Существует немало легенд о том, что европейские места заключения больше похожи на дома отдыха, чем на российские пенитенциарные заведения. Корреспондент «Ленты.ру», посетила берлинскую тюрьму Тегель, и лично убедилась, что эти представления не беспочвенны.
Прозрачная металлическая декоративная решетка. Широко распахнутые ворота. Свободный вход и въезд для автомобилей. Так выглядит вход на территорию мужской тюрьмы закрытого типа Тегель федеральной земли Берлин.
Право заключенного на частную жизнь — свято
Это пенитенциарное заведение было построено еще в 1898 году. Сейчас тюрьма насчитывает 935 камер, заключенных немного меньше, порядка 830 человек. Здесь отбывают наказание только взрослые мужчины со вступившим в силу приговором и лица, содержащиеся в превентивном заключении, о котором разговор отдельный. Иностранцев примерно 32 процента. Но если прибавить к ним немецких граждан иностранного происхождения, то получится больше 50 процентов. Среди последних больше всего турок. Много арабов, поляков, россиян и выходцев из стран бывшего Советского Союза.
В Германии сегодня насчитывается примерно 80 заключенных на каждые 100 тысяч населения. Это в самом конце мирового статистического списка. Меньше только в странах Скандинавии, там 73 заключенных на те же 100 тысяч. На втором месте в этом списке Россия с 475 заключенными, а лидируют США, у них 716 человек на 100 тысяч населения.
Изнутри старый корпус выглядит довольно предсказуемо за исключением одной детали: в коридоре на стене на видном месте висит телефон. Оказалось, что пользоваться им могут все заключенные. Можно звонить в любую страну и разговаривать, сколько позволяют средства. Более того, по словам директора тюрьмы, господина Мартина Римера, в тюрьмах нового образца аппараты установлены даже внутри камер и заключенные могут звонить кому и куда угодно в любое время суток. И эти разговоры не прослушиваются! Это запрещено законом, охраняющим право заключенного на частную жизнь.
Есть, правда, некоторые исключения. Если, например, насильник будет из тюрьмы угрожать жертве насилия, такие звонки будут заблокированы. В остальном — никаких ограничений, кроме денег. А их в немецкой тюрьме заключенные зарабатывают сами.
Вход на территорию тюрьмы Тегель практически свободный
Фото: Этери Чаландзия
Старый тюремный корпус
Фото: Этери Чаландзия
Новый корпус
Фото: Этери Чаландзия
Пожизненно осужденных в Тегеле примерно 80 человек, около 10 процентов от числа всех заключенных. Их содержание предусматривает перемещение из одного корпуса в другой. Пожизненный срок разделен на три фазы, которые заключенные проводят в разных помещениях, переезжая в положенное время с места на место. Сделано это в рамках специальной терапии, предполагающей, что подобные перемещения, пусть и внутри тюремного комплекса, благотворно влияют на психику человека, до конца жизни помещенного за решетку.
Смертная казнь, с принятием Конституции ФРГ в 1949 году, в Германии отменена.
Попытки побега из тюрьмы бывали, и не раз. Последняя, причем успешная, произошла в 1993 году. Тогда заключенным удалось перелезть через стену шестиметровой высоты. И хотя гораздо проще не вернуться в тюрьму из увольнительной, такие случаи здесь чрезвычайно редки — примерно 0,12 процента от общего числа увольнительных в год.
В относительно новых корпусах камеры по 10 квадратных метров, каждая со своим туалетом с раковиной. Душ на этаже. В камере кнопка коммутатора. Заключенный в любой момент может связаться с дежурным постом в случае недомогания или, напротив, его самого предупреждают снизу о том, что, например, пришел адвокат и надо бы спуститься.
На тюремных окнах решетки, но сами окна можно открывать. В соответствии с европейскими нормами считается, что у заключенного должна быть возможность проветривать свою камеру. Хотя такая конструкция выходит значительно дороже и при строительстве, и при отоплении помещения, и всем было бы удобнее и дешевле, если бы окна не открывались, но соблюдение установленных судами норм здесь свято.
