Бесконечный тупик Конфликт на Корейском полуострове и интересы России

Проведенные в последнее время КНДР ракетно-ядерные испытания не только обозлили Сеул с Вашингтоном, но и вызывали сильнейшее раздражение в Москве и Пекине. Результатом стали крайне жесткие санкции, введенные против Пхеньяна Совбезом ООН. Но если США и Южная Корея надеются с их помощью добиться краха северокорейского режима, то какой в этой ситуации должна быть политика России? Разбору этого вопроса посвящена статья «Корейский полуостров: будет ли война?», которая будет опубликована в майском номере журнала «Россия в глобальной политике». «Лента.ру» предлагает читателям сокращенную версию этого текста.

Как ни парадоксально это звучит, Корейский полуостров трудно назвать непредсказуемым регионом, поскольку он обладает значительным внутренним запасом стабильности. Военный потенциал КНДР и ее поддержка в случае кризиса Китаем практически гарантируют отсутствие в будущем полномасштабных конфликтов с вовлечением великих держав, хотя это не исключает локальных стычек.

Тем не менее в 2016-м очаг напряженности у российских границ стал разгораться. Последнее северокорейское ядерное испытание и запуск спутника привели к более серьезным изменениям политической ситуации, чем можно было ожидать. Авантюристические шаги руководства КНДР повлияли на позиции всех основных акторов и изменили конфигурацию их взаимодействия. Совбез ООН ввел беспрецедентно жесткие санкции: Резолюция 2270 запрещает экспорт из Северной Кореи угля, железной руды, золота, титана, ванадия и редкоземельных минералов, что составляет значительную часть экспортных поступлений, вводит досмотр грузов в и из КНДР, фактически отрезает ее от мировой финансовой системы. Вместе с односторонними мерами США, Южной Кореи и Японии это может оказать крайне негативное влияние на северокорейскую экономику, но едва ли заставит Пхеньян отказаться от ядерной и ракетной программ.

Главная новация — противники и союзники Пхеньяна нашли общий язык для того, чтобы перейти к эффективным мерам давления на это «государство-изгой». Решающую роль сыграло изменение позиции Китая, перешедшего от почти безусловной поддержки КНДР к мерам «воспитательного характера». Северокорейская проблема стала раздражителем в диалоге не только между «континентальными» и «океаническими» державами, но и внутри каждого лагеря — в частности, в отношениях между США и РК, Россией и КНР. Поставлена под сомнение даже способность и желание Вашингтона обеспечить безопасность своих союзников. А потому возросла угроза расползания ядерного оружия — настроения в пользу ядерного вооружения как никогда сильны в Южной Корее, да и в Японии. Ужесточение санкций и рост напряженности служат предлогом для дальнейшего усиления военного присутствия США в регионе, включая возможное размещение системы ПРО THAAD в Южной Корее. Это наносит ущерб стратегическим интересам Китая и России в сфере безопасности и экономики.

При этом репрессивная политика Ким Чен Ына в отношении ближайшего окружения дает основания некоторым экспертам полагать, что и северокорейская политическая элита, и союзники, включая Китай, не стали бы возражать против появления более умеренного лидера при условии сохранения политической стабильности. К тому же санкции, нанеся реальный ущерб экономике, могут поставить руководство КНДР перед новыми вызовами и возможным недовольством населения из-за ухудшения экономического положения. Похоже, что именно это и является их целью.

Предыстория нынешнего кризиса

Главным возмутителем спокойствия принято считать Пхеньян. Но в реальности вряд ли можно всерьез опасаться, что руководство КНДР решится на военную авантюру — для него это означало бы безусловный крах. Об этом знают в других столицах, поэтому заявления северокорейцев о термоядерных ударах и «аннигиляции Манхэттена» вызывают там лишь усмешки.

После распада мировой социалистической системы, Пхеньян лишь борется за выживание, причем не прочь был бы и договориться с противниками. Главное — чтобы его оставили в покое. Однако это стремление никогда не встречало понимания в западных столицах, заинтересованных в ликвидации одиозного режима.

Определенную роль в росте неприязни к КНДР сыграла и личность нынешнего руководителя. Ким Чен Ын, третий сын покойного Ким Чен Ира, пришел к власти в конце 2011 года достаточно неожиданно для себя — его начали всерьез готовить к этой роли лишь с 2009-го. До этого отец не мог определиться с наследником: старший сын, Ким Чен Нам, выглядел легкомысленным, средний, Ким Чен Чхоль, казался чересчур мягким. Ким Чен Ын же был в тот период слишком молод, хотя его амбициозность и жестокость, по мнению отца, вполне подходили для будущего лидера.

