Loading...
Лента добра деактивирована. Добро пожаловать в реальный мир.
Вводная картинка

«Мы посовещались и решили достраивать дом на свои деньги» История покупательницы, которой грозит 18 лет ипотеки на несуществующую квартиру

Репродукция картины «Свадьба на завтрашней улице» художника Юрия Пименова

Эта история длится вот уже два года — тогда, в сентябре 2014-го, ее героиня вышла замуж, и семья сразу же оформила ипотеку на покупку двухкомнатной квартиры в новостройке. Это был ЖК «Гусарская баллада» в Одинцово: к тому моменту уже была построена первая очередь, куда даже заселились знакомые героев. Строительство второй близилось к завершению.

Сейчас эта семья все еще не вступила в права собственности, и есть серьезный риск, что герои останутся без квартиры, с компенсацией, которая восполнит им траты максимум за месяц-другой из этих двух лет. И с ипотечными обязательствами еще на 18 лет. Как это получилось? Постепенно. Слово героине:

2014

«Дом, в котором мы купили квартиру, был практически достроен: сделка прошла в сентябре, а срок сдачи был намечен на 3-й квартал 2014 года. Да и выглядел он почти готовым: мы посмотрели планировки, все этажи уже были построены, работ оставалось на один-два месяца: отделка, лифты, фасадные витражи. В общем, сомнений, что до конца года мы получим ключи, у нас не было.

Ипотеку мы взяли в банке, который кредитовал стройку, по ставке в 12 процентов годовых, на 20-летний срок. Первоначальный взнос составил миллион рублей, а остальную сумму (примерно четыре миллиона) взяли в ипотеку. Жили мы с мужем на съемной квартире, платили 30 тысяч рублей в месяц, и еще порядка 40 тысяч теперь составляли платежи по кредиту. Еще 70 тысяч рублей составил разовый платеж продающему подразделению застройщика за регистрацию договора и дальнейшее получение прав собственности в регпалате после сдачи дома. Квартиру мы покупали по ДДУ, в полном соответствии с 214-ФЗ. Как оказалось, позже, этот закон не является гарантией полной защиты дольщиков при процедуре банкротства.

Хотя оснований сомневаться в том, что дом будет достроен в срок, на тот момент у нас не было, мы, конечно, старались контролировать процесс. Регулярно общались с менеджерами, уточняли, на каком этапе идут работы. И первые пару месяцев, действительно, ничего не настораживало. Небольшое смещение срока сдачи — дело обычное. Мы ожидали, что стройка закончится в ноябре.

И вот тут начались первые проблемы. В ноябре и декабре 2014-го никаких подвижек на стройке не происходило, и покупатели, конечно, стали беспокоиться (добавило нервозности и резкое усиление кризиса, которое как раз пришлось на последние месяцы года).

Покупатели квартир в нашем доме потихоньку начали общаться друг с другом, с жителями других недостроенных корпусов ЖК, постепенно сформировалась своего рода «инициативная группа». Никакой паники, конечно, не было, но, тем не менее, дом стоял без отопления, без лифтов и фасадных балконов. И так продолжалось всю зиму.

2015

К январю мы вместе с другими «инициативщиками» решили сами идти на контакт с представителями застройщика. Нам удалось организовать регулярные встречи с генеральным директором компании-подрядчика, отвечавшего за строительство нашего дома, который объяснил, что из-за кризиса возникла временная приостановка финансирования строительства, и дал обещание сдать дом в мае 2015 года — срок выглядел более-менее приемлемым.

Но и в мае никаких перемен мы не увидели. Стройка стояла, работы не велись, впрочем, подрядчик на одной из встреч с нами сказал, что после перерыва в финансировании средства начали потихоньку поступать — и теперь медленно, но верно, наш дом все-таки будет достраиваться. Само собой, «инициативщики» настояли с этого момента на регулярных встречах с подрядчиком, где он отчитывался о всех текущих работах и об ожидаемых сроках сдачи. Фактически, как мы уже потом поняли, застройщик просто тянул время, создавая видимость работ: на объекте присутствовало шесть-семь строителей. Положили асфальт, начали потихоньку делать фасадные витражи, но никакого «прорыва» так и не случилось. Как оказалось, его застройщик и не планировал.