Сейчас тюрьма насчитывает 935 камер, заключенных немного меньше, порядка 830 человек
Фото: Этери Чаландзия
Изнутри корпус выглядит довольно предсказуемо
Фото: Этери Чаландзия
В коридоре на стене на видном месте висит телефон
Фото: Этери Чаландзия
Камеры по 10 квадратных метров
Фото: Этери Чаландзия
Еще одна деталь, производящая сильное впечатление. Оказалось, что все глазки в дверях камер, через которые надзиратели могли бы наблюдать за происходящим внутри, перекрыты.
Во время одного из посещений комиссией по правам человека кто-то обратил внимание на глазки, и эту деталь сочли недопустимой. Пусть и проштрафившийся перед обществом, но заключенный имеет право оставаться один на один с собой за закрытой дверью камеры. В результате комиссия настояла на том, чтобы всякая слежка была исключена, глазки заделали, и теперь видеомониторинг в тюрьме производится только по внешнему периметру.
444 минуты трудовой перековки в день
Особняком на территории тюрьмы стоит постройка, больше похожая на неплохую гостиницу или дом отдыха. Это новый корпус, открытый в октябре 2014 года. В нем 60 камер площадью по 20 квадратных метров, в которых есть туалет, душ, телефон, персональная кухня и мини-холодильник. Кухни есть и на этаже. Все помещение климатизировано.
Сейчас здесь содержатся 42 не совсем обычных заключенных. Это злостные рецидивисты, преступники, осужденные за нанесение тяжких телесных повреждений и все виды сексуальных преступлений. Формально они уже отбыли наказание, но по решению суда считаются все еще опасными для общества. Им назначается мера превентивного заключения, и этот срок они отбывают на особых условиях, в здании, в котором нет даже решеток на окнах.
Однако это не значит, что корпус никак не защищен. Напротив. Стекла в спецблоке пуленепробиваемые, а художественная вставка в окне, элемент декора, сделана из сверхпрочного спецсплава, который невозможно распилить или деформировать. Но, когда вы стоите напротив здания с кактусами и фикусами в окнах, в голове не укладывается, что это тоже тюрьма.
На территории тюрьмы Тегель располагаются 12 мастерских, и у заключенных довольно большой выбор работ. В среднем осужденные здесь зарабатывают порядка 250 евро в месяц. Если по каким-то не зависящим от заключенного причинам он не работает, например администрация временно не может его трудоустроить, он получает около 30 евро в месяц. Учитывая, что за деньги здесь можно купить продукты, сладости и сигареты, а так же оплатить телефонные звонки, сумма это, конечно, мизерная. Никаких передач «с воли» во избежание контрабанды здесь нет, зато есть трехразовое питание.
С немецкой дотошностью подсчитано, что в день заключенные работают 444 минуты, что составляет 37 часов в неделю. Обычная продолжительность работы в немецких госучреждениях составляет 40 часов в неделю, но в тюрьме довольно много времени уходит на контроль и досмотр до и после работы, поэтому рабочих часов здесь меньше, чем на воле.
Территория тюрьмы больше напоминает загородный дом отдыха
Фото: Этери Чаландзия
Здесь господа заключенные могут поиграть в шахматы
Фото: Этери Чаландзия
«Свою пенсию я пересылаю домой…»
В монтажно-сборочном цехе, услышав русскую речь, к нам подошли несколько заключенных. Разговаривать с ними разрешалось, снимать — ни в коем случае.
Один из них — Михаил, пожилой человек с типичным одесским акцентом.
«Лента.ру»: И как вам немецкая тюрьма?
Михаил: Если честно, по сравнению с русской тюрьмой, — просто дом отдыха. Здесь я не нахожусь все время в огромном коллективе. Когда я отдыхаю, я один. Один в камере. Я там, что хочу, то и делаю. А в России о каком привате можно говорить, если там минимум шесть человек в камере, двухъярусные кровати и каждый делает, что хочет?
Работа нормальная, хорошая, чистая. Мы здесь зарабатываем больше, чем я когда-то в России. Я, например, свою пенсию пересылаю домой.
За что вы здесь?
