кречмар недавно выразился так: «Если бы в Сибири не водилось соболей, то Россия сегодня не владела бы огромными пространствами от Уральского хребта до Берингова пролива».

Подобное высказывание — образец мифотворчества. Даже если бы в Сибири не водился соболь или какой другой пушной зверь, Московская Русь все равно пришла бы туда по той причине, о которой я уже говорил.

Хотя, разумеется, расширение империи сопровождалось решением вполне конкретных задач, в том числе и увеличением материальных ресурсов. Из документов того времени видно, что центр требовал от местной сибирской администрации увеличения доходов в государеву казну — путем сбора пушниной ясака с коренного населения и таможенных пошлин с охотников-промысловиков. Государство также было очень заинтересовано в поиске и добыче полезных ископаемых, установлении и развитии торговых отношений со среднеазиатскими странами и с Китаем.

Натиск на восток

Как вышло, что с начала похода Ермака русские люди дошли до Тихого океана всего за полвека?

Я еще добавлю, что потом русские преодолели океан и пришли в Америку, стали осваивать Аляску и даже дошли до Калифорнии.

Там, как известно, им закрепиться не удалось, но освоение Сибири шло быстрее. Почему?

Скорость определялась рядом взаимосвязанных факторов, некоторые из них я уже обозначил. Во-первых, Москва требовала от сибирских администраторов неустанного поиска новых земель и подчинения новых народов, и это приводило к организации все новых землепроходческих экспедиций.

Во-вторых, Москве была нужна пушнина, которая высоко ценилась на мировых рынках, и ее продажа существенно пополняла государственную казну. А в распоряжение государства пушнина поступала от плательщиков ясака и от охотников-промысловиков. Те и другие вели добычу пушного зверя, и она приобрела огромные масштабы. Численность пушного зверя резко сокращалась, и в поисках новых промысловых угодий и новых плательщиков ясака русские двигались все дальше на восток.

В-третьих, отряды землепроходцев были, как правило, невелики по численности и поэтому очень мобильны: они могли быстро передвигаться, преодолевая огромные расстояния. К тому же эти отряды состояли из людей определенного склада характера. Кто-то из них ревностно исполнял службу, кто-то рассчитывал поправить свое материальное положение, кто-то хотел узнать, что там впереди — за горизонтом, кто-то просто искал приключений, кто-то решал все эти задачи одновременно.

Когда смотришь на состав землепроходческих отрядов, то видишь, что во многих экспедициях принимали участие одни и те же люди. Им явно не сиделось на месте. Скорее всего, это были волевые, решительные и отчаянные мужики, которые не боялись идти в неведомые земли. В-четвертых, скорость определялась и тем, что русские двигались по той территории, где была незначительная плотность коренного населения, и перемещались преимущественно по рекам, которые густой сетью покрывают всю Сибирь.

Британский историк Доминик Ливен считает, что столь быстрое освоение русскими Сибири могло случиться только тогда, когда «Монгольская империя распалась, а военные технологии (и другие факторы) благоприятствовали уже не кочевым народам, а оседлым». Вы согласны с ним?

Да, конечно. Движение Московской Руси на восток началось тогда, когда сама Русь окрепла и представляла собой единое государство, а Золотая Орда, бывшая осколком Монгольской империи, распалась на несколько орд и ханств, которые по отдельности не могли считаться серьезными соперниками. Однако высказывание Ливена требует корректировки.

Собственно в Сибири располагалось только Сибирское ханство. Далее на восток русские двигались в основном по той территории, куда власть Монгольской империи никогда не доходила. И лишь на юге, в степной зоне, они столкнулись с сильными в военном отношении монгольскими кочевыми объединениями — ордами и ханствами. И это где-то притормозило, где-то вовсе остановило русское движение к югу от Сибири.

Что касается военных технологий, и они, безусловно, сыграли свою роль. Русские казаки имели огнестрельное и холодное оружие, умели воевать на суше и на воде, сражаться в конном и пешем строю, защищать и штурмовать укрепления. К тому же, как я уже говорил, в отрядах землепроходцев преобладали люди решительные и отчаянные. Местное же население было вооружено копьями, луками, стрелами, кочевники — еще и саблями. Но это оружие не наносило большого урона.

Известные мне данные о потерях в открытых боевых столкновениях свидетельствуют о том, что с русской стороны было немало раненых, но очень мало убитых. К тому же сибирские воины не умели штурмовать укрепления, даже временные. Казаки же в случае ожидаемого нападения, как правило, сооружали из подручных средств (лодок, саней, поваленных деревьев и даже туш убитых оленей) баррикады. Они становились непреодолимой преградой, из-за которой защитники расстреливали нападавших.

На исход боя влиял и такой немаловажный фактор, как существовавшее у местных народов представление о предельно допустимом уровне безвозвратных боевых потерь в ходе одного боя. Если этот уровень достигался, они прекращали бой и уходили.

