Сеульский Майдан Что на самом деле заставило почти миллион корейцев выйти на акцию протеста

В минувшие выходные Сеул требовал отставки президента Пак Кын Хе. По данным организаторов акции, в ней участвовали 850 тысяч человек — рекорд для Южной Кореи. «Лента.ру» уже рассказывала о том, как дружба с шаманкой обернулась для Пак серьезными проблемами. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что дело не только в порочащих связях главы государства. Фактически нынешний скандал — лишь удобный повод свести счеты с Пак Кын Хе. Что именно левые и правые политики вменяют ей в вину — изучила «Лента.ру».

О массовых протестах в Южной Корее написано довольно много, и, скорее всего, читатель уже знает, что «президентом Пак Кын Хе манипулировала коррумпированная гадалка, вместе они довели страну до ручки и когда это вскрылось, возмущенный народ вышел на улицы». Однако, если поглубже вникнуть в предысторию этого скандала, обнаруживается масса нюансов, заставляющих взглянуть на происходящее иначе.

Начнем с обстоятельств, при которых Пак Кын Хе стала президентом. Правящая консервативная партия Сэнури представляет собой объединение фракций, и на момент избрания Пак не была руководителем самой влиятельной группировки. Просто к выборам 2012 года, когда провал радикально-консервативного курса Ли Мен Бака был очевиден, Пак оказалась «лучшей из худших»: прочие партийные тяжеловесы или уже успели посидеть в президентском кресле и на новый срок претендовать не имели права, или же были слишком одиозны и малопопулярны.

Внутри правящего лагеря Пак смотрелась белой вороной: незамужняя и бездетная, на фоне прочих консервативных политиков выглядела умеренной и не поддерживала жесткий курс в отношении КНДР. Пак считалась недостаточно проамерикански настроенной и вдобавок хотела налаживать отношения с Москвой и Пекином в рамках «Евразийской инициативы». Но за ее спиной всегда виднелась тень отца — генерала Пак Чон Хи. Этот политик вошел в историю, с одной стороны, как творец корейского экономического чуда, с другой — как очень жесткий, авторитарный правитель. Споры, идущие в Корее вокруг фигуры Пак Чон Хи, напоминают дискуссию о роли Сталина в российской истории. Поэтому то обстоятельство, что Пак Кын Хе приходится ближайшей родственницей этому политику, в чьих-то глазах было плюсом, а в чьих-то — отягчающим обстоятельством.

Левые сразу же объявили ей войну, руководствуясь логикой: яблоко от яблони недалеко падает, и если дочь диктатора пока не выказала отцовских замашек, то это исключительно вопрос времени, поэтому надо торпедировать любые ее инициативы. Радикальные правые также старались вставлять ей палки в колеса при каждом удобном случае.

Заметнее всего это было при попытках Пак Кын Хе расставлять своих людей на ключевые посты: вокруг каждой креатуры Пак взбивалось столь пены, что частенько претендент вынужден был брать самоотвод ради сохранения репутации. У кого-то нашли задекларированную недвижимость, показавшуюся возмущенной общественности слишком дорогой. Кому-то припомнили гомофобские и прояпонские высказывания. Другого компромата найдено не было, и это очень сильно разнилось с тем, как выглядело обсуждение кандидатур, когда скамейка у Пак Кын Хе закончилась и на вакантные должности стали выдвигать представителей иных фракций.

Более того, правящая партия даже пыталась совершить конституционный переворот, протащив через парламент закон, согласно которому Национальное собрание могло бы редактировать или отводить президентские указы. Инициатива принадлежала не рядовому депутату, а главе парламентской фракции от правящей партии. Пак сумела подавить «бунт на корабле», но это был очень важный и тревожный звонок.

Она безжалостно критиковалась левыми (а иногда и правыми) за любую, даже самую мелкую, оплошность. В ход шло все: от возмущения в связи с покупкой слишком дорогой сумочки до возложения ответственности за трагедию с паромом «Севоль». Дескать, пока люди гибли в холодной воде, глава государства непонятно где была и чем занималась.