Напомню, что все это время мы с мужем платили 40 тысяч ипотечных денег и вынуждены были продолжать снимать квартиру еще за 30 тысяч в месяц.

Так мы прожили до осени 2015 года, когда в истории наметился очередной поворот. В отношении компании-застройщика (которая, кстати, к тому моменту уже сменила имя) была начата процедура наблюдения. Обычно такая процедура предшествует банкротству.

Понятно, что мы тут же побежали в суд. С инициативной группой к тому моменту уже сотрудничал адвокат, специализирующийся на защите прав дольщиков. Он консультировал нас и представлял, забегая вперед, в суде.

Благодаря адвокату, мы сразу же, как только стало известно о начале процедуры наблюдения, помчались в Одинцовский суд с иском о признании права собственности на квартиру в недостроенном доме, вступили в реестр обманутых дольщиков в Минстрое Московской области, подали заявление в Арбитражный суд на вступление в реестр кредиторов, так как при начале процедуры банкротства рисковали потерять нашу квартиру, которая могла уйти в общую конкурсную массу долгов застройщика, и пущена с молотка для удовлетворения требований всех кредиторов банкрота.

Правда, так как наш дом не был сдан, он оставался объектом незавершенного строительства, не стоял на кадастре, а это значит — даже при подтверждении такого права (какое мы получили к февралю), мы не могли им воспользоваться.

Застройщик готовился банкротиться, приближалась зима, прошел год с нашей сделки (и год как мы платили ипотеку, продолжая снимать жилье), а в доме так и не было отопления. Мы — «инициативщики» — активно советовались между собой по поводу стратегии наших дальнейших действий, и в итоге пришли к выводу о том, что единственный выход сейчас — попробовать самостоятельно снять часть строительных проблем, и, в первую очередь, не дать замерзнуть дому, что оттянуло бы строительство еще на полгода. Всего в доме из 250 квартир было продано около 200, и где-то 70 собственников как раз составили наше «инициативное ядро». Мы с помощью генподрядчика разобрались в том, что еще необходимо было доделать, чтобы заработало отопление, самостоятельно профинансировали эти работы (примерно по 10 тысяч с квартиры — в итоге получилось около 700 тысяч рублей). Решили — если получится включить отопление, подумаем о дальнейших вложениях в стройку.

С отоплением получилось — к ноябрю 2015 года оно работало. Потом мы скидывались на устранение прорывов труб — и тоже успешно.

2016

Правда, дальше в вопросах самостоятельного финансирования среди «инициативщиков» наметился раскол. Кто-то стоял на том, что хватит уже платить за то, что должен делать застройщик. Кто-то — как и наша семья — склонялся к тому, что проще изыскать какие-то средства и потратить их на достройку, а потом вступить в права собственности, чем ждать неведомо чего (при этом исправно выплачивая по 70 тысяч в месяц на аренду и кредит). В итоге наше «крыло» составило-таки большинство. За полгода мы скинулись примерно по 100 тысяч рублей с квартиры и начали искать подрядчиков — те, что работали с застройщиком, уже к тому моменту ушли с объекта, не дождавшись от него обещанных денег. Составили новую смету на самое необходимое, порядка семи миллионов рублей. И начали достраивать.

