Культура
00:01, 17 февраля 2019

«В этом не было ничего непристойного» Он изображал трансвестита, восхищался писсуарами и изменил мир

«Усатая Джоконда» Марселя Дюшана
Изображение: Heritage Images / Diomedia

На русском языке вышла книга известного писателя и художника-сюрреалиста Десмонда Морриса «Сюрреалисты в жизни», в которой о Сальвадоре Дали, Жоане Миро, Пабло Пикассо и других говорится в первую очередь как о людях. Каковы были особенности их характера, их предпочтения, их сильные и слабые стороны? Нравилась ли им публичная жизнь, или они предпочитали одиночество? Были ли они яркими эксцентриками или робкими отшельниками? Эта книга, основанная на личном знакомстве автора со многими сюрреалистами, рассказывает о событиях их жизненного и творческого пути, об их контактах с современниками, об их зачастую довольно запутанной личной жизни. С разрешения издательства Ad marginem «Лента.ру» публикует главу из книги, посвященную Марселю Дюшану.

Марсель Дюшан парадоксален: он одновременно художник и антихудожник, который разрушил искусство. Выставляя в галереях предметы повседневного обихода — велосипедное колесо, сушилку для бутылок, расческу или писсуар, — он превращал их в искусство благодаря контексту, но не их форме. Он не создавал их с любовью, не выбирал их из красивых, случайно найденных на пляже или помойке предметов. Это были вещи массового производства, причем дешевые. Когда его спрашивали, что же, помимо контекста, делает эти вещи особенными, Дюшан отвечал: «На них стоит моя подпись, и их существует ограниченное число».

Признание реди-мейдов Дюшана в качестве произведений искусства навсегда изменило традиционную систему координат, на которую в былые времена опирались в случае необходимости оценить профессионально выполненные работы хорошо обученных художников. Это новшество возвестило новый этап истории искусства, когда все — от чистого холста до банок с фасолью, штабелей кирпичей, заспиртованных акул и неубранных кроватей — стало рассматриваться как потенциальное искусство. В 2004 году был проведен опрос, в котором участвовали пятьсот экспертов в области искусства. Их попросили назвать самое влиятельное произведение искусства современности. Список возглавил Фонтан (1917) Дюшана — художественный объект, представлявший собой обычный писсуар, подписанный и датированный художником. На ретроспективе Дюшана в Лондоне в 2013 году один критик назвал его «современным гением», на что другой тут же возразил, что из-за Дюшана искусство становится все более стерильным. Одни называют его самым влиятельным художником XX века, а другие считают «мессией-неудачником». Так кто он — гигант искусства или второсортный шарлатан? Окончательное решение пока не вынесено, но каковы же факты?

Дюшан родился в 1887 году в Нормандии, его отец был нотариусом. Он начал рисовать в возрасте пятнадцати лет, и его первые работы были типичными для своего времени: портреты в постимпрессионистском стиле, жанровые сцены и пейзажи. Затем, в 1911 году он начал двигаться к сути вещей, от внешнего мира — в мир воображения. Тогда же на одной из выставок он познакомился с Франсисом Пикабиа (1879–1953) — между художниками завязалась дружба. Ключевым для Дюшана стал 1912 год, когда он создал серию картин, сочетающих стилистические элементы кубизма и футуризма; в то же время в них присутствовал отчетливый привкус того, что в будущем будет названо сюрреализмом, — Дюшан опередил его появление на десять лет. Кубистам его работы не понравились, а его самая знаменитая картина — «Обнаженная, спускающаяся по лестнице, No 2» (1912) — была даже отвергнута жюри кубистской выставки. Именно тогда Дюшан объявил, что никогда не станет участником никакого художественного объединения, но всегда будет работать самостоятельно, как независимый художник.

По словам Дюшана, он восставал против того, что называл «сетчаточным искусством», то есть против искусства, предназначенного исключительно для зрительного восприятия. Визуальное удовольствие должно было быть заменено стимуляцией мозга, а традиционные ценности зримой красоты и привычной эстетики заменены образами, апеллирующими к процессу мышления. С другой стороны, Дюшан всеми силами стремился обособить свое творчество от абстрактного искусства.

