В прокат вот-вот выйдет «Валериан и город тысячи планет» — красочная и бравурная фантастика, с которой Люк Бессон возвращается в жанр космической оперы, а заодно бьет рекорд по бюджету для европейского кино. «Лента.ру» узнала у французского режиссера, зачем ему это понадобилось и что не так с голливудским сай-фаем.
«Лента.ру»: Вы снимаете кино уже больше тридцати лет. Как сильно изменилась за это время ваша творческая манера — подход к материалу, работа на площадке?
Люк Бессон: Не так уж сильно на самом деле. Ведь склад моего характера — который мне приятно считать артистическим — остался прежним. Когда я начинаю работу над чем-то, то мной руководит одно желание — нарисовать картину. И так было всегда! Выбрать цвета, сюжет, написать картину. Но я не умею рисовать и поэтому делаю фильмы. Для меня это более-менее одно и то же, один и тот же артистический импульс. При этом я пытаюсь делать разные картины, потому что они — отражение моей жизни. Я хочу, чтобы человек, увидевший эти двадцать картин, мог воскликнуть: «Вот вся жизнь этого парня, прямо у нас перед глазами! Вот, оказывается, что у него в голове». Так что этот основополагающий принцип остался тем же, что и тридцать лет назад. Что меняется, так это техника, стиль. С годами ты рисуешь лучше, учишься на своих ошибках, открываешь для себя что-то новое. Так, со временем я научился делиться, работать в команде. Раньше я был... (изображает Голлума из «Властелина колец») очень эгоистичным: «Я, я, я... Это мое кино и только мое». Если кто-то предлагал какую-нибудь идею, то я кривился и даже не хотел слушать. Теперь я получаю удовольствие от сотрудничества, обмена идеями, совместной работы.
Люк Бессон
Что было для вас самой сложной задачей в работе над «Валерианом» — придумывать историю, сюжет или выстраивать с нуля целую фантастическую вселенную?
Это две отдельные работы, по большому счету. Что касается истории, то я посвятил ей много времени. Было несколько версий — я должен быть уверен, что мне самому сюжет по-настоящему нравится. Креативной стороной — например, тем, какую одежду будет носить тот или иной персонаж — вместе со мной занималось множество людей, каждого из которых я отбирал лично. В первые полтора года они проводили своего рода разведку — даже сценарий на тот момент еще не был готов. Я сказал им: «Давайте исследовать: миры, пришельцев, системы коммуникации. Каким будет XXVIII век? Давайте попробуем вообразить». На это ушло полтора года, за которые у нас накопилось семь тысяч рисунков. Эти идеи служат тебе своеобразным набором продуктов в холодильнике — ты заглядываешь в него и спрашиваешь себя, что из них можно приготовить. Соединяешь вместе отдельные элементы — и выбираешь, что подойдет, а что, может быть, интересно, но смотрится слишком странно в сочетании со всем остальным. Похоже на то, как обставляешь пустую квартиру. Здесь нужен стол, а там — лампа. Создание мира в фэнтези очень напоминает такое декорирование пространства — ты стремишься к тому, чтобы все оказалось на своем месте.
Двадцать лет назад такой фильм даже не был бы возможен.
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Кадр: фильм «Валериан и город тысячи планет»
Конечно.
Насколько комфортно вам было работать с хромакеем?
Очень комфортно! Потому что я не вижу «зеленого экрана» за спиной у актеров — я держу в голове тот космический пейзаж или то помещение, которое мы придумали для этой сцены.
Но ведь еще нужно было объяснить все это актерам.
Ну, например, за каждого пришельца, вообще за любое существо, у нас был ответственен отдельный актер. Мне не хотелось, чтобы артистам, играющим людей, пришлось взаимодействовать с теннисным мячом, показывающим, где в кадре будет располагаться нарисованный на компьютере пришелец. Это лишено смысла. А еще мы подготовили такую настольную библию: 600-страничный том с полной, год за годом описанной историей космической станции «Альфа», каждым пришельцем в фильме — по пять страниц на особь, с указанием того, что они едят и как размножаются.
