Даже если поддаться на спекулятивный разговор о сравнении ушедшего Олега Табакова и назначенного на его место Сергея Женовача, последний проигрывает по всем пунктам. Олег Табаков (и это уникальная для советского и постсоветского культурного деятеля ситуация) был настоящим визионером, как минимум в сфере культуртрегерства. Он обладал важнейшей способностью понимать время и не сопротивляться ему. Режиссер Константин Богомолов в одном из интервью сформулировал это словами, понятными для представителей конвенциональной культуры: «У него не было такого, что, мол, золотой век в прошлом. Табаков — человек, у которого золотой век всегда в будущем».
Табаков был медийной звездой и умел с медийностью обращаться. Разговору о сокровенных таинствах театра он предпочитал real talk о ресурсах, необходимых для достижения креативных задач. Он верил в молодых и с готовностью делегировал им часть своей власти, не контролируя их действия. Кто-нибудь скажет: «Ну, так Табаков вообще незаменим», — и это будет, разумеется, неправда: людей молодых с тем же набором подходов к производству культуры и той же энергией — можно найти. Но это все непродуктивный разговор: нет смысла перечислять, чем из вышеперечисленного не обладает Сергей Женовач, потому что дело вообще не в том, кого назначили худруком МХТ, а в том, как назначили и что такое вообще МХТ и российский театр сегодня.
Труппа театра, судя по разговорам, раздосадована, что с ней не посоветовались перед назначением. По закону не были должны: МХТ относится к тому типу театров, куда худруков назначает министр культуры. Вызывает ли удивление тот факт, что министр культуры назначает куда-то худруков? Безусловно, как и то, что у нашей культуры вообще зачем-то есть отдельный министр. Наверняка министр перед принятием решения посоветовался с большим кругом экспертов? Да, было такое совещание при участии, кстати, Александра Журавского; экспертами выступили Валерий Фокин, Лев Додин, Римас Туминас, Евгений Писарев, Александр Калягин, Григорий Заславский, Игорь Золотовицкий, Владимир Машков, сам Женовач и некоторые другие. Министр отметил, что дополнительно советовался с Марком Захаровым, Андреем Кончаловским и Сергеем Безруковым. Один только состав членов совещания говорит много о состоянии российской культуры: зрелые мужи своим мужским коллективом собрались «порешать вопросики».
Спектакль «Околоноля» Кирилла Серебренникова
Фото: Алексей Куденко / РИА Новости
Олег Табаков и Дарья Мороз в спектакле «Юбилей ювелира»
Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости
Прогон спектакля «Кинастон»
Фото: Кирилл Каллиников / РИА Новости
Прогон спектакля «Буря. Вариации»
Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости
А вот, к слову о мужьях, фрагмент одного из интервью Женовача: «Что касается режиссеров — это отдельная профессия, она мужская, несмотря на то что бывают и девушки-режиссеры. Мужская, потому что нужно организовывать свой дом, свое хозяйство». Сексизм среди такого типа деятелей культуры — явление абсолютно естественное, даже странно Женовача в этом обвинять. С другой стороны, можно ли игнорировать тот факт, что пост худрука «главного драматического театра страны» занимает человек с такими взглядами? Дело даже не в том, что занимать такую позицию — стыдно; дело еще и в том, что Женовач, например, до недавнего времени принципиально не брал на свой курс девушек в качестве режиссеров, аргументируя это теми же словами (сообщается, что теперь берет одну или двух). Разумеется, ему не кажется это дискриминацией, разумеется, мастер курса имеет право выбирать тех, кто будет у него учиться, но, кажется, мы знаем, как называется положение, при котором выбор ограничивается половой принадлежностью выбираемых.