В том же 1912 году Дюшан признался жене Пикабиа Габриэль, что он влюблен в нее. Они тайно встретились в зале ожидания на вокзале и провели там романтическую ночь, хотя и без физического контакта. Позже Габриэль вспоминала: «Это было бесчеловечно — сидеть рядом с мужчиной, который так страстно вожделел тебя и при этом ни разу тебя не коснулся». Если бы Дюшан был горячим уроженцем Средиземного моря, то, наверное, нашел бы отель, но он был холодным северянином, страстным, но сдержанным, постоянно державшим себя под контролем. Осенью того же года Дюшан впервые продемонстрировал свое увлечение предметами, не являвшимися художественными объектами, но тем не менее производившими на него большое впечатление. Вместе с Константином Бранкузи он посетил выставку самолетов. Остановившись перед большим пропеллером аэроплана, Дюшан произнес: «С живописью покончено. Что может быть совершеннее, чем этот пропеллер?»

В следующем году Дюшан материализовал эту мысль, прикрепив велосипедное колесо к сиденью кухонного табурета. Этот объект был назван его первым реди-мейдом, хотя сам Дюшан говорил, что ему просто нравится смотреть, как колесо крутится на столе в его мастерской, в полном отрыве от своей практической функции.Тем временем в 1913 году «Обнаженная, спускающаяся по лестнице, No 2» была показана на выставке в США и произвела сенсацию. Ее взяли на «Международную выставку современного искусства» (позже получившую название «Арсенальной»), и пресса жестоко набросилась на нее, назвав «взрывом на драночном заводе». Своей дурной славой картина превзошла работы Пикассо и кубистов.

Когда началась Первая мировая война, у Дюшана обнаружили порок сердца, который не позволил ему служить в армии; он уехал в США, где благодаря «Арсенальной выставке» у него сложилась некоторая репутация. Он познакомился с Ман Рэем, ставшим его близким другом, и вместе с Пикабиа они образовали ядро кружка нью-йоркских дадаистов. Целью этой группы, как и всех подобных объединений в Европе, являлась компрометация правящей элиты, а самым значительным их вкладом в искусство стало изобретение реди-мейда. Если верить Дюшану, реди-мейд как новая форма выражения появился в 1915 году. Он позже писал: «Примерно в это время мне на ум пришло слово "реди-мейд", чтобы определить такую форму демонстрации произведений». С этого момента Дюшан начал систематически экспонировать обыденные предметы в качестве художественных объектов. Произведениями искусства их делало не эстетическое качество, а тот факт, что зритель был вынужден смотреть на них в необычном контексте. Кроме того, Дюшан давал этим предметам новые имена. Так, он купил в хозяйственном магазине лопату для снега и написал на ее черенке: «В предчувствии сломанной руки» (1915). В 1916 году, видимо, забыв о своем намерении отмежеваться от любой из художественных групп, Дюшан основал Общество независимых художников. Он состоял в этой организации около года, но в 1917-м, после того как его «Фонтан» не был принят на очередную выставку Общества, вышел из ее состава. Впоследствии именно благодаря формальному отказу его экспонировать писсуар стал весьма популярным.

Это официальная версия истории возникновения реди-мейда, коренным образом изменившего мир искусства. К несчастью для Дюшана, выяснилось, что он позаимствовал эту идею у своей немецкой приятельницы, жившей в Нью-Йорке, — баронессы Эльзы фон Фрайтаг-Лорингхофен. Возможно, именно она первой представила реди-мейд в качестве художественного объекта, показав на выставке 1913 года кольцо, найденное на улице, и объявив, что это женский символ, олицетворяющий Венеру. Баронесса дала кольцу название «Стойкий орнамент» и сообщила, что если она называет что-нибудь искусством, то это и есть искусство. Самым знаменитым ее реди-мейдом был кусок канализационной трубы, представленный под намеренно провокационным названием «Бог» [традиционно эта скульптура считается произведением Мортона Шамберга — пер.]. Баронесса была страстно привязана к Марселю Дюшану, которого это пугало. Он письменно запретил ей касаться его тела. (И при этом снял фильм, в котором было показано, как она бреет свои лобковые волосы.) В качестве остроумного ответа баронесса сфотографировалась с одной из его картин и отправила ему снимок.