В вину Пак ставили даже желание создать единый и «правильный» учебник истории. Обелять там вроде бы собираются не столько Пак Чон Хи, сколько Ли Сын Мана, но интеллигенция с самого начала была уверена: дочь диктатора затеяла этот проект для того, чтобы восславить отца.

Пак Кын Хе отбивалась как могла. Например, вернулась к полномасштабной борьбе с коррупцией. Это позволяло нанести обоснованный удар по представителям иных группировок, а она сама имела реноме человека, не запятнавшего себя мздоимством. В рамках этой кампании Пак пошла даже на то, на что осмеливались далеко не все — заставила платить налоги протестантские секты, чья связь с властью и капиталом делает их чрезвычайно влиятельной силой за кулисами корейской политики.

Еще более серьезная мера — «закон Ким Ен Ран». Эта правовая норма, ограничивая размеры гонораров, выплачиваемых чиновникам, а также стоимость принимаемых ими подарков и счетов за обеды с их участием, наносила удар по привычной для Кореи коррупционной схеме. По сложившейся традиции, взяткодатель не приносит мздоимцу конверт с деньгами, а долго и разнообразно «прикармливает» его, после чего обращается с просьбой, в которой чиновник уже не может отказать. Более того, если раньше коррупционные помыслы надо было специально доказывать, теперь для возбуждения уголовного дела достаточно самого факта «прикармливания», если сумма достигает определенного размера. Закон распространяется и на родственников чиновников. Для корейского общества это оказалось чересчур: на президента затаили обиду не только особо алчные госслужащие, но и часть простых граждан.

В то же время в Корее хватает проблем, которые Пак не смогла бы решить при всем желании. Например, поскольку корейское общество стареет, налогоплательщиков становится все меньше, а пенсионеров все больше. Обеспечить достойную жизнь ушедшим на залуженный отдых можно, лишь пойдя на такую непопулярную меру, как повышение налогов. А реструктуризация системы образования, не рассчитанной на сокращающееся число студентов, бьет по престижу вузов и зарплатам преподавателей.

Словом, скандал с шаманкой Чхве Сун Силь стал «соломинкой, сломавшей спину верблюду», благо репутация у подруги президента действительно далеко не безупречная.

Из доказанного — история с дочкой Чхве, которая поступила в престижный женский университет Ихва фактически без экзаменов как «выдающаяся спортсменка». Корейское общество очень зациклено на честности при поступлении в вуз, поскольку образование, полученное в правильном вузе, служит залогом успешной карьеры. Скандал вокруг младшей Чхве привел к отставке ректора университета и стал первым «ведром масла», вылитым в огонь нынешних протестов.

Также в вину Чхве Сун Силь вменяют довольно мутную историю, связанную с возглавляемыми ею благотворительными фондами (собственно, с расследования их деятельности скандал и разгорелся). Как выяснилось, созданы они были фактически за один день, хотя стандартная процедура регистрации занимает две-три недели. Кроме того, финансово-промышленные группы подозрительно быстро пожертвовали туда значительные суммы денег, и вроде бы сотрудники президентской администрации способствовали этому, хотя кто что за это кому обещал по-прежнему неясно.

Но едва ли не наибольшее внимание публики (особенно западной) привлекло то, что Чхве Сун Силь, не являясь госслужащей, имела доступ к секретным материалам и редактировала президентские речи. И сама Чхве, и президент Пак уже подтвердили, что так все и было. По масштабу и значению это сопоставимо с цунами, вызванном известием о том, что Хиллари Клинтон будучи госсекретарем, вопреки всем инструкциям, использовала личную почту.