За два с небольшим года до воцарения Ким-младший не успел обзавестись собственной базой поддержки. После смерти отца он действовал в лучших традициях феодальной монархии и сталинизма. Заработать авторитет Ын решил, внушая страх. Начались расправы над представителями военного руководства, не проявлявшими должного рвения. Водоразделом стала казнь ближайшего родственника — мужа тетки Чан Сон Тхэка. Чан считался на Западе и в Китае, где на него смотрели как на важнейший канал доступа в КНДР, склонным к реформированию архаичной экономической системы, и это, возможно, его и сгубило — помимо личных амбиций и недостаточного пиетета к вождю, Ким дал жестко понять, что не намерен трогать сложившуюся систему управления.

Более того, он вернул эту систему к традициям, заложенным еще его дедом Ким Ир Сеном, которому он старается подражать, в том числе внешне. При Ким Чен Ире военные стали ведущей политической силой КНДР. Ким-младший вернул «вертикаль власти» под крыло партии. Окончательное закрепление «старо-новая» система руководства, очевидно, получит по результатам VII съезда Трудовой партии Кореи (ТПК), созываемого в мае 2016-го впервые с 1980 года. По поступающей информации, произойдет омоложение руководства — во всяком случае, дана установка, чтобы на съезд не направлялись делегаты старше 60 лет.

При этом внутри страны веют свежие ветры. При Ким Чен Ыне расцвела полулегальная многоукладность. Если его отец периодически пытался обуздать рыночную стихию, прибегая даже к таким сомнительным методам, как конфискационная денежная реформа (2009 год), при Ким Чен Ыне рыночный сектор стал развиваться по своим законам при попустительстве государства. Более того, если раньше власти просто закрывали глаза на происходящее (расцвет частной торговли, начало мелкого предпринимательства и его превращение в среднее и крупное, фактическая передача госсобственности в управление соперничающим кланам), то Ким стал принимать меры, облегчающие «маркетизацию». К их числу относятся внедренные без особого шума система «семейного подряда» в сельском хозяйстве, хозрасчетно-рыночных основ в промышленности, привлечение иностранных инвестиций и создание специальных экономических зон. Основанная на полулегальной частной собственности торгово-производственная либерализация привела к существенному росту производства и потребления продовольственной продукции и промышленных товаров. Хотя имущественная дифференциация резко усугубилась, ускорилось и формирование среднего класса, вырос уровень жизни. Так что у населения не было особых причин бунтовать.

Однако лидер не забывает и про укрепление обороноспособности, более того, милитаризация страны вышла на новый уровень. Главная составная часть политики — создание собственного ракетно-ядерного потенциала в рамках линии «пёнчжин» (одновременного ведения экономического строительства и ядерного вооружения). С начала 2016-го КНДР успела заявить об освоении технологии создания водородной бомбы, миниатюризации ядерных боеголовок, испытаниях твердотопливных двигателей, ракет подводного старта и подготовке к испытанию межконтинентальной баллистической ракеты мобильного базирования. Знаковыми событиями стало испытание водородной бомбы 7 января, а также запуск спутника 6 февраля (который воспринят как испытание баллистической ракеты). Это было уже слишком не только для врагов КНДР, но и для Китая с Россией.

Дипломатический тупик

Все эти демонстративные меры адресованы как внутренней аудитории, так и внешней, прежде всего американцам. Послание им — лучше договаривайтесь с нами напрямую, пока мы не натворили чего-то уж совсем неприемлемого.

Именно США Пхеньян считает главной угрозой своей безопасности, полагая, что Южная Корея вряд ли способна предпринять что-либо без согласия заокеанского патрона. Для КНДР внешнеполитический идеал — признание Вашингтона. Программа-максимум — балансировать между США и Китаем. Логика простая — повышая ставки, Пхеньян вынуждает Вашингтон идти на уступки, так как это предпочтительнее крупномасштабного конфликта. Такой шантаж имел успех в 1990-е, когда Штаты предпочли заключить с КНДР рамочное соглашение (заморозка ядерной программы в обмен на помощь и движение к нормализации), чтобы избежать скатывания к конфликту. Правда, США тогда рассчитывали на скорый коллапс режима, поэтому взяли на себя обязательства, которые не собирались выполнять.