Баронесса сама была живым воплощением Дада. Ее описывали как «единственное существо, которое носит Дада, любит Дада, живет Дада». Она представала перед публикой как произведение искусства: «Одна сторона ее лица была украшена гашеными почтовыми марками. Губы были накрашены черной помадой, пудра на лице была желтого цвета. Вместо шляпы на голове у нее было ведерко для угля, подвязанное под подбородком как шлем. Две ложки для горчицы по бокам играли роль перьев». Она «была одета в бюстгальтер, сделанный из банок с помидорами и птичьей клетки (с живой канарейкой внутри), руки были украшены кольцами для гардин, а шляпа декорирована овощами». Голову она брила наголо и красила йодом, чтобы добиться глубокого красно-оранжевого цвета. Сзади, на уровне поясницы она носила велосипедный фонарик на батарейке. Забавно читать о реакции сторонников Дюшана на то, как баронесса переДАДАила его.

Кризис наступил, когда Дюшан попытался выставить самый известный реди-мейд всех времен и народов — белый керамический писсуар, — назвав его «Фонтан» и подписав: R. МUТТ 1917. «Фонтан» выглядел как товарищ сантехнического реди-мейда баронессы «Бог». Вполне возможно, что она же выдумала и имя несуществующего художника Р. МАТТа, ведь на ее родном немецком языке это была игра слов: Armut по-немецки означает «бедность». Кроме того, баронесса держала нескольких дворняг, которых называла mutts (шавки). Похоже, именно она снабдила Дюшана писсуаром, чтобы он представил его на выставку, членом организационного комитета которой состоял. Если Дюшан и вправду хотел выдать его за свою работу, то было ошибкой с его стороны признаться сестре в одном из писем: «Одна из моих подруг, взяв мужской псевдоним Ричард Матт, передала мне в качестве своей скульптуры фарфоровый писсуар; так как в этом не было ничего непристойного, то не было причин отвергать его». Возможно, Дюшан не рассчитывал, что письмо сохранится, но, к несчастью для него, произошло именно так, и это подтверждает неправомерность его претензий на изобретение реди-мейда.

Однако в последнее время некоторые исследователи сюрреализма предположили, что роль баронессы Эльзы несколько преувеличена: возможно, была другая подруга, которая прислала Дюшану пресловутый писсуар, — и это была часть схемы, которой управлял сам Дюшан. Тот факт, что к тому времени баронесса уже была автором собственных реди-мейдов, этой версией игнорируется, и все равно предмет спора остается в высшей степени противоречивым. Правда заключается в том, что мы никогда не узнаем (если только не всплывут новые документы) точные обстоятельства создания «Фонтана» как художественного объекта. Письмо Дюшана сестре, по крайней мере, заставляет задуматься, чья же все-таки это была идея — Эльзы или самого Дюшана? В 1913 году он создал реди-мейд из велосипедного колеса, а она, независимо от него, — из металлического кольца. Дюшан твердо настаивал на том, что колесо он еще не называл реди-мейдом, а придумал этот термин лишь в 1915 году. Таким образом, «Стойкий орнамент» Эльзы был первым реди-мейдом с причудливым названием, и это значит, что она опередила Дюшана.

Баронесса Эльза была трагической фигурой. По окончании дадаистского этапа она вернулась в Европу и в 1927 году открыла у себя в квартире газ, чтобы уснуть навсегда. Не будучи в силах себя защитить, она оказалась вычеркнутой из истории современного искусства, а Дюшан присвоил себе лавры изобретателя «Фонтана». Если бы самого Дюшана не беспокоил этот вопрос, он вряд ли бы сказал: «Может быть, она и изобрела реди-мейд, но именно я превратил детский розыгрыш в философию антиискусства». И это чистая правда. Баронесса могла быть сумасшедшим изобретателем, но именно Дюшан вывел изобретение на художественный рынок. В настоящее время в разных музеях и частных собраниях мира находится не менее двадцати авторских копий «Фонтана».

