Loading...
Лента добра деактивирована. Добро пожаловать в реальный мир.
Вводная картинка

«Я люблю наблюдать за паникой» Мишель Уэльбек об исламизме, феминизме и власти денег

Фото: Martin Meissner / AP

На следующей неделе в русском переводе выходит новый роман Мишеля Уэльбека «Покорность» — сатирическая антиутопия об исламизации Европы. Во Франции книга одного из самых популярных современных авторов увидела свет в начале года. Ее появление сопровождала не только широкая рекламная кампания, но и убийства — расстрел редакции сатирического еженедельника Charlie Hebdo террористами. «Лента.ру» публикует отрывки из интервью и выступлений Мишеля Уэльбека.

Накануне публикации романа Уэльбека свежий номер журнала Charlie Hebdo вышел с карикатурой на писателя на первой полосе, а его книге были посвящены и другие страницы издания. 6 января Уэльбек выступал на втором канале французского телевидения. Утром 7 января отвечал на вопросы журналистов в программе радио France Inter. В 11:30 того же дня было совершено нападение на редакцию Charlie Hebdo. В числе погибших двенадцати человек был и хороший знакомый Уэльбека Бернар Марис. Марис, в частности, был автором работы «Уэльбек-экономист». Она вышла в издательстве Flammarion. Здесь же был напечатан и роман Уэльбека «Покорность».

В 13 часов руководство Flammarion эвакуировало парижский офис издательства. Мишель Уэльбек, потрясенный терактом и гибелью Бернара Мариса, прервал рекламную кампанию романа и уехал из Франции, отказавшись от предложения французской полиции обеспечить ему персональную охрану.

О Charlie Hebdo

«Заявление Папы Римского после террористической атаки на Charlie Hebdo меня возмутило. Когда он говорит: "Если вы отзываетесь плохо о моей матери, я в ответ даю пощечину", — он ставит знак равенства между агрессией словесной и физической. Я с этим абсолютно не согласен и скорее предпочел бы, чтобы он воздержался от высказываний на эту тему».

Об исламе

«Я читал Коран, чтобы написать роман, и работы с ним связанные — Бернара Леви и Жиля Кепеля. Многое из того, в чем обвиняют ислам, относится к более ранней традиции. Ислам не изобретал ни побивания камнями (достаточно вспомнить известное место из Евангелия: "Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень"), ни обрезания, ни рабства».

***

«Если бы во главе ислама стоял папа, вопрос джихадизма был бы решен в течение 20 лет. В качестве мер наказания использовалось бы запрещение участия в молитвах, посещение мечети, короче говоря, формы отлучения. В отсутствие такой формы организации религиозной жизни в первые два года это право отлучения могло бы быть передано некоторым имамам».

***

«Мой роман не исламофобский, он направлен против джихадизма, который как раз и нагнетает исламофобию в прямом смысле этого слова, то есть страх перед исламом. Действия джихадистов именно на это и направлены».

***

«Марин Ле Пен может остановить иммиграцию, но она не может остановить исламизацию. Это процесс духовный, изменение глобальной парадигмы, возвращение религии. Речь идет не о проблеме расово-социального порядка, но о системе ценностей и проблемах веры».

О политике

«Общественное презрение к политикам и СМИ достигло сегодня беспрецедентного уровня. Это презрение не распространяется на писателей, которые все-таки остаются свободными в выражении своей точки зрения».

***

«Я никогда не боялся главенствующей сегодня леводемократической идеологии. Правда, у меня есть существенное преимущество в сравнении со многими интеллектуалами. Я родился в небогатой семье. А дети бедных не боятся левых».

***

«Забавно, что я никогда прежде не был столь увлечен политическими идеями и что эта увлеченность не играет никакой роли в моем романе. Например, я абсолютно серьезен, когда говорю о преимуществах прямой демократии, которую считаю единственным способом разрешения социальных проблем, но в то же время я убежден, что переход к прямой демократии едва ли возможен, разве что в результате кровавого революционного переворота».