Вашингтон, однако, не воспринимает деспотический режим в качестве партнера, так как тот позиционируется как антипод всех американских идеалов. И развалить этот оплот диктатуры — дело чести. Возможны тактические компромиссы, но цель смены режима неизменна. При этом, как показало голосование в Конгрессе по вопросу о введении дополнительных санкций против КНДР, жесткого подхода придерживаются и республиканцы, и демократы.

Нынешняя американская политика — максимальная изоляция и санкционное давление с целью ослабления режима. Новация в американских подходах в том, что теперь «менять режим» предлагается при содействии Пекина, который, мол, должен быть заинтересован в более вменяемом правительстве соседней страны и должен помочь смене если не политической системы, то руководства КНДР.

Американцы смогли показать Китаю, что поддержка КНДР вредит его собственным интересам безопасности. Решающую роль сыграл фактор противоракетной обороны. Начало переговоров американцев с Сеулом о размещении системы THAAD вызвало в Пекине чуть ли не такой же взрыв возмущения, как и сам северокорейский запуск. США же не скрывают, что это урок Пекину, чтобы побудить его быть жестче с Пхеньяном.

Китай на протяжении многих лет после холодной войны вынужден защищать «социально близкую» народную республику, за независимость которой сражались миллион «китайских добровольцев» (и многие, включая сына Мао Цзэдуна, отдали жизнь). Да и с точки зрения геополитики сохранение северокорейского буфера, препятствующего появлению на полуторатысячекилометровой корейско-китайской границе американских и южнокорейских войск, — императив для КНР.

Ким Чен Ын слушает «старших товарищей» из Пекина еще меньше, чем его отец и дед. КНР открыто дает Пхеньяну понять, что не будет вечно защищать его. Однако Китай нервно реагирует на попытки Запада «оторвать» его от КНДР, хотя и сознает свое бессилие в воздействии на северян. Дерзкое поведение северокорейцев давно уже раздражает и политические круги Китая. После длительной дискуссии о том, нужно ли КНР поддерживать столь одиозный режим ради сохранения стабильности на северо-восточных рубежах, в 2014-м вроде бы было решено оставить все как есть. Несмотря на вызывающее поведение Ким Чен Ына и его неприязнь к Си Цзиньпину, китайцы в 2015-м сделали ряд дружественных шагов навстречу КНДР. Тем большим было разочарование, когда северокорейцы своими ракетно-ядерными провокациями «подставили» Пекин.

Негативную роль сыграла политика южнокорейского руководства, занявшего открыто враждебную позицию по отношению к КНДР и активно пытающегося перетянуть на свою сторону соседей, включая Россию. Следует понимать, что для Сеула объединение страны на своих условиях (то есть оккупация Севера) остается национальной идеей, закрепленной в конституции. На протяжении 25 лет Южная Корея убеждает себя, что «крах диктаторского режима не за горами». Надо только дождаться подходящего момента для объединения. И раз силовым путем этого не добиться, надо разложить северокорейский режим изнутри. Именно в этом суть сегодняшней политики Сеула: сочетать давление и санкции с подрывной работой внутри КНДР и ее изоляцией.

В попытке выступить миротворцем президент Пак Кын Хе, пришедшая к власти в 2012-м, начала с провозглашения «дрезденской доктрины», Евразийской инициативы и Инициативы о сотрудничестве в Северо-Восточной Азии. Эти три компонента предполагали вроде бы замирение с КНДР, но на самом деле имели целью ее подчинение — объединение на условиях Юга. Пак предложила Северу создать базу для дальнейшего сближения, активизировав обмены и некоторые направления сотрудничества, и обещала помощь в случае шагов по отказу от ядерного оружия. Северяне назвали эту концепцию «сном психопата».

А ведь в принципе Ким Чен Ын надеялся начать отношения с Югом с чистого листа, поскольку вроде бы к моменту прихода к власти обвинять его было особо не в чем. В августе 2015-го Пхеньян даже направил влиятельных руководителей во главе со «вторым человеком» страны на Юг, чтобы договориться о новом типе отношений. Но консервативное руководство Южной Кореи было непреклонно, а после последних мер по наращиванию КНДР своего ракетно-ядерного потенциала и вообще взяло курс на «удушение» Севера.

