«В слове "еще" — четыре ошибки» Стоит ли заменить ЕГЭ на другую форму экзамена

После прихода в сентябре 2016 года на пост министра образования Ольги Васильевой многие ждали, что вот-вот отменят Единый госэкзамен. Радикальных перемен в этом учебном сезоне не случилось. За исключением того, что в ряде школ экспериментально выпускники будут сдавать письменные работы по предметам, не выбранным ими для ЕГЭ. В Минобрнауки считают, что это решит проблему «натаскивания». По мнению экспертов, формально ЕГЭ еще существует, но по сути откатывается назад, к экзаменам советского времени. Уже сейчас, по выражению главы Рособрнадзора Сергея Кравцова, тестирования превратились в обычную контрольную работу, поскольку во всех предметах, кроме иностранного, исключены задания с вариантами ответов. А если ректорам вузов удастся пролоббировать возвращение вступительных экзаменов в институты, смысла в ЕГЭ вообще не будет. «Лента.ру» поговорила с педагогами школ и вузов о том, какой экзамен для выпускников оптимален.

Новое вино в старые меха

Александр Ковальджи, замдиректора математического лицея «Вторая школа»:

Я к ЕГЭ отношусь плохо. Но у меня пока нет ощущения, что принято какое-то решение в отношении этого экзамена. А разговоры о переменах уже много лет ведутся. На мой взгляд, самый очевидный вред от ЕГЭ — он урезает программу. Раньше был аттестат, который давал представление об уровне общей культуры человека. Видно, как он владеет точными науками, гуманитарными, какое у него физическое развитие. А сейчас есть обязательные предметы, а все остальное — для видимости. Сдавать экзамен не надо. Ну и все — не учатся дети. В одиннадцатом основная работа — натаскивание на ЕГЭ. В противовес Минобрнауки предложил ввести контрольные работы по предметам, которые не сдаются на ЕГЭ. Но это не спасет ситуацию. Это все равно что лечить себя, увеличив дозу лекарства. Причем даже не выяснив, эффективно ли оно. Болезнь остается. А возможно, возникнут и осложнения.

Уровень образования снизился. Я председатель приемной комиссии во «Вторую школу». Конкурс на поступление к нам ежегодно растет. Но доля учеников, которых мы можем учить, падает. Приходят ребята с отличными оценками в табеле. Но впечатление, что их вообще ничему не учили. Много школ сейчас создают иллюзию образования. Также я веду занятия в вечерней школе при нашем лицее. Туда приходят ребята из других школ, которым интересно проверить себя: насколько им интересна математика. Раньше мы брали примерно половину желающих, сейчас — четверть. То есть ситуация ухудшилась в два раза.

Но я не думаю, что сегодня необходимо сосредотачивать основное внимание на отмене ЕГЭ. Это глубоко вторично. Главное — у нас очень низкий социальный статус педагога. Учитель чувствует себя человеком второго сорта. До тех пор пока профессия учителя будет унижена, все реформы пройдут мимо. Я знаю, что в Южной Корее идет серьезный подъем уровня знаний, дети оттуда побеждают на международных олимпиадах. Просто там национальной идеей стал не патриотизм, как в России, а образование. И в России надо менять отношение к педагогам. Тогда талантливая молодежь пойдет в учителя, начнется подъем. А сейчас это прозябание и латание дыр. Нельзя наливать новое вино в старые меха.

Тесты надо уметь готовить

Борис Сегаль, доктор философских наук, более 35 лет преподавал в вузах России, Америки, Великобритании, Швейцарии, Канады, Венгрии:

В Советском Союзе и соцстранах мне нравилась выраженная чувствительность людей к друг другу. Приходит ко мне студент и начинает рассказывать, какая у него трудная семья, как мало денег. Все ради того, чтобы вместо трояка я поставил ему четверку. Потому что тогда он получит стипендию. В Америке, Германии или Великобритании это почти исключено. Преподаватель просто скажет ученику: «Я передам в учебную часть все, что ты мне рассказал. Надеюсь, за это тебя отчислят».

