Loading...
Лента добра деактивирована. Добро пожаловать в реальный мир.
Вводная картинка

Подруга подкинула проблем Гормональный взрыв в теле женщины от Аронофски и другие животные страсти

Кадр: фильм «Мама!»

Венецианский фестиваль подходит к концу, фильмов было очень много, но трудно не заметить, что каких-либо открытий в основном конкурсе не было. Зато картин, вызывающих недоумение, — более чем достаточно. Впрочем, на самом форуме было показано так много всего, что у синефилов было из чего выбрать. Мы же заканчиваем рассказ о наиболее заметных лентах 74-й Мостры теми, что вызвали хотя бы некоторый отклик, а не выпали из памяти сразу после просмотра.

Чарли 15 лет, он живет с отцом, усатым гулякой-разнорабочим в Портленде (Орегон), после переезда с берегов Тихого океана в глубинку штата в результате семейной драмы — вроде бы мать свихнулась, бросила беспутного мужика, а заодно похерила и единственного отпрыска. Наверное, в романе Вилли Влотана, по которому британец Эндрю Хэйг снимал кино, как-то объясняются мотивы не совсем типичного поведения женщины, а затем и причины ее гибели, но мы застаем героев после всех событий, в полном раздрае и унынии. Папаша (Трэвис Фиммел) пьет пивко и трахает чужих жен, в доме еды с гулькин нос, непонятно, что теперь со школой, пацан почти сирота — короче говоря, беспросветная тоска. На дворе лето, делать нечего, Чарли не лодырь и случайно подрядился конюхом за 25 долларов в день к тренеру Дэлу (Стив Бушеми). И от общей своей беспризорности привязался парень к жеребцу по имени Lean On Pete (Положись На Пита) — фильм, как и книга, носят одноименное название.

А ведь говорила ему девушка-жокей Банни (Хлоя Севиньи): скаковые лошади — это не домашние питомцы, относиться к ним положено как к скаковым машинам. Чарли, естественно, не послушал, и когда однажды этот самый Пит приходит последним, чем срывает планы владельцев, играющих на тотализаторе, от коня решают избавиться. Наш герой страдает при мысли, что животное рискует оказаться на живодерне, крадет лошадку и затевает одиссею вглубь страны: вроде бы хочет спасти коня, а на самом деле — в поисках сестры пропавшей матери.

Любая подростковая road movie по жанру — путь к взрослению, внутренним открытиям, если не озарениям, но тут мы видим, что фильм затевался лишь для того, чтобы в финале мальчик разрядился от стресса в связи с цепью бесконечных и бессмысленных потерь. В конце концов тетку-то он находит, но оказывается, что «лошадиная» тема была нужна лишь как декорация, от которой безжалостно избавляются во второй части картины, чтобы обрисовать персональный ад в жизни подростка банальными штрихами — кругом мелкие жулики, всем на всех наплевать, смерть неизбежна и даже на несчастного Пита нельзя положиться. В остальном к фильму Хэйга претензий нет, видимо, он тщательно следовал писательскому замыслу. С кинематографической точки зрения, перед нами профессиональная работа, добротный кастинг, по ритму, несмотря на двухчасовой формат, фильм Lean On Pete не проваливается и в общем совсем не плох. Хотя на награды ему рассчитывать, думаю, не приходится.

Еще одной конкурсной лентой, которая меня заинтересовала, стала очередная работа австралийца Уорика Торнтона «Милая страна» (Sweet country) — наиболее известного представителя коренной народности континента в области кинематографии. Режиссер завоевывал призы на самых престижных смотрах, включая Каннский фестиваль; и хотя тематика его работ более-менее однообразна — он снимает в основном лишь о проблемах так называемых австралийских аборигенов, каждая очередная картина воспринимается как взгляд «с другой стороны» и тем уже интересна. Если бы подобное кино делал потомок колонизаторов, оно в лучшем случае могло быть извиняющимся, в худшем — опрокидывающимся. И в обоих — речь бы шла о пресловутом штампе, о «бремени белого человека» и об этническом взаимодействии.

А коли фильм о жестокостях белых по отношению к бушменам, которых они за людей-то не считали, снимает «свой» — ему позволительно рисовать монохромную картинку. Хотя фильм Уорика не просто цветной, камера была в руках самого режиссера. Как оператор, красоте родного края он воздает должное со всей возможной увлеченностью. Причем вся эта невероятная природа не просто оживает, она контрастирует с рассказанной историей. Дело происходит во времена заселения белыми Северной Австралии. В дом к положительному WASP-колонисту Фреду Смиту (Сэм Нил) наведывается заезжий негодяй Гарри Марч (Юэн Лесли) с просьбой дать на пару дней цветного помощника, лучше с женой, починить кое-что на новом участке и постирать-приготовить. Смит нехотя соглашается, а зря. Подонок, как выясняется, насилует женщин, всячески издевается над теми, кого считает рабами (хотя слуги по факту свободны), а в конце концов уводит со двора еще одного соседа Мика Кеннеди (Томас М. Райт) местного мальчишку Филомака (Тревон Дулан), сажает на цепь и, похоже, принимает всех аборигенов, даже цивилизованных, за животных.