Далее случилось экстренное собрание труппы, на которое не пустили никого, кроме актеров, даже монтировщики жаловались, что их не пустили — «как будто не свои». Что было на собрании труппы — доподлинно неизвестно. Докладывали, что всплыло письмо от имени труппы к президенту Путину, которое непонятно кто написал, а зачитывал почему-то Константин Богомолов. В письме якобы просили не назначать им «варяга», а поставить своего, из театра — например, Константина Хабенского. Актер Авангард Леонтьев на голубом глазу делает следующее заявление: «Мы договорились, что никаких комментариев мы не будем давать. Это семейное собрание. Женовача же не представляли на этом собрании, и никакого начальства от министерства культуры на нем не было. Это было собрание труппы».
Актеры в конвенциональных типах исполнительских искусств по профессии не обязаны быть отягощены интеллектом, но все это происходит в эпоху, когда уже с полвека даже культурная индустрия старается шагать по пути открытости, прозрачности и взаимовыгодного обмена информацией. И вот на дворе 2018 год, а «главный драматический театр страны» живет по законам военного времени, прессу держит за врагов, утечки информации — за предательство, а решения о назначениях и реакции на эти решения осуществляются в максимально непрозрачном режиме. Неловко даже говорить о том, что это идет в полное противоречие с позицией Табакова — тот всегда был открыт к комментариям и пояснениям.
Фото: Алексей Зотов / «Коммерсантъ»
Директору театра якобы поручили успокоить труппу, чтобы не было восстаний, но актриса Евгения Добровольская плывет впереди теплохода: «Никакой бучи на собрании не было, неправду пишут в соцсетях. Актеры рады Женовачу. Он — режиссер, надеемся, сможет занять в спектаклях всю труппу, а не только ее часть и приглашенных артистов. Мы — государственный театр, а не частная лавочка, которая передается по наследству. Говорить о том, что мы кого-то хотели из своих, например, Хабенского, — неправда. Да и Косте, по-моему, это не нужно. Мы ждали назначения сверху. Просто никто не думал, что это произойдет так скоро». И вот уже в интервью «Российской газете» интеллигентный Женовач заверяет: «Революций в театре не будет», — заговаривая непонятно кого — то ли перепуганных актеров, то ли начальство. Удивительно рифмуется эта реплика с реакцией губернатора Кемеровской области Тулеева, который на встрече с президентом первым делом принялся заверять того, что держит под контролем местную оппозицию и все будет спокойно.
Было бы сверхстранно ожидать от Сергея Женовача революций. Про него известно, что в свободное от своей «Студии театрального искусства» время он ставил в Большом и Малом театрах — видимо, чтобы не запутаться. Женовач работает в очень медленном темпе, ему интересно брать классический текст и читать его с актерами, вообще это такой очень мягкий интеллигентный человек, который не любит медийность, с интересом относится к новым формам, но по причине личной загруженности новые формы для него ограничиваются Львом Додиным и Юрием Бутусовым. Вот заголовки некоторых его интервью: «Тружусь себе и тружусь…», «В театре ничего не происходит без любви», «Нужно заниматься театром, который тебе дорог», — так и хочется как-то дружески приободрить человека. Женовач считает, что современный театр преступно смещается в сторону шоу и что рано или поздно он вернется к своей изначальной природе — передаче переживаний через актера, в этом, по его мнению, и заключается природа театра.
А вот еще цитата из интервью Женовача в 2016 году: «Я помню, как свои первые работы привозил Робер Лепаж, он показал, что можно работать совершенно иначе. Я помню, что все коллеги, которые сидели тогда в зале, вытягивались в креслах, потому что так, как Лепаж работает с пространством, со светом, с залом — это удивительно, мы так не умеем. И технические директора удивлялись, как так можно! А Джеймс Тьерре, который привозит свои спектакли на Чеховский фестиваль? Это же просто подарок, я такие спектакли даже не выдумаю и не смогу сделать — зависнуть на тросе над зрительным залом и кокетничать с девчонками — это сумасшедший человек». Лепаж, безусловно, отличный и почти великий режиссер, но уже уходящей эпохи; Тьерре — внук Чаплина, акробат, мим и создатель милых и трогательных драм-цирковых шоу для неискушенной публики. Вот какие вещи в 2016 году искренне удивляли человека, теперь назначенного на пост худрука «главного драматического театра страны».