При проведении тестов такого нет. Тестирование — прекрасный способ оценки знаний, без субъективизма. Учитель не может пожалеть «ребеночка». Но тесты — их надо уметь готовить. Когда я составлял учебные тесты для студентов, у меня на их доработку уходило три года. Берешь группу учеников, раздаешь задания и смотришь не только на результаты, но и на то, как быстро сделали. Если слишком стремительно — значит, контрольная легкая. Если долго — упрощаем. Иногда требовалось до 15 переделок.

Я уже давно живу в Венгрии. И не сказал бы, что в местных школах натаскивают на тесты. Дети уже с первого класса привыкают к таким испытаниям и не боятся их. И другой важный момент — в Венгрии школьников спрашивают только то, что им дали во время уроков. Нельзя задавать вопрос, который относится к непройденному материалу.

От выпускных устных экзаменов большинство стран уже отходят. Если не ошибаюсь, во всем Евросоюзе эссе (то, что в России называется письменной контрольной работой) не практикуется в качестве выпускных. Это потому, что оценить такую работу очень сложно. Представьте, что учителю нужно посмотреть, на все ли важные вопросы ответил ученик, как он сделал это, полностью ли тема раскрыта. А какие критерии при этом? И другая проблема — эссе не позволяет сопоставить результаты, которые дают разные ученики не только в разных регионах, но даже одном классе.

Догадываюсь, почему в России сложилось такое странное отношение к тестам. Я окончил МГУ в 1974 году. Даже в то время ведущие преподаватели толком не могли объяснить, что же такое тесты. Но писали ужасные статьи о том, что это западное поветрие, что тесты разрушают педагогику, способствуют эксплуатации трудящихся и т.д. Я видел таких статей очень много. То есть эта традиция идет еще с советских времен, когда получали образование большинство современных российских учителей.

Но ведь сейчас 2017 год. Нужно пользоваться преимуществом технического прогресса. Венгрия — далеко не самая развитая страна в мире. Как здесь поступают школьники в вузы? Никаких анкет руками заполнить нельзя. Их нет. Есть доступ в компьютерную систему. Выпускник платит комиссионый сбор (примерно тысяча рублей), в начале календарного года отсылает портфолио с достижениями за последние пять лет в Единый государственный центр. Вузы к этому никакого отношения не имеют. В анкете можно указать по приоритетности три вуза, где хотелось бы учиться. Когда появляются результаты ЕГЭ, школа, либо сам абитуриент направляют их в этот Единый центр. В течение месяца подводятся итоги. Весь процесс компьютеризирован, без участия людей. То есть коррупция практически исключена.

Три деепричастия, два причастия

Всеволод Луховицкий, преподаватель русского языка школы для одаренных детей «Интеллектуал»:

Если сейчас вдруг отменить ЕГЭ — будет плохо. Потому что школа — не скоростной автомобиль, в котором можно руль поворачивать туда-сюда. Если и делать реформу, то постепенно. В ЕГЭ этого года я не заметил каких-то революционных преобразований. Что касается русского языка — несколько лет в экзаменах новшеств нет. Было заявлено, что уберут тестовую часть, «угадайку». Сделали очень красиво. Раньше, допустим, было задание, отметьте правильный из четырех вариантов. Сейчас стоят те же самые четыре варианта, однако внизу написано: напишите цифрами или словами какой из этих вариантов остается. По сути, это тот же тест — другое тут сложно придумать. Смысл ЕГЭ — объективная проверка знаний. Для этого нужны однозначные ответы. То есть те, где исключено двойное толкование.