В результате злодей нарывается на пулю. За убийцей-аборигеном начинается охота. Местный шериф Флетчер (Брайан Браун) клянется доставить и повесить цветного, посмевшего расправиться с белым. Большую часть фильма идет охота за людьми в любимом режиссером антураже: герои перемещаются по невообразимым просторам Австралии, встречая на пути различные экзотические препятствия, включая сопротивление местных дикарей. Все это показано с размахом, красочно, в стиле образовательных программ о путешествиях. И все бы ничего, темнокожие артисты из местных ничуть не уступают американским звездам, картинка не оставляет желать лучшего, музыка и пейзажи завораживающие. Но однозначность происходящего просто пугающая. Сразу ясно, кто виноват. Сразу понятно, что колонизаторы по природе своей заслуживают осуждения, а если попадаются среди них благородные особи, то в виде исключения. Автор под разными углами рассматривает идею о том, что проявлять себя с лучшей стороны белые могут лишь вынужденно, когда припрет, да и то, если они шибко верующие. Зато бушмены сплошь все невинны, наивны и безропотны. Мы готовы согласиться с Уорвиком, без проблем: угнетение и расизм — это абсолютное зло, но рисовать картинку в стиле советского соцреализма? В 2017-м это выглядит архаично, да и вывод какой? Кажется, режиссеру не хватает отстраненности, слишком велики его упреки и мала степень режиссерской изобретательности. Хотя если к «Милой стране» не применять критериев конкурса Мостры, перед нами будет нескучный вестерн, к тому же с довольно жестким финалом.

И, наконец, самым большим разочарованием оказался фильм, которого я ждал с нетерпением, поскольку являюсь поклонником режиссера Даррена Аронофски. Не поверите, мне даже «Ной» нравится, хотя к последним работам этого автора я применяю определенный метод анализа: вычитываю смыслы, которые, возможно, автор и не вкладывал. Ну, потому что, думаю я, невозможно же так тупо снимать — на полном серьезе. Не все коллеги со мной соглашаются, некоторые прямо-таки возмущены таким подходом, дескать, так из любой мягкой субстанции можно сделать конфету. Тем не менее до последнего времени мне удавалось примириться с откровенными глупостями Аронофски, а некоторые фильмы я просто люблю, например «Черный лебедь» даже несколько раз пересматривал (впрочем, из-за Портман). Но тут случилась незадача. К конкурсной «маме!» (mother! — именно так, с маленькой буквы) я при всей толерантности не могу с легкостью применить метод психологической защиты в виде интеллектуализации. Поначалу кажется, что перед нами лобовое, претенциозное и, что особенно удручает, невероятно глупое кинопроизведение. И все же я постараюсь его защитить, авось получится.

Начинается все с того, что в дом писателя Илая (Хавьер Бардем) и его юной красавицы жены Грэйс (Дженнифер Лоуренс) стучится незнакомец (Эд Харрис). Хозяин радостно приветствует ночного посетителя, якобы врача и большого почитателя писательского таланта, каким представляется гость, хотя жена беспокоится — кто их знает, этих непрошеных гостей. И впрямь, доктор ведет себя очень странно: он то кашляет до рвоты, то напивается в хлам — и вдруг чем-то завоевывает расположение мужа и наглеет. Еще больше Грэйс напрягается, когда вслед за первым гостем приезжают другие. Сперва его жена (Мишель Пфайффер). Эта пара ведет себя очень странно — ничего не стесняется, демонстративно проявляет сексуальное влечение друг ко другу (в их-то возрасте целуются как подростки!), нагло лезут в личную жизнь хозяев. Дальше — больше. Вслед за Пфайффер и Харрисом появляются их сыновья (обоих играют взрослые дети актера Брендана Глисона — Донал и Брин), между ними происходит ссора из-за наследства, начинается полный бардак, драка, кровь, смерть. Все это на глазах бедняжки Грэйс, которую к тому же посещают видения. И чем дальше развивается эта сюрреалистическая картина — а она превращается прямо-таки в видение Апокалипсиса, — тем больше мы догадываемся, что Грэйс и Илай — это не просто люди, а некие прототипы. Причем для пущей густопсовости, Аронофски не ассоциирует пару героев с Адамом и Евой, что было бы слишком примитивно, а идет дальше. Грэйс олицетворяет саму идею женственности, становится мадонной и родительницей распинаемого младенца, вечной Матерью, не только спасающей род человеческий, но и своего страдающего Мужчину.

В общем, если смотреть это кино с заданного сценарием ракурса, оно покажется образцом бессмысленной и упертой серьезности, да и попросту ахинеей, хоть и довольно масштабной. Неожиданно перескакивающей из жанра психодрамы в триллер, с кучей ненужных спецэффектов, с проступающей отовсюду кровищей и даже с войной, репрезентирующей какие-то архаичные библейские аллюзии. Однако мне ужасно хочется вычитать из этого произведения даже не фрейдистский, который там при желании увидит и поверхностный наблюдатель, а куда более приземленный — биологический подтекст. Все три части картины — вторжение незваных гостей и тревога, связанная с этим; затем сюрреалистические сцены в духе Марко Феррери при ссоре сыновей — и сопутствующая, переходящая пределы разумного ярость Грэйс вперемешку с ужасом; локальный конец света в одном отдельно взятом жилище беременной героини в финале — это не что иное, как описание перманентного гормонального шторма в теле (и сознании) замужней женщины, жаждущей оплодотворения. В первом случае перед месячными, во втором — во время овуляции и, наконец, перед и во время родов. Ведь при таком взгляде объяснимы все эти ужимки и гримасы Дженнифер Лоуренс, символические видения, страсти и прочие бессмысленные ужасы, которыми Аронофски насытил свое кино. Да, пускай в финале режиссер все объяснил, но если верить, что через художника каким-то образом вещает мироздание, то хотя бы визуальную картину того, с какой невиданной силой гормональная дубина шарашит род людской по голове, — в «маме!» разглядеть можно. И это слегка примиряет с автором, которого ужасно не хочется вычеркивать из числа фаворитов.

Комментарии к материалу закрыты в связи с истечением срока его актуальности
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Читайте
Оценивайте
Получайте бонусы
Узнать больше