Тайный суд Почему судебные процессы в России все чаще проходят за закрытыми дверями

О том, что за последние годы в России резко увеличилось количество секретных дел о госизменах, юристы говорят уже давно. Однако сейчас начинает формироваться новая тенденция — тайными делают не только уголовные процессы, но и административные. Официальная причина — чтобы не раскрывать личности полицейских, задействованных в этих делах. Ведь в свободное от «административок» время правоохранители борются с терроризмом и экстремизмом. Правозащитники говорят, что и сейчас можно посадить практически любого. Но при помощи тайных судов и отсутствии хотя бы публичности сделать это будет еще проще. Так ли это — разбиралась «Лента.ру».

***

В марте 2015 года в Санкт-Петербурге на Марсовом поле проходил согласованный властями митинг «Против политических репрессий». Со сцены выступила известная в городе политическая активистка, когда-то работавшая водителем троллейбуса Дина Гарина. В своей речи она прошлась по полицейским, фабрикующим уголовные дела. Особое внимание девушка уделила деятельности сотрудников отдела по противодействию экстремизму, известного как «Центр Э».

Назвала их неприятным словом «мудаки», а также «лоботрясами» и «бездельниками». Видеозапись мероприятия организаторы позже выложили в сеть. Сотрудники «Центра Э» обратились в Следственный комитет с рапортом о том, что в ролике усматривается «целевая установка на пропаганду ненавистного или враждебного действия» по отношению к сотрудникам полицейского управления.

Весной 2016 года было возбуждено уголовное дело по статье 282 УК (возбуждение ненависти либо вражды).

Следствие шло почти год. Адвокаты Гариной с помощью экспертов доказывали, что полицейских нельзя рассматривать как «социальную группу лиц». В результате в декабре 2017 года дело переквалифицировали с 282-й статьи на 319-ю — оскорбление сотрудников полиции при исполнении. Если первое обвинение предусматривало лишение свободы максимум на шесть лет, то второе — административный штраф или исправительные работы.

По «новому» делу уже состоялось не меньше четырех судебных слушаний. Адвокаты Гариной требовали вызвать для дачи показаний потерпевших — двух сотрудников «Центра Э», которые в 2015 году присутствовали на злополучном митинге. Выяснилось, что за три минувших года один из них уже ушел на пенсию и «затерялся». А второго удалось допросить только совсем недавно.

Правда, сама процедура его свидетельствования была несколько странной.

Гособвинитель ходатайствовал на суде о тайном допросе потерпевшего — без оглашения его персональных данных и в «условиях, исключающих визуальное наблюдение» за ним. В качестве обоснования — ссылка на Указ президента от 30 ноября 1995 года №1203, который приравнивает к гостайне все «сведения, раскрывающие принадлежность конкретных лиц к кадровому составу подразделений, непосредственно осуществляющих борьбу с терроризмом, организованной преступностью и коррупцией, специальным оперативным подразделениям».

Что интересно, личности полицейских были известны. Ранее их никто не засекречивал. И один из сотрудников, как он сам утверждал, неоднократно вел профилактические беседы с подсудимой Гариной.

— Я сначала гадал — каким образом это будет реализовано, — рассказывает адвокат Виталий Черкасов. — В мировом суде, где слушается дело, нет оборудования для телеконференций. А поступили просто. Полицейский пришел на заседание сам — все его видели. А затем его завели в небольшую комнатку, смежную с судебным залом. Дверь была открыта, а полицейский прятался за ней.

Адвокаты намерены обратиться в Европейский суд с жалобой на то, что засекречивание фигурирующих в деле полицейских — неправомерно и нарушает права обвиняемых.

— Во время суда очень важно чувствовать психологическое состояние допрашиваемых, — продолжает Черкасов. — Это имеет значение как для стороны обвинения, так и для стороны защиты. Очень часто, задавая вопрос свидетелям, потерпевшим можно наблюдать по их мимике, интонации — говорят они правду или нет, пользуются ли своей памятью или ориентируются на «шпаргалки» или кто-то им подсказывает правильные ответы. Неудивительно, если скоро гостайна может распространиться на простых участковых и пэпээсников, уличенных в превышении полномочий или пытках. Главное, правильно и в духе времени обосновать, что и они противостоят терроризму.

***

В закрытом режиме рассматривалось и административное дело против 54-летней жительницы Санкт-Петербурга Шахназ Шитик, участвовавшей 17 сентября в несогласованной акции против пенсионной реформы. Это мероприятие напоминало даже не митинг, а уличный спектакль, сценку.

В интернете до сих пор можно найти фотографию, где шестеро граждан, одетых в сиротские куртки с табличками на груди «До пенсии не дотянем!», волокли корзину с человеком в силиконовой маске президента. Композиция слизана с полотна художника Ильи Репина «Бурлаки на Волге». Все дело продолжалось от силы полчаса. «Бурлаки», старательно изображая на лице непосильные страдания и тяготы, проволокли несколько метров корзину с человеком и оперативно затерялись во дворах. Когда приехала полиция, ни актеров, ни реквизита на улице уже не было.

