«Арестуйте меня, я тоже еврей!» Холокост во Франции в изложении Давида Фонкиноса

Французский писатель, сценарист и музыкант Давид Фонкинос в России известен широкой публике в первую очередь как автор сценария и режиссер фильма «Нежность» с Одри Тоту и Франсуа Дамиенсом в главных ролях. В его новом романе «Шарлотта», за который Фонкинос получил самую престижную французскую литературную премию — Гонкуровскую — рассказывается о жизни Шарлотты Саломон, немецкой художницы, погибшей в 26 лет в газовой камере Освенцима. Она оставила уникальную автобиографическую книгу под названием «Жизнь? Или Театр?», куда вошли 769 ее работ, написанных гуашью. На русском языке книга вышла в издательстве «Азбука». «Лента.ру» публикует фрагмент романа.

Утро двадцать первого сентября сорок третьего года.
На сей раз это был не почтовый донос, а телефонный звонок.

Некая молодая женщина...
Еврейка, беженка из Германии,
Проживает в Вильфранш-сюр-Мер, говорит аноним.
...
Дом называется «Эрмитаж».
Эрми... как?
«Эрмитаж».
Спасибо, я записал. Прекрасно!
Удачного дня и еще раз спасибо!
Не за что, я всего лишь исполнил свой долг.

Обычный донос среди сотен других...
Вот так оно происходило —
Донос без всякой причины.
Или все же причина была?
Но какая?
Шарлотта и Александр ничем никому не мешали,
Жили тихо, словно отшельники.
Может, кому-нибудь приглянулся их дом?
Нет, эта причина абсурдна —
Никто после них не владел «Эрмитажем».
Что же это тогда?
В чем смысл такого доноса? Да ни в чем.
Как ни странно, это зовут беспричинным поступком.

Кика, дочь Мориди, вспоминает об их аресте
Семьдесят лет спустя после этих событий.
Она повторяет то, что ей рассказал отец.
Внезапно в наш разговор вмешивается ее муж,
Говорит, что, вообще-то, известно, кто выдал немцам Шарлотту.
Я пораженно смотрю на него,
Переспрашиваю, и он говорит:
Да, ходят такие слухи.
У нас в городках, в деревнях
Об этом нередко толкуют.
Люди бывают разные.

Такого я не ожидал
И даже не знаю, что думать.
Он уточняет: так говорила одна старуха,
Но этому верить нельзя.
Она выжила из ума,
И ей ничего не стоит приврать.

Мне трудно ему поверить.
Кто бы стал привирать в этом случае?

В Вильфранш-сюр-Мер есть люди, которые знают.
По прошествии стольких лет об этом все еще шепчутся,
А виновные мирно живут здесь годами,
Как живут они всюду в мире.
Донос не грозит им карой,
Но лучше о нем не болтать.
Еще и сегодня люди молчат о том, что все они знают.

Я часто об этом думаю.
Может, стоит продолжить расследование,
Разыскать здесь дочь или сына того или той, кто донес?
Но к чему?
Разве это так важно?

8

С наступлением ночи в Вильфранш-сюр-Мер появляется грузовик,
Тормозит в самом центре города, перед аптекой.
Из него выходят два немца, уточняют дорогу.
Немцам вежливо всё объясняют.
Поблагодарив, они уезжают, довольные этой любезностью.
Информатор ведь мог указать им неточный адрес
Или предупредить Шарлотту, что за ней приедут.
Он сдал ее из боязни или честно сотрудничал с наци?
Она ведь живет в «Эрмитаже» не год и не два,
И все местные жители знают ее.
Так что же им двигало, этим субъектом?
Вообще-то, девица слегка странновата —
Не особо щедра на слова,
И никак не поймешь, о чем она думает.
Нет, не нашего поля ягода.
Ну допросят ее, так какой же тут вред;
В худшем случае увезут.

Выключив фары, немцы бесшумно подъехали к «Эрмитажу»
И с двух сторон незаметно прокрались в сад.
Как раз в эту минуту Шарлотта вышла из дому
И столкнулась с ними лицом к лицу.
Бросившись на Шарлотту, они заломили ей руки за спину.
Она закричала от боли,
Попыталась вырваться и убежать,
Но один из немцев, схватив ее за волосы,
Нанес жестокий удар в живот.
Она застонала: я беременна!
Пожалуйста, отпустите меня!
Но им наплевать на ее мольбы.