Консервативные силы в Сеуле не могут признать, что сегодня большинство южнокорейцев — против объединения. Новые поколения не видят в северянах братьев, они хотят сохранить привычный уровень и образ жизни, которые окажутся под угрозой, поскольку после объединения южанам придется взвалить на себя бремя подъема разрушенной экономики Севера и заботу о 25 миллионах северян. Поэтому декларации о скором единстве для нынешнего южнокорейского руководства скорее являются пропагандистским орудием по привлечению консервативного электората в ожесточенной внутриполитической борьбе.

Пхеньян «списал со счетов» Пак Кын Хе как партнера по диалогу. Не только КНДР, но и ее союзников не может не раздражать то, что политический дискурс в Южной Корее в последние годы связан исключительно с тем, какие меры надо принимать после объединения; при этом обсуждаются (и репетируются) планы физического уничтожения северокорейской верхушки. Особенно провокационными можно считать отработку ударов по столице и ликвидации руководителей КНДР в ходе совместных американо-южнокорейских учений весной 2016-го.

Неудивительно, что при таком целеполагании противников КНДР урегулирование ядерной проблемы Корейского полуострова и создание новой системы поддержания безопасности, за что выступает Россия, остается скорее благим пожеланием. Все переговоры на ракетно-ядерную тему лишь маскировка очевидного — стремления ликвидировать «государство-изгой», притом что каждая из сторон преследует свои цели.

КНДР хочет получить гарантии безопасности и признание, а США и Южная Корея тянут время, ожидая «неизбежного краха» режима. Осознавая это, Пхеньян совершенствует ракетно-ядерный потенциал, чтобы сделать цену смены режима неприемлемо высокой. Спираль напряженности раскручивается год за годом. Пока подходы США и РК не станут другими, положение вещей в регионе не изменится. Ясно, что такая тупиковая ситуация вокруг КНДР на фоне роста ее ядерного потенциала никому не нравится. Каков же российский интерес?

Вызов для России

Исторически Россия связана с Корейским полуостровом множеством уз, но после краха СССР отношения с Пхеньяном были практически свернуты, влияние Москвы упало до минимума. Сегодня ситуация изменилась, в том числе потому, что обе страны имеют проблемы в отношениях с Западом. Однако лучше и не пытаться вести диалог с КНДР, глядя на нее «сверху вниз», как в советские времена. Россия вынуждена воздерживаться от критики Пхеньяна и по возможности спокойно реагировать на ее ракетно-ядерные экзерсисы. Опыт показал, что чем хуже отношения с Пхеньяном, тем меньше нас слушают по корейской проблеме в других столицах.

В последнее время Москва предприняла значительные усилия по улучшению контактов с КНДР: окончательное решение проблемы задолженности по кредитам бывшего СССР в размере 10 миллиардов долларов, долгое время затруднявшей развитие экономического сотрудничества, и выработка новой модели взаимодействия — «российские инвестиции и поставки в обмен на доступ к природным ресурсам КНДР», которые выступают в качестве гарантии возврата инвестиций. Однако с принятием Резолюции СБ 2270 для реализации выработанной модели возникли дополнительные препятствия. Она также ставит под сомнение выполнение амбициозной задачи увеличить двусторонний товарооборот до 1 миллиарда долларов к 2020-му, ради решения которой стороны перешли на взаиморасчеты в рублях.

В связи с вызывающими действиями КНДР в начале 2016-го изменился общий подход России к взаимодействию с ней. Благожелательно-нейтральный настрой сменился на негативный. Как это скажется на результатах политики России на корейском направлении?

Россия заинтересована в нормализации обстановки и развитии межкорейского сотрудничества по многим причинам. Во-первых, снизится вероятность конфликтов, будет предотвращена гонка вооружений. Во-вторых, уменьшится возможность для США укреплять присутствие вблизи российских и китайских границ. В-третьих, возможной станет реализация трехсторонних проектов с участием России, Севера и Юга (железная дорога и логистическая инфраструктура, нефте- и газопроводы, ЛЭП). Снижение напряженности в Северо-Восточной Азии позволит реализовать многосторонние экономические проекты с участием Китая.

Потенциал России в содействии корейскому урегулированию, в том числе на многосторонней основе, — ее несомненный внешнеполитический капитал, от которого нельзя отказываться. Однако Москва не может достичь прорыва на этом направлении. Ее задача скорее заключается в демонстрации доброй воли, а не в поиске рецептов корейского урегулирования, которые все равно останутся нереализуемыми до тех пор, пока США не начнут относиться к КНДР как к законному субъекту международных отношений.

