Каннский фестиваль близок к финалу, и уже вечером воскресенья жюри во главе с Джорджем Миллером вручит призы. Но пока здесь продолжают показывать кино — звездное, проблемное, интересное, а корреспонденты «Ленты.ру» продолжают его неутомимо смотреть и рассказывать о нем в своих репортажах.
Игорь Игрицкий о предпоследней ленте конкурса
Иранца Асгара Фархади публика знает по фильму «Развод Надера и Симин», получившему в 2012-м «Оскар» за лучший иностранный фильм. В 2013-м он представлял в Каннах свою следующую работу — «Секреты прошлого», получившую от экуменического жюри приз за лучшую женскую роль. В нынешнем конкурсе его фильм показывается практически в самом финале, скрашивая впечатление от нескольких провальных картин предыдущего дня, в частности последней работы Шона Пенна, так и называющейся «Последнее лицо», настолько слабой и затянутой, что отдельно посвящать ей рецензию рука не поднимается. На фоне Пенна некоторые ленты, критикуемые мною более-менее жестко, выглядят вполне достойными. Но сейчас, в предпоследний день фестиваля, вновь показалось, что мы видели фильм из обоймы победителей.
Название новой ленты Фархади напрямую перекликается со знаменитой пьесой Артура Миллера «Смерть коммивояжера» (Death of a Salesman), которую играют в местном театре герои фильма. По сюжету «Коммивояжер» (Salesman) — мало чем связан с трагичной историей Миллера, и пьеса нужна автору лишь для того, чтобы маркировать культурный уровень своих героев. Все-таки Иран не Франция. Итак, муж и жена, актеры, он к тому же учитель литературы, вынуждены переехать на съемную квартиру, поскольку их дом чуть не обрушился из-за строительных работ. Живя в незнакомом месте, жена подвергается нападению неизвестного: зайдя в ванную, по глупости оставила входную дверь открытой, ожидая мужа из магазина. Ударом по голове ее оглушили так, что она даже не запомнила лица преступника. Однако, убегая, тот бросил в квартире ключи от машины, и мужу удается вычислить подонка. Им оказывается вовсе не тот человек, на кого могло бы пасть подозрение.
Первая часть ленты заставляет думать, что перед нами очередная скучная зарисовка из жизни иранских обывателей, но второй час посвящен расследованию, которое муж устраивает вопреки желанию жены замять это дело. Становится интересно: женщина в депрессии, ей страшно, она чувствует себя обесчещенной, хотя, по-видимому, ничего такого не произошло. Актриса все время плачет и не может играть в спектакле. Тем временем учитель вычисляет обидчика по номеру брошенного автомобиля и решает разобраться с ним самостоятельно. В беглом пересказе может возникнуть впечатление, что перед нами детектив, однако на самом деле это драма, поскольку дело вовсе не в расследовании, а в отношениях персонажей возникшей на наших глазах пьесы. Жена категорически против и скорее готова простить обидчика, нежели видеть своего интеллигентного супруга, охваченного слепой яростью, в качестве вершителя правосудия. Все это накладывается на специфику взаимоотношений внутри иранского общества, за которой интересно следить с экрана: например, женщины, играющие в театре, тем не менее без платков не ходят даже в собственной квартире, а маленькие мальчики, едва научившиеся говорить, уже не ходят в туалет при женщинах, и где вообще все немного иное, чем в пьесе Миллера. Безусловно, картину украшает кастинг. Актер Шахаб Хоссейни, чья мужская харизма в сочетании с весьма сдержанной манерой игры добавляет шарма этому фильму. Его партнерша Таранех Алидоости поначалу кажется слегка зажатой, но к концу разыгрывается, прямо как в пьесе — в финале актерский дуэт демонстрирует свои таланты во всей красе. Такое кино вполне способно вызвать отклик не только у публики: оно одновременно зрительское и вместе с тем достаточно оригинально снято (например, в нем практически нет музыки), то есть вполне ладно скроено, чтобы понравится жюри, учитывая, что фильм добавили в программу буквально за день до начала фестиваля. В общем, если Фархади обскачет конкурентов, я не расстроюсь.
Кадр из фильма «Gimme Danger»
Денис Рузаев о главных овациях фестиваля
Самые продолжительные аплодисменты на этом фестивале заслужила вовсе не кинозвезда — киношникам, оказывается, по народной любви ой как далеко до культовых фигур музыкальной сцены. Никому не хлопали здесь так громко и так страстно, как Игги Попу — тот приехал представить посвященную The Stooges и включенную во внеконкурсную программу документалку Джима Джармуша Gimme Danger (переводить в этом случае название — чистое кощунство). Начало сеанса задержалось минут на тридцать — и все из-за Игги, который жал руки гостям, красовался в смокинге на голое тело, позировал сотням смартфонов и излучал благодарность.
Кино после такого приема могло быть каким угодно — но вдобавок еще и оказалось хорошим. Джармуш, как и в показанном неделей ранее игровом «Патерсоне», не сильно мудрит — но при этом докапывается до сути. История превращения пятерки раздолбаев из Мичигана в первую великую панк-группу ХХ века оживает в интервью уже пожилых The Stooges, кадрах хроники и концертных съемок, даже незатейливых анимационных вставках. Но основной инструмент фильма — редкое совпадение юношеских по духу энергетических зарядов, которые, как выясняется, не растеряли ни сами музыканты, ни запечатлевающий их историю режиссер.
Что же касается кинематографистов, то теплее всего на моих глазах здесь встречали вовсе не Кристен Стюарт или, например, Шарлиз Терон, а 73-летнюю японскую актрису Кики Кирин на премьере в программе «Особый взгляд» нового фильма Хирокадзу Корэ-эды «После бури». Кирин в нем отведена вовсе не главная роль, но именно она служит эмоциональным центром этой картины, которой из всех эпитетов планеты подходит самый специфический. То есть «душевная». Корэ-эда с каждым фильмом демонстрирует все лучшее понимание людской природы — и все дальше заходит на территорию, на которой работал великий Ясудзиро Одзу (правда, без вечного, возвышавшего любую банальность формализма Одзу — но и общество японское уже почти избавилось от почти всех формальностей сорокалетней давности), а именно фильмы о неизбежных событиях каждой людской жизни. Уход родителей, кризис среднего возраста детей, первое взросление внуков, переживание разводов и смирение с несбывшимися надеждами — а главное, высказывание о том, что жизнь, несмотря на это все, продолжается.
Кадр из фильма «После бури»
В центре сюжета при этом — сдувшийся писатель под сорок, когда-то романом о своей семье заслуживший второстепенную премию, но с тех пор потерявший и талант, и милейших жену с сыном, и, что хуже всего, самоуважение. Теперь он трудится частным детективом (то есть прежде всего ищет пропавших кошек и выводит на чистую воду изменников) и никак не может заплатить алименты — из-за страсти к ставкам, лотереям и тотализаторам. Бывшая жена собирается снова замуж — и грозит отлучить от встреч с ребенком. Герой вместе с недавно овдовевшей, но не унывающей матерью совершает последнюю попытку семью воссоединить. Я всегда был довольно холоден к фильмам Корэ-эды, но его сентиментальность в «После бури» уже перестает казаться способом понравиться зрителю — в ней появилось ощущение выстраданности, мудрой и небезнадежной печали. Такое взрослое кино о реальных заботах взрослых людей, при этом лишенное чернухи и скепсиса, в мировых кинотеатрах встречается все реже — и поэтому становится все ценнее.