Из дому выбежал Александр,
Кинулся к ним, чтобы вырвать Шарлотту из рук солдат,
Но что можно сделать под дулом ружья?!
В него прицелились, он отступил к стене,
А Шарлотте приказано собираться.
Она стояла в оцепенении, с опущенной головой.
Один из немцев толкнул ее к двери дома,
Но у нее подкосились ноги, она рухнула на траву.
Ее пинками заставили встать.
Александр рвался ее защитить, но его держали на мушке,
И он понял: Шарлотту сейчас увезут,
Только ее одну,
Он им не нужен —
Донос касался только ее.
Но это же невозможно!
Он им не позволит ее увезти, ее и ребенка.
Нет!
Александр посмотрел на немцев и крикнул:
«Арестуйте меня, я тоже еврей!»

Александр и Шарлотта пошли на второй этаж,
Чтобы собраться в дорогу.
Она решила взять с собой книгу, но это запрещено:
Только одежду и одеяло, да поживей!
Через десять минут их швырнули в кузов грузовика,
Взвыл мотор, и машина растаяла в утренней мгле.
Брюннер должен быть очень доволен.

9

Их привезли во двор отеля, куда сгоняли всех жертв облавы.
Слухи ходили самые страшные.
В доме слышались крики, порою гремели выстрелы:
Брюннер устроил камеру пыток возле своей спальни.
Иногда он вставал среди ночи, чтоб помочиться на еврея.
Из своего окна он разглядывал арестованных,
Наслаждался их страхом, отчаянием, их убитыми лицами,
Но в то же время он понимал, что нужно их успокоить, —
От этого будет зависеть успех переправки в лагерь.
Они не должны угадать, какова развязка программы,
Ему не нужны истерики и бессмысленное сопротивление.

И Брюннер вышел во двор, чтобы лично утешить пленных,
Заговорил с ними самым умильным голосом,
Который переходил в рычание, когда он расстреливал жертву.
Признался, что иногда он нервничал, допрашивая строптивых,
Но пусть господа не думают, что он им желает зла,
Пусть ведут себя благоразумно, и все будет превосходно.
Затем объявил, что в Польше для евреев создано государство:
Сейчас вы сдадите нам деньги, получите наши расписки,
И все будет возвращено, как только приедете в Краков.
Краковская община проследит за вашим устройством
И каждому подберет работу по специальности.
Кто же поверил этому?
Может быть, все они.
Ведь отца Шарлотты и вправду освободили из лагеря,
Да и сама она вместе с дедом вышла из лагеря Гюрс.
Людям хотелось надеяться.

Ранним утром, на пятый день, им предстоял отъезд.
Их повели на вокзал, куда уже подали поезд.
Местные полицейские помогали немцам с посадкой.
В этот состав поместили несколько сот человек.
Люди уже в вагонах, но поезд стоит у перрона.
Почему же их запихнули сюда, если он не отходит?
Потому что Брюннер еще не подал сигнал:
Может, хотел продлить удовольствие?
Люди, измученные жаждой, начали задыхаться.
Александр сказал окружающим, что его жена беременна,
И пленники, потеснившись, ей уступили местечко,
Шарлотта смогла присесть, хотя и сжавшись в комок.
Никто вокруг не услышал, что она про себя поет
Немецкую колыбельную, которую пели ей в детстве.
Состав наконец-то тронулся, и всем стало легче дышать.

10

Двадцать седьмого сентября сорок третьего года
их привезли в Дранси.
Шарлотту и Александра тотчас же разлучили.
Это транзитный лагерь,
Зал ожидания смерти.

11

Седьмого октября в четыре тридцать утра
Прозвучала команда: готовьтесь к отправке!
Каждый из вас должен проставить на багаже свое имя.
Это очередная иллюзия будущего благополучия.
Чтобы не сеять лишнюю панику, семьи воссоединили.
Шарлотта увидела Александра и поняла: он страшно ослаб.

На перроне стояли новые «пассажиры» —
Мужчины с дорогими чемоданами,
Одетые так, будто собрались на праздник,
Элегантные, в модных шляпах, с непринужденной осанкой;
Такие учтиво кланяются, встретив знакомую даму.
В обстановке всеобщей паники они сохраняли выдержку,
Не выказывали страха, считая это постыдным.
Главное, не выдавать врагу внутреннюю растерянность,
Лишить его удовольствия видеть испуг в глазах.

Всех их везли в составе под номером шестьсот десять.
В вагон для сорока пассажиров затолкали не меньше семидесяти —
Разумеется, вместе с их багажом.
Тут же больные, безумные и старики из приютов;
Не верилось, что их отправляют в рабочие лагеря.
Почему вместе с ними везут сумасшедших и умирающих?
Это недобрый признак, так никого не обманешь.
Один молодой человек сказал: нас везут на смерть, нужно бежать!
И попытался выломать доску в полу вагона.
На парня тут же набросились и оттащили прочь.
Немцы ясно предупредили: если сбежит хоть один,
Будут расстреляны все, кто ехал в этом вагоне.