Так что у сибирских народов не было никаких шансов противостоять лучше вооруженным, организованным и опытным в военном деле государевым служилым людям. Одерживать победы сибирским воинам удавалось лишь при внезапном нападении, когда казаки были застигнуты врасплох, что случалось крайне редко.

Русская конкиста

Наших первопроходцев нередко называют русскими конкистадорами. Корректно ли сравнивать русскую колонизацию Сибири с европейской экспансией в Новом Свете?

Конечно, корректно, поскольку речь идет об аналогичных исторических процессах. Можно ли русских землепроходцев называть конкистадорами? Если учесть, что в переводе с испанского языка основное значение этого слова — «завоеватель», то почему бы и нет? Ведь русские покорили Сибирь преимущественно с помощью военной силы. В освоении европейцами — испанцами, русскими, французами, англичанами и прочими — новых территорий можно найти немало схожих и даже аналогичных явлений.

Так, например, все они вряд ли сумели бы закрепиться на новых землях, если бы изначально встретили там сплоченное сопротивление местных народов, если бы часть этих народов не оказала им серьезной поддержки. Можно привести немало примеров того, как испанские конкистадоры с помощью одних индейских племен покоряли другие. То же самое наблюдалось и в Сибири: одни группы хантов помогали русским подчинять другие группы хантов, татары — татар, якуты — якутов и так далее.

Поэтому присоединение Сибири к России — это дело рук не только русских, но и в немалой степени самих местных народов. Еще одно схожее явление: правители государств, осуществлявших колонизацию новых земель, в целом стремились к мирному подчинению новых народов, а оружие предписывали использовать как крайнее средство. В русском варианте это указание звучало так: «...приводить под государеву высокою руку ласкою, а не жесточью». Однако исполнители высочайших указаний, в силу разных обстоятельств, нередко действовали на местах прямо противоположным способом.

Это лишний раз говорит о роли личности в истории?

В том числе и об этом, ведь русские землепроходцы очень различались по своей натуре, по складу характера и поведению. Например, Семен Дежнев или Петр Бекетов, судя по сохранившимся документальным свидетельствам, стремились по возможности избегать конфликтов с местным населением, искать с ним общий язык. Но были и те, кто шел «огнем и мечом», стремился к наживе, был склонен к насилию.

В середине XIX века генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев путешествовал по Амуру, где за два столетия до него побывал со своими казаками Ерофей Хабаров. Позже Муравьев вспоминал, что большинство прибрежных селений он обнаружил совершенно пустыми. Оказалось, что местное население, узнав о прибытии на Амур русских, в ужасе бежало в тайгу. Можно ли Хабарова, оставившего о себе такую память, сравнивать с Кортесом и Писарро?

О действиях Кортеса и Писарро в Америке я имею самые общие представления, поэтому не могу сравнить их с Хабаровым. Что же касается Ерофея Павловича, то он представлял собой яркий пример человека, который действовал в собственных интересах и не гнушался прибегать к вооруженному насилию. В отличие от Дежнева, Бекетова и других русских землепроходцев, Хабаров не был государевым служилым человеком. Это был, выражаясь современным языком, частный предприниматель.

При поддержке якутского воеводы он набрал отряд добровольцев — вольных охочих людей — и отправился «приискать землицы» в Приамурье. Там эта вольная ватага при взаимодействии с местным населением отдала предпочтение «жесточи» — грубой силе. Но надо иметь в виду и то, что местное население было относительно многочисленным и организованным, поэтому вожди местных народов предпочли сопротивление, а не капитуляцию.

Амурские волны и Камчатский берег

Там вроде был еще и маньчжурский фактор?

Да, был. В то время жившие в Приамурье дауры и дючеры платили какую-то дань маньчжурам, которые вели успешное завоевание Китая. Маньчжуры рассматривали Приамурье как территорию своего политического влияния. Когда на Амур пришел Хабаров со своей казачьей вольницей, значительная часть местного населения после непродолжительного сопротивления ушла за Амур, на юг, надеясь на защиту маньчжуров.

А потом случился кровавый конфликт внутри отряда Хабарова, когда он приказал убивать своих же бывших сподвижников...

Конфликт случился потому, что многие люди оказались недовольны самовластием Хабарова, его грубостью, беззастенчивым стремлением к личному обогащению, ошибками в командовании. В отряде возник раскол, и часть казаков ушла вниз по Амуру, в сторону Охотского моря.

Хабаров, кажется, потом писал на них доносы.

Там все друг на друга писали доносы. Жалобы на Хабарова от его бывших товарищей дошли до Москвы.

В столице разбирательство шло долго, но в итоге его оправдали и разрешили вернуться в Сибирь, где он спустя некоторое время умер.

Можно ли сравнивать с амурским походом Хабарова экспедицию Владимира Атласова на Камчатку?

У Атласова было намного меньше людей, чем у Хабарова, поэтому он был более осторожен и старался минимизировать конфликты с местным населением, хотя это ему и не удалось, так как ительмены втянули казаков в свои межплеменные распри. В первые десятилетия русского освоения Камчатки ситуация там была очень сложной. Казаки выбивали у ительменов и коряков ясак пушниной, не забывая при этом и о собственных карманах.