Тем временем, шла процедура наблюдения, за которой должен был последовать процесс банкротства застройщика, что требовало нашего активного участия — в первую очередь, в вопросе выбора арбитражного управляющего (от этого напрямую зависело, кто будет контролировать процедуру банкротства, распоряжаться всем имуществом застройщика, включая недостроенные дома, и определять размер и порядок выплат компенсаций кредиторам). На первом собрании кредиторов мы постарались обеспечить максимальную явку дольщиков — от голосования как раз и зависело, кто назначит управляющего собственностью застройщика-банкрота. Физически дольщики оказались в безусловном большинстве, но… Как выяснилось, представители банка (который кредитовал стройку и у которого мы, собственно, взяли ипотеку) обеспечили существенный количественный перевес за счет размера предъявленных кредитных обязательств. И в результате количество голосов банка превысило количество голосов дольщиков в три раза и составило 72 процента, они были отданы за управляющего, предложенного банком. Еще двое представителей комитета кредиторов также были выбраны банком, и в итоге весь контроль над процедурой банкротства перешел к основной кредитной организации. К слову сказать, комитет кредиторов может сам решать — отчитывается ли он перед всеми кредиторами, либо решает все вопросы «в узком кругу» — это же избранные представители всех кредиторов. По закону, эта «тройка» могла вообще не знакомить дольщиков со своими решениями — те узнают все постфактум.

А мы продолжали достраивать дом за свои деньги: практически закончили фасадное остекление, отделку в подъездах, наладку лифтов, перешли к системе пожарной безопасности.

Параллельно все дольщики, включая беременных женщин, семей с маленькими детьми и пенсионеров (тех и других среди дольщиков было много) посещали все заседания суда, проводили митинги и одиночные пикеты, писали письма во все возможные инстанции, ходили на встречи с должностными лицами, пытаясь привлечь внимание власти и повлиять на то, чтобы возобновилось строительство и в ходе судебных разбирательств не нарушались права дольщиков (поначалу это удавалось плохо, но потом стало получаться). Такая активность объяснялась очень просто: мы должны были приложить все усилия и вывести наш дом из конкурсной массы, в противном случае в ходе конкурсного производства основной кредитор — банк — получает право реализовать все имущество и распорядиться им для оплаты долгов банкрота. Дольщики в этом случае могли бы полностью потерять жилье и рассчитывать на компенсацию в размере 100-200 тысяч рублей, а отдельные «счастливчики» (таких среди дольщиков больше половины) еще и остаются при этом с ипотекой — напоминаю, нашей семье осталось платить еще «всего лишь» 18 лет.

Первое время было ощущение, что нас никто не слышит — на заседаниях суда дольщикам не давали слова, не регистрировали присутствие, заседания проводились в небольших помещениях, не вмещавших всех пришедших и т.п. Где-то с июня 2016 года наши интересы начали принимать во внимание. В Арбитражном суде и помещения под заседания стали вмещать всех желающих, и процедура регистрации стала проводиться без нарушений, адвокату и дольщикам стали давать слово.

Надо еще сказать, что нам здорово помогали администрация и Минстрой Московской области — они подключились к проблеме не так давно, но кое-какие реальные действия уже есть, был подписан договор о достройке объектов с одним из банков и определен новый подрядчик. Новый кредитор получил право достройки, составил план работ.

На данный момент дом (всего два года и столько мучений спустя) достроен — в сентябре получено заключение о соответствии, но пока не выдано разрешение на ввод в эксплуатацию. Осталось только погасить долг прежнего застройщика перед оператором электросетей и подключить дом к электричеству.

В конце сентября состоится очередное заседание Арбитражного суда, где будет определена процедура банкротства и утвержден конкурсный управляющий, который определит дальнейшую судьбу дольщиков.

Мы очень ждем, что власти Московской области не оставят нас в такой трудной ситуации и помогут подключить дом к электросетям, поспособствуют выдаче разрешения на ввод в эксплуатацию — и мы выведем дом из конкурсной массы и наконец получим свои квартиры. Как только это произойдет, можно будет считать, что все наши усилия, все вложения не пропали даром. Но сейчас ситуация все еще висит на волоске, и перспектива конкурсного производства пока не отступила».

Комментарии к материалу закрыты в связи с истечением срока его актуальности
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Читайте
Оценивайте
Получайте бонусы
Узнать больше