Однако видео и снимки с флешмоба получились забавными, в соцсетях активно их репостили. Вот только питерские чиновники политическую сатиру не поняли. Доморощенных актеров решили «найти и обезвредить».

Первым идентифицированным «бурлаком» стала 54-летняя Шахназ Шитик. Ее задержали через неделю после злополучного флешмоба. Причем именно на очередной акции против повышения пенсионного возраста. Когда к ней кинулись несколько полицейских в «скафандрах» и повалили ее на землю, она сначала даже не поняла, что происходит. Митинг ведь был согласованным.

— Шахназ была уверена, что это из-за того, что за минуту до нападения она сфотографировала телефоном молодого человека «в штатском». Ей показалось, что он координировал работу полиции на митинге, — объясняет правозащитник из "Руси сидящей" Динар Идрисов.— Когда она упала, какой-то полицейский наступил ей ногой на грудь. И еще кто-то распылил перцовый газовый баллончик. Возможно, это была не полиция, а кто-то из толпы.

Присутствующие начали интересоваться заварушкой и скандировать: «Позор». Заметив, что упавшая дама задыхается и вот-вот потеряет сознание, полицейские ретировались. «Скорая» повезла Шахназ Шитик в больницу. Ее сопровождал муж. К тому времени, когда машина «03» прибыла к приемному покою Мариинской больницы, вход там был практически окружен полицейскими. Рентген переломов не показал. Однако из-за сильных скачков давления Шахназ предложили госпитализироваться.

— Когда стало ясно, что Шитик остается в больнице, полиция предложила проехать в ближайшее отделение ее мужу Эдуарду, — продолжает Идрисов. — И как раз там ему предъявили постановление об участии в несогласованном шествии. Только тогда мы поняли, почему охотятся за Шахназ. Она ведь тоже была на том мероприятии.

Поскольку Шитик за этот год уже штрафовалась за участие в несанкционированных акциях протеста, суд в качестве наказания арестовал ее на 20 суток. Заседание проходило в секретном режиме. Судья аргументировала это тем, что в деле Шитик имелись «сведения о сотрудниках оперативных служб и в связи с особенностями осуществления розыскной деятельности».

— За мою шестилетнюю практику — это второй случай, когда административное дело засекречивают, — рассказывает Идрисов. — В 2013 году в питерском аэропорту «Пулково» были задержаны блогер Митя Алешковский и гей-активист Юрий Гавриков. Они вели видеосъемки возле бизнес-зала. И это совпало с приездом президентов Путина и Лукашенко. Дело рассматривалось в закрытом режиме, так как там были документы под грифом «секретно» — администрация Пулково так обосновывала арест.

По словам правозащитника, если в 2013 году «закрытие» суда было связано с формальностью — бумагами «для служебного пользования», то сейчас — с желанием избежать гласности.

— Мне кажется, что такая тактика секретных судебных заседаний скоро распространится по всей России, — делает вывод Идрисов. — Просто так очень удобно расправляться с несогласными и при этом лишний раз не будоражить общественное мнение. Недоступность судебной информации — это фактор, который способствует еще большему произволу.

Санкт-Петербургская «секретная» практика, кстати, уже начала активно шагать по стране. В сентябре Шалимский суд Чечни закрыл судебное заседание по делу главы грозненского «Мемориала» Оюба Титиева. Его обвиняют в хранении наркотиков в крупном размере. Сам он утверждает, что сверток ему подбросили полицейские при задержании. Прокурор потребовал сделать процесс закрытым, чтобы не разглашать данные об оперативниках. А также потому, что «в зале находятся средства массовой информации, которые преподносят информацию в искаженном виде».

В Екатеринбурге суд по делу Ирины Норман, задержанной за участие в сентябрьской несогласованной акции протеста, проходил за закрытыми дверями. Правозащитники утверждают, что судья свое решение публично не обосновала.

В конце сентября в Санкт-Петербурге судья Невского районного суда Наталья Гордеева распорядилась не пускать прессу на судебное заседание. Рассматривалось дело шестерых полицейских, которые обвиняются в грабеже, хранении наркотиков, подделке документов и пытках задержанных. Подсудимые ходатайствовали не допускать журналистов, так как те «перевернут все, что есть, будет недостоверная информация, и мы будем выглядеть в лице общественности как полные злодеи». Судья согласилась, что освещение заседания в СМИ может привести к нарушению прав подсудимых на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну. Правда, позже, когда в дело вмешалась глава объединенной пресс-службы судов Санкт-Петербурга Дарья Лебедева, это решение отменили.