Сергей Женовач
Фото: Артем Геодакян / ТАСС
Еще раз: сравнение Табакова и Женовача абсолютно непродуктивно, потому что проблема в устройстве российского театра вообще, а не в локальных кейсах. Но даже если возвращаться к этому сравнению, непонятно, как будет дальше существовать эта отдельная институция: Табаков был нацелен на максимально ему доступное разнообразие, Женовач — меланхоличный адепт медленного авторского театра, в каждом интервью заявляющий о том, что режиссер должен переделывать театр под себя. На этом фоне даже появились слухи о том, что Женовач — фигура прикрытия. В директора прочили Журавского, но он ссылается на закон, запрещающий ему возглавлять учреждения культуры, которые он курирует как сотрудник минкульта. Так или иначе, версия похожа на правду: вряд ли можно придумать менее конфликтную фигуру для МХТ, чем Женовач — режиссер в принципе с нулевой амбицией. Когда внутренние и внешние враги занимают все подступы и отступы к отечеству, народу становится не до изящных искусств, и тут надо в «главный драматический театр страны» назначить кого-то, кто будет работать, не волнуя просторы мирового океана, по которому плывет ладья нашего государства.
Никто из театральной или культурной общественности не может повлиять на это решение. В России есть абсолютно импотентская «Ассоциация театральных критиков», представляющая собой с грехом пополам медийно институционализированную фейсбук-тусовку демократически настроенных деятелей театра. Вся их деятельность заключается в выпуске заявлений о возмущении: ассоциация призывала, среди прочего, выпустить фигурантов дела «Седьмой студии» и оставить в театре имени Ленсовета Юрия Бутусова. Это снова к вопросу о работе системы: эксперты никак не могут участвовать в принятии важных решений, касающихся их сферы деятельности.
Есть такой специальный тип зрелых, но недалеких культурных деятелей, среди них распространена такая реакция на что угодно: они прищуривают глаза, уводят голову в сторону и через паузу вопрошают «А как же искусство?» — и вопрос этот как бы наполнен презрением ко всем тем дельцам и интриганам, которых в театре занимает только хозяйственная деятельность, касса или распределение власти. Так вышло, что в государственных и муниципальных театрах России именно этот тип культурных деятелей, носителей культа классики, не только больше всех занимается этим самым «мирским», но еще и абсолютно беспомощен в производстве хоть каких-то выразительных смыслов и впечатлений. Так вот, как ни странно, в текущих условиях максимально адекватной и современной (и абсолютно прагматичной) реакцией на происходящее с МХТ и вообще российским театром будет этот самый вопрос: «А как же искусство?» — только заданный с чистыми глазами, без ложной многозначительности. Потому что совершенно очевидно то (и даже неловко об этом говорить), что за таким огромным количеством «внутрисемейных разборок», учитывания государственного интереса, соблюдения компромиссов и всех прочих условностей, микроскопическое количество времени остается на самое главное — на искусство. На искусство не с укатившимися вверх глазами, как на метафизический ритуал, а на искусство как сферу человеческой деятельности, которая требует времени и ресурсов.
Российский театр и МХТ — как его концентрированное выражение — так сильно инкорпорированы в государственную вертикаль, что это рождает проблемы значительно более серьезные, чем финансовая зависимость и обусловленная ей самоцензура. Это рождает проблемы, имеющие отношение к способам производства культуры и мышления о культуре. Люди, работающие в государственных театрах такой величины, изломаны компромиссами, задавлены масштабом институции и оказываются в какой-то невыразимо сложной зависимости и несвободе. Такой тип институций и такой тип отношений никак не адекватен тому времени, в котором расположена современность. Эта клановость и семейственность, эта закрытость и непрозрачность, эта зависимость от государственного участия и постоянно задранные наверх головы должны вызывать даже не брезгливость, а просто недоумение. Ко всему этому не хочется иметь никакого отношения, потому что это все не имеет никакого отношения к искусству. Если и есть смысл писать тексты об этом, то только чтобы напомнить себе и другим, что есть и другая реальность — свежая и живая.