За попытку убийства. Но это не был гражданин, который, понимаете ли, честно зарабатывал деньги у станка. Это был тот, кто пришел и захотел забрать то, что ему не принадлежит. Эти ребята думают, что если они с накачанными руками, то им все можно. Но они не понимают, что столкнулись с русскими. Это все театр: кожаные куртки, мотоциклы, у нас немного серьезнее все. Я когда ему это говорил, он смеялся. Теперь уже не смеется. Нет, не подумайте, он не умер, он живой. Но не смеется...
Как думаете, тюрьма исправляет человека?
Вы знаете, да! Вот это правда. Здесь есть время, чтобы подумать. Есть и о чем подумать. Можно все переосмыслить. Я тут вспомнил такие моменты, о которых забыл по молодости, а сейчас многое переосмысливаю. Мне кажется, тюрьму нужно пройти обязательно. Это как армия, понимаете?
Особняком от остальных зданий стоит постройка, больше похожая на неплохую гостиницу или дом отдыха
Фото: Этери Чаландзия
Стекла в спецблоке пуленепробиваемые, а художественная вставка в окне сделана из сверхпрочного спецсплава
Фото: Этери Чаландзия
Невооруженная охрана
На выходе из мастерской выяснилось, что примерно с 70 заключенными в монтажном цехе находится всего три сотрудника охраны. Причем безоружных!
Оказывается, на территории тюрьмы вообще нет оружия. Пистолеты только в дежурной части. Имеются резиновые дубинки и щиты, но они тоже заперты в специально отведенных местах.
«Наше оружие — это наше слово», — пояснил господин директор.
Охране выдают оружие только в случаях транспортировки заключенных. Одному конвоиру положен пистолет, другому — перцовый баллончик. Но в последний раз здесь пользовались огнестрельным оружием еще в конце 1990-х годов. И то не на территории тюрьмы, а при переезде в больницу. Но и тогда даже заключенный не ожидал, что сотрудник может выстрелить.
К заключенным мы обращаемся только на «вы».
После осмотра пенитенциарного заведения мы вернулись в кабинет директора.
Господин Ример, насколько я знаю, вы уже три года занимаете этот пост. Ваше назначение стало закономерным результатом карьерного роста?
Ример: Я работаю в берлинском управлении исполнения наказаний уже 18 лет. Я мог стать и судьей, и прокурором, но после завершения обучения в вузе я решил пойти на работу именно в управление исполнения наказаний.
Директор тюрьмы господин Ример на обходе
Фото: Этери Чаландзия
Вы считаете, что здесь работать интереснее?
Если бы это было не интересно, меня бы здесь не было. Я непосредственно занимаюсь со священниками, учителями, социальными работниками, врачами, надзирателями, заключенными. Поверьте, оно того стоит.
Находясь на этой должности, вы обладаете какими-то особыми полномочиями?
Работники администрации тюрьмы имеют статус госчиновников. Как правило, их невозможно уволить, даже если они совершили серьезную ошибку. Например, если сбежал заключенный, директора могут перевести в другую тюрьму или на другую должность, но с сохранением того же оклада.
Госчиновника можно уволить только в том случае, если он совершил коррупционное преступление и его осудили на срок от шести месяцев и более. При вступлении в силу этого приговора его можно лишить статуса неувольняемости и отправить на улицу. Но если срок назначенного судом наказания окажется меньше шести месяцев, чиновник будет наказан только в дисциплинарном порядке. Будет возможность понизить его в должности и урезать зарплату, но уволить — нет.
Есть ли предубеждение к представителям вашей профессии со стороны обычных людей? Все-таки для обывателя вы «тюремщики».
Мы не скрываем, чем и как здесь занимаемся, мы даже заинтересованы в том, чтобы люди были в курсе происходящего за колючей проволокой. И многие начинают ценить нашу работу. Есть определенная поддержка и со стороны партий, потому что и до политиков в какой-то момент дошло, что лучше инвестировать деньги в реабилитацию заключенных во время отбытия срока, чем выпускать на свободу человека более опасного, чем тот, каким он попал сюда. Теперь многие готовы выделять деньги на всевозможные программы для реабилитации заключенных.
Вы на равных общаетесь с заключенными. Не создаете и не подчеркиваете дистанцию. Это профессиональная этика или ваши личные убеждения?