В 1918 году Дюшан познакомился с Ивонной Шастель, бывшей женой художника Жана Кротти (1878–1958), и провел с ней девять месяцев в Буэнос-Айресе. Он говорил Пикабиа, что у него не было особых причин уезжать в Аргентину, и он там никого не знал, но Нью-Йорк ему надоел. В июле 1919 года Дюшан вернулся в Париж, где вновь предпринял атаку на традиционное искусство, обезобразив репродукцию самой известной картины в мире — «Моны Лизы». Точно так же, как школьник разрисовывает постер, Дюшан пририсовал Джоконде усы и бородку, назвав этот «модифицированный реди-мейд» L. H.O. O. Q. Если произнести это сочетание букв по-французски, оно звучит приблизительно как «у нее горячо между ног». В 1965 году Дюшан развил шутку, уже ничего не пририсовывая к репродукции Моны Лизы, но добавив к подписи L. H. O. O. Q. еще одно слово: shaved (в итоге получилось: «у нее горячо и выбрито между ног»). Абсурдисткая игра продолжилась, когда Пикабиа предложил разместить эту репродукцию на обложке журнала, который он издавал. Дюшан не успел прислать вовремя оригинальную открытку, и тогда Пикабиа сам купил такую же открытку в магазине и собственноручно пририсовал усы, а про бородку забыл. К большому удовольствию Дюшана, открытка была напечатана в таком виде. Когда Жан Арп принес Дюшану экземпляр журнала, тот сразу же пририсовал бородку и синими чернилами написал: «Усы — Пикабиа / борода — Марсель Дюшан». Таким образом, шутка наслаивалась на шутку в процессе юношеской игры в веселое разрушение традиционного искусства. Ближе к концу 1919 года Дюшан совершил ошеломляющее открытие. Случайно он встретил свою бывшую любовницу, натурщицу Жанну Серр. В 1910 году у них был краткий роман, в результате которого Жанна родила дочь, но Дюшан об этом не знал. Девочке Ивонне было уже семь лет, и она воспитывалась как дочь второго мужа Жанны. Эта девочка — единственный ребенок Марселя Дюшана.

В начале 1920 года Дюшан снова приехал в Нью-Йорк, где начал изображать трансвестита по имени Рроза Селяви (Rrose Célavy читается по-французски так же, как выражение «Eros c’est la vie», то есть «Эрос — это жизнь»). В последующие годы он постоянно перемещался между Парижем и Нью-Йорком и во время очередного визита в Париж в 1921 году познакомился с Андре Бретоном. Бретон был впечатлен интеллектом Дюшана и его способностью видеть «сердцевину любой идеи». Он признавал в Дюшане «ум из тех, что стоят у истоков любого современного движения». Бретон настолько уважал Дюшана, что потом, когда сюрреализм одержал верх над дадаизмом, непременно обращался с ним как с важным лицом, несмотря на то что Дюшан официально не был признан членом кружка Бретона. Однако начиная с 1930-х годов и до 1947-го Дюшан являлся одним из наиболее влиятельных участников выставок сюрреалистов.

В 1923 году Дюшан принял судьбоносное решение: перестав быть художником, он посвятил себя шахматам. В том же году началась его тайная связь с Мэри Рейнолдс — внешне привлекательная танцовщица, она была вдовой военнослужащего и алкоголичкой. Их роман продлился более двадцати лет — в первую очередь благодаря тому, что Рейнолдс всегда прощала Дюшану другие связи. Она говорила, что он не способен на любовь и что для него секс с «самыми вульгарными женщинами», не представляющими никакой угрозы для его невротической потребности в полной свободе, — это форма самозащиты.