Представляется, что при всем желании мы мало что можем сделать для решения ядерной проблемы. Пхеньян намерен обсуждать вопросы мира и войны с США, и всякого рода советы и воздействия вызывают только раздражение, притом что из всех рецептов «политико-дипломатического решения» у нас сохранился лишь один — возобновление шестисторонних переговоров. Безусловно, для России этот формат — единственная возможность участвовать в обсуждении корейской проблемы. Но надо понимать, что повестка дня, связанная с денуклеаризацией (а на этом настаивают американцы и их союзники), сегодня абсолютно неприемлема для КНДР. Она стремится если не к статусу международно признанной полноценной страны — обладательницы ядерного оружия, то хотя бы к положению Индии или Пакистана — де-факто ядерных государств за рамками системы Договора о нераспространении ядерного оружия. И намерена обсуждать модальности этого исключительно с США.

Какое же пространство для маневра остается у России с учетом того, что и Китай во многом перешел к политике давления на КНДР? Сохранение достигнутого уровня взаимодействия с Пхеньяном совершенно необходимо, так как без этого Россия в корейском урегулировании будет маргинализована, а в случае начала переговоров в формате 2+2 c целью замены перемирия 1953 года новой системой поддержания мира (эту идею активно продвигает Пекин) окажется исключена из переговорного процесса.

При этом взаимодействие с КНР по корейской проблеме для нас становится вопросом достаточно деликатным. Налицо ревность Китая к повышению роли России в КНДР — это ярко проявилось в том, что в пакете санкций, согласованных США и КНР, российские интересы абсолютно не учитывались. Растет подозрительность Пекина, хоть и не вполне обоснованная, в отношении действий России и попыток Пхеньяна разыграть «российскую карту» против него. Необходимо найти баланс — успокоить Пекин, но при этом намекнуть, что интересы России и ее роль в корейском вопросе нельзя игнорировать. Необходимо расширять доверительное обсуждение с Китаем корейской ситуации — хотя бы для того, чтобы шаги Пекина на этом направлении не стали для нас неожиданностью. Одновременно нужно проводить самостоятельную линию в СБ ООН, не поддерживая автоматически предложения КНР и без сомнений одобряя результаты его согласований с США.

Взаимодействие с нынешней южнокорейской администрацией также дело нелегкое. От России Сеул будет и дальше требовать ужесточения санкций против КНДР. В РК при этом вряд ли действительно верят в успех своих инициатив, поэтому достаточно было бы поддерживать диалог без обострений, но и без обещаний.

Теоретически можно активизировать взаимодействие с Токио. Несмотря на то что события на Украине негативно сказались на российско-японских отношениях, многие в Японии видят Россию в качестве потенциального партнера в вопросах региональной безопасности (Токио обеспокоен растущей военной силой Китая). Возможна посредническая роль в отношениях между КНДР и Японией, учитывая, что обе страны тяготятся монополией Китая в корейских делах. Правда, пока не закончится очередной кризис, это малоактуально.

Стоит подумать о нестандартных подходах на основе учета прежде всего российских интересов. Если мы признаем, что ключ решения корейской проблемы — уменьшение враждебности между Штатами и КНДР, почему бы не направить усилия на достижение этой цели? В дополнение к оздоровлению ситуации в соседнем с российским Дальним Востоком регионе мы получим новый канал взаимодействия с Вашингтоном. Если мы открыто поддержим концепцию Пхеньяна о «заключении мирного договора с США», как предпосылки разработки международной системы гарантий на Корейском полуострове с нашим участием, КНДР не сможет эту поддержку игнорировать, тем более принимая во внимание все более напряженные отношения с Китаем. Вряд ли есть опасность того, что КНДР в результате «войдет в сферу американского влияния» и перейдет на антироссийские позиции. А тогда мы могли бы согласиться на участие в продвигаемом Южной Кореей и США пятистороннем «предварительном» формате, чего ранее справедливо опасались из-за неприятия этой идеи Пхеньяном. В таком случае стоит выступить с новыми инициативами, предварительно согласованными с КНДР, и таким образом стать важными посредниками в урегулировании.

Даже в нынешних сложных условиях есть «окно возможностей» для большей инициативности нашей страны как в международном формате, так и в отношениях с государствами Корейского полуострова. Активность России служит для стран региона индикатором ее заинтересованности в решении проблем безопасности и способности к эффективному экономическому взаимодействию. При этом здесь Москва сталкивается не только с региональными проблемами, но и с глобальными (в силу вовлеченности в них США и КНР), от решения которых зависит как достижение целей развития дальневосточных территорий России, так и безопасность страны в целом.