О вере в Бога

«В детстве, когда я жил в семье бабушки и дедушки, я не имел никакого представления о религии. Ну если не считать откровенного неприятия религиозных идей в кругу их друзей, исповедовавших коммунистическое и откровенно антиклерикальное мировоззрение. Для них царствие небесное имело земную природу и было воплощением идей общественного прогресса. Религия вошла в мою жизнь, когда мне было лет 13. Мой одноклассник пытался обратить меня. И, кстати говоря, у меня осталась Библия, которую он мне подарил. На сегодняшний день я довольно далеко продвинулся в ее чтении…»

***

«Религия для меня приближена к магии. Чудеса меня завораживают. Образным воплощением моих религиозных чувств можно считать финальную сцену чуда в фильме Карла Теодора Дрейера "Слово". Вот что меня потрясает. Я хочу знать, имеет ли мир творца и каковы законы творения. Меня разбирает любопытство, как действуют эти законы. Как бы то ни было, сегодня я не могу назвать себя атеистом. Я стал агностиком, это наиболее точное слово».

***

«Религия не должна ограничивать свободу слова. Если и есть в этой сфере ограничения, то они совершенно иного рода и касаются, например, вмешательства в частную жизнь и т.д. Я имею право говорить об этом, поскольку неоднократно подвергался преследованиям из-за моих высказываний. В частности, в Германии мой издатель выиграл судебный процесс, связанный с моим романом "Карта и территория". Меня обвиняли в пропаганде эвтаназии».

«Религия играет огромную социальную роль. Я разделяю мысли Огюста Конта, который говорил, что без религии общество не может существовать. И действительно, сегодня мы видим признаки разрушения системы, которая сложилась несколько веков назад. Но я верю в возвращение религии. Даже если сейчас я не могу вам сказать, почему она выживет. Но я чувствую это, причем во всех религиях. В иудаизме, например, сегодня я вижу молодых людей гораздо более верующих и религиозных, нежели их родители. То же можно сказать о молодых католиках».

Об общественной жизни

«Вряд ли стоит сомневаться в том, что феминистки этой книгой могут быть только возмущены. Но с этим я ничего не могу поделать. Я отнюдь не считаю себя женоненавистником. Я бы сказал, что проблема совсем не в этом. Внимания заслуживает скорее тот факт, что феминизм демографически обречен. Так что дело не в идеологии — в конечном счете, демографические аргументы против феминизма гораздо весомее, нежели идеологические».

***

«Гендерная иерархия, о которой я говорю, абсолютно естественна, и создало ее не общество — напротив, общество потратило много усилий на то, чтобы смягчить гендерную иерархию. В настоящее время главное средство смягчения — деньги. Старый, уродливый, но богатый человек благодаря деньгам может позволить себе дорогую проститутку — что, разумеется, компенсирует естественную иерархию».

***

«Я люблю наблюдать за паникой, в которую впадают люди искусства. Деньги для них одновременно необходимое условие свободы высказывания, но также и условие отсутствия какого бы то ни было высказывания вообще. Иными словами, именно деньги оказываются эквивалентом абсолютной свободы».

***

«В метро я увидел рекламу сайта знакомств, которая меня испугала: "Любовь не приходит случайно". Мне захотелось сказать: "Нет, как раз приходит, оставьте нам хотя бы случайность"».

О романе «Покорность»

«Я писал первые страницы романа, где говорится о студенческих годах рассказчика, и мне казалось весьма убедительным, что молодой человек находит в Гюисмансе друга и решает посвятить ему жизнь. Я в этом смысле совершенно не похож на моего героя. Я прочел Гюисманса лет в 35, одновременно со знаменитыми натуралистами — Золя и Мопассаном. Я думаю, что Гюисманс помог бы мне смириться с жалкими условиями существования — сырая комната в общежитии, убогие обеды в университете. Я был в ситуации человека, у которого нет друзей и нет поддержки, за исключением любимых литературных авторов. В моем случае это мог быть, скорее всего, Бодлер. И если я выбрал для своего героя вместо Бодлера Гюисманса, то только лишь для того, чтобы подчеркнуть не только сходство, но и отличие от него».

***

«Первоначально роман должен был называться не "Покорность", а "Обращение". В этом первом варианте герой-рассказчик также приходил к вере, но обращался не в ислам, а в католичество. Иными словами, он столетие спустя повторял путь Гюисманса — от натурализма к католицизму. Мне просто не удался этот вариант».

***

«У меня нет воображения, и я не особенно люблю говорить о себе. Но я охотно слушаю других, и часто многое из того, что они говорят, так или иначе находит место в моих книгах».

При подготовке материала были использованы публикации следующих изданий: Le Figaro, Lа Vie, Art Press, Lui, L’Obs, The Paris Review, Cairn.info, Les InRocks

Комментарии к материалу закрыты в связи с истечением срока его актуальности
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Читайте
Оценивайте
Получайте бонусы
Узнать больше