Впрочем, дальше начинается то, что в Китае называется «пририсовыванием змее ног». Чхве обвиняют в том, что она не просто правила речи президента, а вмешивалась в политику. Так, утверждается, что из-за ее предсказания о скором крахе КНДР Пак ужесточила политику в отношении Пхеньяна. Да и вообще, руку Чхве Сун Силь ищут во всех скандалах или неудачах, пережитых страной за время президентства Пак.

Правда, о том, что режим Ким Чен Ына не протянет и трех лет и, стало быть, миндальничать с ним не стоит, южнокорейские политики, эксперты и разведчики долдонили с момента избрания Пак Кын Хе президентом. В реальности же ее подход к Северной Корее ужесточился лишь после того, как Пхеньян провел четвертое ядерное испытание. Можно сказать, что Пак Кын Хе просто довели — отсутствие диалога с левыми и давление со стороны консерваторов спровоцировали ее смещение с умеренных позиций к более радикальным. Но это логика политической борьбы, а не шаманские козни.

Прямых доказательств финансовых злоупотреблений Чхве пока нет, как и подтверждений того, что правки, которые она вносила в речи президента, имели не стилистический, а сущностный характер. Главная улика в этом деле — планшетный компьютер, принадлежавший Чхве Сун Силь. В его памяти сохранился полный набор компромата: от селфи (доказательство того, кто владелец) до текстов выступлений главы государства с редакторскими пометками. Если бы свидетельства переработки Чхве речей президента были найдены на этом планшете, они бы давно попали в СМИ.

Про планшет стоит рассказать отдельно. По официальной версии, журналисты канала JTBC (кстати, не оппозиционного, а консервативного) обнаружили его в заброшенном доме, как-то связанном с двумя фондами Чхве, и отдали следователям. Красивая история, но вызывает вопросы. Чтобы быть случайно найденным в большом доме, компьютер должен либо лежать на видном месте, либо же те, кто его нашли, точно знали, где и что искать. И почему столь важной вещи, как полный компромата личный компьютер, никто не хватился? А если от важной улики хотели избавиться, что мешало отформатировать планшет, уничтожив на нем все данные, или попросту разбить его? Приходится либо поверить в вопиющую безалаберность Чхве и ее приближенных, либо признать, что улику кто-то мог специально подготовить, и этот кто-то, естественно, был в курсе отношений между Чхве и Пак, имея доступ к личным файлам конфидентки президента.

Как бы то ни было, против президента и ее подруги ополчились все. Для левых это возможность скинуть ненавистную дочь диктатора и заменить ее своим кандидатом. Для правых — необходимость дистанцироваться от Пак смешивается с фракционным злорадством и возможностью переложить ответственность за провал консервативной политики на злодейку Чхве.

Что впереди? Последний год своего правления президент Кореи — всегда хромая утка. Но в данном случае утка будет хромать на обе лапки. Пак Кын Хе была вынуждена уволить ближайших соратников. Большую часть этих людей сейчас таскают на допросы, а по делу Чхве должен быть назначен специальный прокурор, наделенный особой властью. Оппозиция требует создания правительства национального единства, имея в виду выдвижение своего человека на пост премьер-министра с расширенными полномочиями. И хотя Пак пока не поддается и назначила на этот пост не того представителя левых, которого хотела оппозиция, есть шанс, что в этом вопросе ее дожмут.

Более серьезные последствия в виде запуска процедуры импичмента возможны в трех случаях. Либо апеллируя к низкому рейтингу президента и небывалому размаху демонстраций, недруги Пак просто скажут: «уходите, вас не хочет народ» и попытаются добиться отставки административными методами. Либо всплывут какие-то новые и серьезные улики, вследствие чего обвинения в адрес Пак Кын Хе станут более весомыми. Либо же во время очередной демонстрации прольется кровь, и искупить «сакральную жертву» можно будет только ценой президентской отставки.

Резюмируя, можно сказать, что история, развивающегося в Южной Корее кризиса более сложна и многогранна, чем выглядит на первый взгляд. А чего в ней больше — экзотики вроде излишней близости с гадалкой или обычной политической борьбы — покажет время.