Ительмены и коряки оказывали серьезное вооруженное сопротивление. Вдобавок казаки бунтовали против своих начальников, которые злоупотребляли полномочиями, отказывались им подчиняться, а Атласова даже убили. Умиротворение на полуострове наступило лишь к середине XVIII века, когда центральным властям удалось поставить под контроль казаков и урегулировать сбор ясака, а местное население смирилось с присутствием русских.

Чукотское замирение

Почему так затянулось завоевание Чукотки?

Очень длительное — с середины XVII и до середины XVIII века — противостояние русских и чукчей, а также азиатских эскимосов было вызвано многими причинами. Назову две основные.

Во-первых, на этой территории произошло столкновение совершенно разных культур, мировосприятий, ментальностей и порожденных ими стереотипов поведения и коммуникативных практик. Так, многим народам, обитавшим на западе и юге Сибири, еще до прихода русских была знакома система «господства-подчинения», и для них выплата дани являлась вполне понятным условием — у них уже существовали иерархические властные отношения. Поэтому с появлением в Сибири русских для многих народов мало что изменилось, по крайней мере поначалу. Раньше кто-то из них платил ясак сибирским татарам, кто-то — енисейским киргизам, бурятам или монголам, а теперь — русским.

Если говорить коротко, то значительная часть народов Сибири знала, что такое подчинение, и уже привыкла подчиняться. Совсем иначе было на крайнем северо-востоке Сибири. Обитавшие там народы в принципе не знали систему «господства-подчинения». Им было совершено непонятно, с какой стати они кому-то должны давать какой-то ясак. Это никак не укладывалось в их картину мира, в их психологию. Кроме того, чукчи, в соответствии со своим мировосприятием, рассматривали русских однозначно как «чужих» — врагов, которых нельзя допускать в свой мир, которых нужно уничтожить. Все это, естественно, порождало у чукчей устойчивую враждебность в отношении пришельцев, которые даже внешне выглядели не так, как «настоящие люди».

Во-вторых, Чукотка — это весьма отдаленный регион с суровым климатом, который крайне трудно и затратно снабжать людскими и материальными ресурсами. У русской стороны просто не хватало сил и возможностей воздвигнуть там постоянные укрепления, содержать в них хотя бы небольшие гарнизоны и держать под бдительным контролем местное население. Российские власти долгое время пытались подчинить чукчей и их соседей-эскимосов силой оружия, но потерпели в этом полное фиаско. В середине XVIII века они отказались от применения силы, вывели с Чукотки военные команды и даже разрушили единственное стоявшее там укрепление — Анадырский острог.

Вскоре после этого бывшие противники перешли к мирному взаимодействию, а чукчи и эскимосы стали адаптироваться к русским, воспринимать их не как врагов, а как выгодных торговых партнеров — поставщиков разных полезных товаров. Правда, чукчи и эскимосы так и не стали настоящими подданными российского монарха, поскольку не платили никаких налогов и не подчинялись русским властям. Кстати, указанные причины влияли на взаимоотношения русских не только с обитателями Чукотки, но и с ненцами, юкагирами, коряками, ительменами и частью эвенов.

Как, на ваш взгляд, нужно изучать историю русского освоения Сибири, чтобы, с одной стороны, уйти от советской идеологической зашоренности, а с другой — избежать радикального пересмотра нашего прошлого примерно в том духе, как сейчас на Западе под предлогом борьбы с расизмом и наследием рабства сносят памятники Колумбу?

Ответ простой: изучать непредвзято, опираясь на факты, применяя адекватные исследовательские методы и стремясь избегать идеологизации, политизации и мифологизации.

То, что происходило в далеком прошлом, не может выступать в качестве аргументов в современных спорах. Потомки не могут и не должны отвечать за деяния предков.

Можете себе представить, что в нашей стране когда-нибудь возникнет дискуссия об уместности, например, памятника Хабарову в городе, названном его именем?

Памятник, даже персональный — это всегда память о чем-то и символизация чего-то. Памятник Хабарову — это память об освоении Приамурья русскими людьми, и не только русскими, но и представителями других народов России, это символ российского присутствия в Приамурье. Поэтому, на мой взгляд, подобная дискуссия означала бы появление сомнений в праве России на Приамурье.

Нет ли опасности, что на волне этой моды мы когда-нибудь вернемся к ситуации первых лет советской власти и концепции абсолютного зла? И что русским будут усиленно навязывать чувство вины за якобы учиненный ими геноцид сибирских народов?

Я надеюсь, что этого никогда не случится, поскольку никакого абсолютного зла русские в Сибирь не принесли, и никакого геноцида сибирских народов никогда не было. Еще раз повторю: историю нельзя превращать в служанку политической конъюнктуры. Из прошлого можно и нужно извлекать уроки и делать выводы, но история не должна превращаться в дубинку, которой размахивают политики.