Полностью описали весь мир фильма.
Да. Я делал то же самое, точно такую же библию для актеров и, например, на «Жанне Д'Арк» — но там-то был XV век! Тем не менее актеры должны были знать, кто в тот момент был королем, где были земли англичан, почему они вторглись во Францию — то есть там был обозначен весь контекст происходящего в фильме. Это было совсем несложно — хватает книг об этом периоде. Поэтому я мог переложить эту работу на кого-то из ассистентов, попросить: «Подготовь мне, пожалуйста, резюме по Европе XV века, страниц примерно на сто». На «Валериане» это уже было невозможно. Мне нужно было создать всю эту библию самому, то есть, по сути, написать полноценный и убедительный сценарий нашего будущего. Это уже не так легко — но и, с другой стороны, куда интереснее, чем погружаться в XV век. Главное — следовать логике. Если в сюжете появляется какой-нибудь пришелец, это должно быть логичным, мы должны в него верить и не задаваться вопросом, откуда он вообще взялся.
При том что вокруг главных героев — Валериана и Лорелин — разворачивается довольно запутанный приключенческий сюжет, фильм, по большому счету, все равно строится на истории их любви. Почему это было для вас важно? Многие голливудские блокбастеры сейчас и вовсе обходятся без романтической линии.
Я думаю, это отражение нашей жизни. Мы все работаем каждый день, решаем те или иные проблемы, но что нас при этом мотивирует? «Боже, мне так нравится эта девушка! Как мне сказать ей об этом? Может быть, мне позвать ее поужинать в ближайшую субботу? А что если она откажет?» Да, по ходу дня ты занимаешься какими-то рабочими делами, но так или иначе тобой все равно движет вопрос, что делать со своей жизнью, кому отдать свое сердце. Как по мне, так в этом мире нет ничего важнее. Поэтому было невозможно обойти эти темы в «Валериане». Валериан хочет быть с Лорелин, даже не зная почему. Поэтому за время фильма он должен понять, почему она так ему нужна — в начале он просто ее хочет. А ее способ показать ему, что он ей нравится, — это отвечать ему отказом. Очень современно, не правда ли? У меня, как у зрителя, большие проблемы с тем, чтобы уследить за всеми этими нынешними блокбастерами, за супергероями в обтягивающих трико. Я же не супергерой! Это пропаганда, не более того. Супергерои нужны лишь для того, чтобы олицетворять американское превосходство: «Мы лучше всех, мы сильнее всех. Скажите спасибо, что мы здесь, иначе вы бы уже были мертвы». И это все? Меня такое кино не волнует. Я не могу с ним идентифицироваться.
Вы говорили, что впервые задумались об экранизации «Валериана и Лорелин» еще двадцать лет назад. Как считаете, что именно все эти годы поддерживало ваш интерес к комиксу? Чем он вас так зацепил?
Отношениями между Валерианом и Лорелин и тем фактом, что экранизируя комикс, ты не можешь их обойти стороной. Меня также привлекала мораль «Валериана и Лорелин» — это история о честных людях, тех, кто сражается во имя благородных целей. В фильме у нас есть раса пролов — это пацифисты, которые ничего ни у кого не просят и всего лишь хотят жить спокойно и мирно. Великий народ, но его постепенно стирают с лица вселенной. Это несправедливо — и никто не хочет им помогать, а люди винят их самих, выставляют их злодеями всего лишь потому, что хотят скрыть собственные ошибки. Вчера я читал какую-то общественно-политическую газету — и там было ровно то же самое! Все конфликты, которые происходят у нас на планете, подаются ровно таким образом. А индейцы? А народы Африки? А столетия рабства? И мы все еще притворяемся, будто все в порядке, будто европейцы и американцы лучше знают, как жить и умирать всем остальным. Вот что меня зацепило — темы и сюжеты комикса про Валериана нисколько не устарели. А следить за парочкой главных героев попросту очень интересно.
«Валериан и город тысячи планет» выходит в российский прокат 10 августа