Время тянулось мучительно медленно,
А точнее, застыло на месте.
Как ни странно, то тут, то там вспыхивала надежда,
Правда, на очень короткий миг и далеко не у всех.
Шарлотта себя убеждала, что встретится там с родными.
Может быть, и Альфред тоже находится в лагере?
Что он скажет, увидев ее замужней и вдобавок беременной?
Как ни странно, больше всего ей не хватало отца.
Сколько лет от него нет никаких вестей...
Александру уже не под силу ее утешать,
С каждым часом ему становилось все хуже,
Язва сжигала желудок,
Лицо стало мертвенно-бледным.
Некоторые шептали: нужно притвориться здоровыми!
Выходя на перрон, держитесь уверенно,
Разотрите щеки, чтоб выглядели румяными, —
В рабочие лагеря набирают лишь крепких людей.
Но попробуйте выглядеть крепким после этих трех дней в вагоне.
Шарлотта и Александр старались ободрить друг друга.
На каждой остановке он бился за глоток воды для нее.
Шарлотта безумно боялась, что ее ребенок погибнет.
Ей чудилось, что он уже перестал шевелиться,
Как вдруг она ощутила толчок.
Похоже, младенец, как мать, собирал последние силы,
Чтобы остаться в живых. Так борются умирающие.

12

Наконец их состав подошел к станции назначения.
Вокруг стоял ледяной непроглядный мрак.
Как и перед отъездом, вагоны долго держали закрытыми.
Почему их не выпускают?
Почему не позволить им подышать свежим воздухом?
Но пришлось дожидаться рассвета,
Эта пытка продлилась около двух часов.

Но вот наконец-то затворников,
Оголодавших, измученных и растерянных,
Выпустили из поезда.
Густой предрассветный туман скрывал территорию лагеря,
Пленники даже не видели злобно рычавших псов,
Различили только одно — девиз на решетке ворот:
Arbeit Macht Frei —
Работа освобождает.

Им приказали построиться.
Александр и Шарлотта знали, что их сейчас разлучат,
Что им недолго осталось быть вместе.
Скоро всем сообщат, к какой группе они приписаны.
Некоторых сегодня избавят от немедленной смерти:
Ведь накануне был праздник, называемый Йом-Киппур (День искупления, Судный день— в иудаизме самый важный из праздников, день поста, покаяния и отпущения грехов — прим. «Ленты.ру»).
И нацисты его «отметили» на свой, особый манер,
Отправив в газовые камеры больше людей, чем обычно.
Вот почему в бараках много свободных мест.

Очередь двигалась медленно.
Что нужно им говорить?
Как удачней ответить?
Шарлотта решила сказать, что попала сюда по ошибке:
Она не еврейка, ведь ясно же видно —
Она не еврейка.
И, кроме того, пятимесячная беременность...
Ей нужно прийти в себя, отдохнуть в больнице.
Они не должны оставлять ее здесь.

Подошел и ее черед,
Но она, передумав, смолчала.
Немец с ней говорил, даже не глядя в лицо,
Велел назвать имя, фамилию
И дату ее рождения.
Следующий вопрос: какая у вас специальность?
Шарлотта ответила: рисовальщица.

Вот тут он, подняв глаза, посмотрел на нее с презрением:
Рисовальщица — это что?
Я художница, пояснила она.

Рассматривая Шарлотту,
Он задержал взгляд на ее животе
И спросил: вы беременны?
Она кивнула в ответ.
Немец не проявил ни грубости, ни любезности,
Равнодушно вписал в кондуит данную информацию,
Со стуком поставил печать на карточку Шарлотты
И указал на группу, к которой ее причислил
И которая состояла в основном из женщин.
Шарлотта, держа чемодан, медленно двинулась к ним,
Шла, то и дело оглядываясь на Александра.
Наступил и его черед.
Александра оформили много быстрей, чем ее,
И отправили в группу, стоявшую против женщин.
Проходя мимо них, он взглядом искал Шарлотту
И, увидев ее, прощально махнул рукой.
Еще несколько метров, и его поглотил туман.
Шарлотта больше его не видела.

Пройдет три месяца, и Александр погибнет от истощения.

13

На здании было написано: здесь принимают душ.
Перед тем как войти в душевую, женщины сняли одежду
И развесили на крючках с номерами.
Надзирательница кричит во всю глотку:
Главное, не забудьте свой номер!
И женщины запоминают эту последнюю цифру.
Их заводят в просторный зал.
Некоторые держатся за руки.
Дверь запирают. Двойной поворот ключа. Как в тюрьме.

Резкий, мертвенный свет искажает нагие тела.
Шарлотта, с ее животом, выделяется среди женщин.
Она стоит неподвижно, глядя куда-то вдаль,
Словно навек отрешается от настоящего,

Чтобы увидеть другое.

Перевод Ирины Волевич