Для любого сотрудника тюрьмы важно дать понять заключенному, что мы его воспринимаем серьезно. Со всеми его проблемами. Для нас он многогранная личность, человек, а не номер в списке. Это не показуха, а действительно важный момент. В этом смысле мое поведение — не только свойство характера, здесь в основном все так себя ведут. Конечно, у каждого сотрудника есть свой стиль, но уважение к личности заключенного, пожалуй, основное для всех. Мы всегда обращаемся к заключенному на «вы». По фамилии. Добавляя «господин». Мы даем понять им, что уважаем их.
Это прекрасно, но не перебор ли это?
Понимаете, при таком подходе больше шансов, что они выйдут на свободу не озлобленными и униженными. Ведь задача тюрьмы не растоптать и сломать человека, а подготовить его к выходу на свободу. Вернуть в максимально сохранном состоянии в нормальную жизнь.
Каждая камера со своим туалетом с раковиной
Фото: Этери Чаландзия
На тюремных окнах решетки, но сами окна можно открывать
Фото: Этери Чаландзия
Социальная реабилитация не принудительное лечение, а осознанный процесс...
Фото: Этери Чаландзия
Но судимость, как факт биографии, остается.
В соответствии с немецкими законами, человек не обязан сообщать работодателю о своем прошлом. Устроившись на новое место работы, он не фигурирует в отчетности и сознании коллег как бывший заключенный. Право на новую жизнь, как и право на приватность, соблюдается беспрекословно.
Можно ли сказать, что заключенные вашей тюрьмы выходят на свободу изменившимися в лучшую сторону?
Многие да, но далеко не все. Социальная реабилитация — это все-таки не принудительное лечение, а осознанный процесс. Если человек попадает сюда на пару лет с такой внутренней установкой, что, дескать, оставьте меня в покое, я отсижу срок и вернусь к своей прежней жизни, то тут ничего не поделать. Это может быть и наркодилер, и сутенер, и грабитель. Это же взрослые мужики, а не дети. И если у них нет осознанного желания измениться, если они не ощутили такой необходимости, вы их никакими силами не заставите это сделать.
Германия славится своей отлаженной бюрократической системой. Скажите, насколько неповоротлива машина в системе исполнения наказания?
Вы знаете, интересно, что все самые прогрессивные и важные изменения в системе наказания Германии были инициированы не законодателями, а стали следствием судебных решений. Взять, к примеру, новый корпус для превентивного заключения, который произвел на вас впечатление. Так вот, если бы министр юстиции обратился в министерство финансов или к парламенту с просьбой: «Дайте денег, необходимо построить новое здание», он ни копейки бы не получил! Причиной всего стал иск одного заключенного. Он был недоволен условиями содержания, подал иск, который дошел до Европейского суда по правам человека, была организована комиссия, и по ее решению суд обязал Германию в обязательном порядке изменить условия превентивного содержания. В результате мы были вынуждены построить новое здание, которое вы и видели.
Иск подобного рода — явление необычное?
Что вы! Против одной только тюрьмы Тегель в год ведется порядка 400 дел. Заключенный может быть возмущен тем, что его не переводят в открытую тюрьму. Протестовать против условий своего содержания. Из-за того, что он не получает в камеру какие-то необходимые ему предметы. Из-за того, что его камера кажется ему слишком маленькой. Да мало ли еще из-за чего…
Это, конечно, наивный вопрос, но нет ли практики обмена заключенными между странами? Временного обмена. Допустим, перевести немецкого заключенного хотя бы на неделю в российскую тюрьму?
Понимаю, о чем вы говорите, но такого обмена, конечно, нет. Есть депортация, когда заключенный попадает в те условия, которые существуют на территории страны, куда он был депортирован.
Скажите, а вы бывали в какой-нибудь российской тюрьме?
Пока нет.
Не откажетесь, если представится такая возможность?
Не откажусь.
P.S. «Лента.ру» благодарит за помощь и содействие в подготовке этого материала Рафаэля Галеева (уполномоченного по связям с общественностью в штабе директора учреждения Тегель), Ивана Энгельмана и Петра Добрыкина.