Призывы «а давайте ЕГЭ творческим сделаем» абсолютно непродуктивные. По определению ЕГЭ не может быть творческим. Творчество требует индивидуального подхода к его оценке. А ЕГЭ предполагает машинный, единый метод. Оценивать творческие работы машинным способом невозможно. Сейчас в ЕГЭ по русскому языку дети пишут эссе. И это ужасно. Они думают не о языке, не о смысле сочинения, а о том, что нужно в тексте обязательно использовать три деепричастных оборота и два причастных. Иначе можно получить на балл меньше по критерию «речевое богатство». Почему речевое богатство связано именно с количеством причастий и деепричастий — не может объяснить никто.

Такие вещи, безусловно, надо менять. Но я считаю, что за последние десять лет содержание заданий ЕГЭ по русскому все-таки улучшилось. Из него ушли не очень корректные вещи, задания достаточно понятно сформулированы. И они на самом деле относятся к тому, что дети должны изучать в школе. Особая проблема — это то самое эссе, которое приучает детей к формальному, бессмысленному написанию ничего не значащих работ.

Разговоры в пользу бедных

Виктор Болотов, научный руководитель центра мониторинга качества образования ВШЭ, экс-глава Рособрнадзора (2004-2008), один из идеологов ЕГЭ:

Единый госэкзамен вводился с целью обеспечения возможностей детям из самых дальних регионов от Калининграда до Сахалина поступать в ведущие вузы России. И в этом смысле было важно, чтобы везде были одинаковые процедуры проведения экзаменов. Это бы позволило утверждать, что 50 баллов в Калининграде, Красноярске или Москве — одинаковы. То есть в этом плане предназначение ЕГЭ продолжает сохраняться.

Хуже или лучше стало, что из ЕГЭ исключили задания с выбором ответа, а оставили только открытые вопросы? Думаю, что хуже. Если у троечника есть варианты ответа и он слабо знает предмет, то для него это хоть какая-то подсказка. А когда он читает обычный вопрос и понимает, что не знает материал — он просто впадет в ступор. В результате придется снижать пороговую планку экзамена, чтобы не ставить слишком много двоек и не оставлять детей без аттестатов о среднем образовании.

Разговоры о том, что два последних класса в школе не учат, а натаскивают на ЕГЭ — в пользу бедных. Неправда, что многие задания, которые предлагаются в тестах, — за рамками школьной программы. Возможно, задания из повышенного уровня ЕГЭ учителя не успевают решать в классе. Это примеры действительно для самых сильных, для школьной элиты, а учитель ориентирован на средних школьников. Но тут дело не в тестах, не в натаскивании, а в неправильной организации учебного процесса.

Я убежден, что ЕГЭ должен эволюционировать. На мой взгляд в нем должно появляться все больше компетентностных заданий. Тех, что проверяют не механическое знание формул-теорем, а умение их использовать в обычной жизни. Теорему Пифагора знать нужно. Но еще нужнее уметь найти кратчайший путь от дома до школы.

Если всем вузам дадут право проводить дополнительные испытания абитуриентов, тогда точно ЕГЭ может накрыться медным тазом. Сейчас такая возможность есть у творческих вузов. А также у тех, куда идут дети с 90 и выше баллами. Это МГУ, МГИМО, ВШЭ и другие. Если в вузы вернутся привычные экзамены, опять начнут плодиться репетиторы, натаскивающие на экзамены именно в конкретный вуз.

В конце 1990-х годов все дружно ругали чиновников за вакханалию, которая творилась при поступлении в вузы. Многие институты в своих рекламных буклетах указывали: «Кто к нам ходил на подготовительные курсы, обязательно поступит». Это означало, что ребенок из Сибири или с Дальнего Востока, по сути, был лишен возможности попасть в московские вузы, если у родителей не было нужных связей или денег. Неужели те, кто ратует за возвращение привычных экзаменов, забыли о том, как из года в год росло количество «медалистов»? В те времена медаль давала преимущества при поступлении. Ректоры присылали к нам в Минобразования заявления так называемых круглых отличников. В слове «еще» — четыре ошибки.