В 1925 году, после смерти родителей, Дюшан получил небольшое наследство, которое вскоре растратил. Оказавшись в Париже без денег, он принял решение остепениться и найти постоянную спутницу жизни. Ему надоело зарабатывать на жизнь, таская чемодан, набитый офортами Пикассо, предназначенными для продажи. В 1927 году он женился на Лидии Саразен-Левассор, невинной и склонной к полноте дочери состоятельного промышленника. Это было совершенно бессердечное предприятие, подчеркнувшее жестокость в характере Дюшана. Он писал другу, что Лидия «даже не обладает привлекательностью». Он думал только о себе и обращался с молодой женой как с «незадачливым реди-мейдом» (если использовать выражение одного из описывавших ее авторов). К несчастью для Дюшана, проницательный отец его молодой жены заподозрил, что его зять был дешевым охотником за деньгами, — приняв меры предосторожности, он сократил денежное содержание своей дочери, тем самым приговорив ее брак к смерти.

Позже Лидия напишет воспоминания о своем кратком замужестве, заголовок которых — «Сердце новобрачной, раздетой своим холостяком» — даже является остроумным перифразом одной из работ Дюшана. Из этих воспоминаний мы узнаем, что у знакомой ее семьи был роман с Франсисом Пикабиа, а сорокалетний друг последнего — Марсель Дюшан — искал себе жену. Была устроена встреча, и Дюшан начал ухаживать за Лидией, соблазнив ее своим шармом. Свидетелем на свадьбе был Пикабиа, а Ман Рэй фотографировал церемонию; затем состоялся обед в мастерской Константина Бранкузи. Лидия обожала Дюшана и делала все, чтобы угодить ему, — она даже сбрила волосы на лобке из-за его отвращения к волосам на женском теле. Сначала она жила в мастерской у Дюшана, но потом тот переселил ее в специально снятую квартиру. Затем Дюшан сообщил жене, что ее старомодные представления о браке — это полная чепуха, что ужин важнее секса и что она может заводить романы на стороне сколько захочет. Однажды ночью, когда ее муж заснул в состоянии расстройства из-за того, что он предпочитает общению с ней игру в шахматы, она приклеила все шахматные фигуры к доске. После этого она видела Дюшана крайне редко, а через несколько месяцев их брак окончательно распался — Лидия подала на развод.

Несговорчивость Дюшана была необыкновенной. Ему предлагали хорошие деньги, чтобы он вновь начал рисовать, но он отказывался, заявляя, что сделал все, что хотел, и не станет повторяться ради денег. Когда ему предлагали крупную сумму за управление одной из нью-йоркских галерей, он снова ответил отказом, предпочитая выкачивать деньги из своих богатых друзей и время от времени выигрывать шахматные турниры. Также он зарабатывал изготовлением (в строго ограниченном количестве экземпляров) реплик своих прославленных реди-мейдов. Он заключил договор с Артуро Шварцем, который в Италии делал копии его работ, — они хорошо продавались, поскольку каждый уважающий себя музей хотел иметь у себя работы Дюшана. Зрителям было невдомек, что писсуар, сушилка для бутылок и велосипедное колесо, на которые они смотрели, не являлись оригиналами. Подлинник «Фонтана», после того как его отклонило выставочное жюри, исчез, а «Велосипедное колесо» выкинула сестра Дюшана во время уборки его старой парижской мастерской.

В 1946 году у Дюшана начался роман с обаятельной женой бразильского посла в США Марией Мартинс — он продлился до 1951 года, когда ее муж был переведен по службе в другую страну. В 1954 году, в возрасте шестидесяти семи лет, Дюшан женился на американке Алексине Саттлер, бывшей жене арт-дилера Пьера Матисса, и на следующий год стал натурализованным американским гражданином. Вторая жена Дюшана, которую близкие называли Тини, хорошо играла в шахматы. Но куда важнее было то, что при разводе с Матиссом она получила немалую денежную сумму: ее бывшему мужу пришлось платить за свой роман с женой Матты Патрисией. Дюшан, освободившийся наконец от денежных забот, мог вести достойный образ жизни, — вместе с женой он делил время между Нью-Йорком, Парижем и Кадакесом в Испании. Последний брак Дюшана продлился четырнадцать лет, закончившись его смертью в 1968 году.

Несмотря на беспринципный характер Дюшана, следует признать, что его незначительное по числу произведений художественное наследие полностью изменило облик современного искусства.

Перевод Елизаветы Мирошниковой

< Назад в рубрику