На днях в Общественной палате России представители Минздрава и МВД обсудили вопросы взаимодействия двух ведомств по профилактике преступлений, совершаемых душевнобольными людьми. Недавние жестокие убийства, вызвавшие широкий резонанс уголовные дела Олега Белова из Нижнего Новгорода и пенсионерки Тамары Самсоновой из Петербурга показали, что такая работа порой вообще не проводится, а многократные обращения соседей остаются безответными до тех пор, пока не прольется кровь. «Лента.ру» попыталась разобраться в законодательных и правоприменительных особенностях этой проблемы.
Настоящих буйных мало
Преступление нижегородца Олега Белова, убившего жену и своих шестерых детей, потрясло всю страну. А когда выяснилось, что массовая жестокая расправа стала лишь развязкой достаточно длинной истории угроз, побоев и безразличия ответственных госструктур к человеку с серьезным психическим заболеванием, поднялась волна общественного возмущения.
Закономерно возникшее у многих ощущение незащищенности и бессилия выразилось в том числе в усилении неприятия людей, страдающих психическими расстройствами или со странностями в поведении. Стремящиеся сыграть на этом политики и общественные деятели продвигают идеи полной изоляции больных, строительстве новых психбольниц с более высокими заборами и колючей проволокой под напряжением.
Директор департамента общественного здоровья и коммуникаций Минздрава Олег Сагалай высказал опасения, что такое отношение к душевнобольным, поддерживаемое и усиливаемое СМИ, ведет к средневековой демонизации психических недугов, вытеснению душевнобольных из здоровой социальной среды и нарушению их элементарных прав. Это с одной стороны. С другой — многие нездоровые люди теперь всеми силами стремятся скрывать свои психические проблемы, тем самым усугубляя их и создавая в некоторых случаях прямую угрозу родственникам и вообще окружающим.
Статистика свидетельствует, что доля преступлений, совершенных психически нездоровыми людьми, ничтожно мала — не более полутора процентов. В криминологии душевнобольных относят скорее к категории граждан с виктимным поведением, то есть к тем, кто сам может стать жертвой преступления.
Пациенты на прогулке в Рождественском психоневрологическом интернате в Воронежской области.
Фото: Илья Питалев / РИА Новости
На встрече в Общественной палате России главный научный сотрудник Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени В.П. Сербского Вячеслав Котов привел свежие статистические данные.
По его словам, в России на внебольничном лечении у психиатров находится 3 миллиона 780 тысяч человек. Из них чуть более полутора миллионов состоят на диспансерном учете и посещают врача, вне зависимости от своего желания. Три процента из этих диспансерных — социально опасные, то есть порядка 50 тысяч человек. И еще 19 тысяч опасных содержатся в стационарах.
«Всего в российских психиатрических больницах находится около 138 тысяч человек. То есть каждая восьмая больничная койка занята общественно опасными пациентами», — отметил профессор.
Наблюдательные палаты Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени В.П.Сербского.
Фото: Дмитрий Лебедев / «Коммерсантъ»
В стране семь больниц для лиц, представляющих особую общественную опасность. Там установлен строгий режим, а наблюдение осуществляют как медики, так и сотрудники специальных подразделений ФСИН.
По понятиям
Эксперты сетуют на распространенные заблуждения и путаницу в понятиях, тиражируемую в СМИ.
Во-первых, психическое заболевание далеко не всегда подразумевает невменяемость, а стало быть и неподсудность. Решение о том, осознавал ли человек, что он делает и к какому результату стремится (необходимые признаки умысла), принимается только судом на основании комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы. Разница между психиатрами и психологами в том, что первые изучают патологию мышления, а вторые — то, что в рамках нормы.
С 2014 года по настоящее время невменяемыми в России признаны 11566 человек.
Во-вторых, следует различать принудительные медицинские меры, назначаемые вместо обычного тюремного наказания по приговору суда в рамках уголовного процесса, и обычную обязательную госпитализацию больного, не совершившего никакого правонарушения. Об этой тонкости не знают многие сотрудники полиции и отказываются задерживать психбольных без санкции суда.
«Никакой санкции суда в данном случае быть не может, — объясняет юрист института имени Сербского Сергей Шишков. — Порядок таков, что человека сначала помещают в стационар, где в течение 48 часов проводится освидетельствование. Полученные результаты направляют судье, и тот в течение еще пяти дней принимает решение о дальнейшем лечении».
Вячеслав Котов в свою очередь заметил, что обычно пациенты, доставленные в стационар принудительно, через пару суток пишут заявление о согласии на лечение и никакого судебного решения уже не требуется.
Буква закона
Некоторые положения Федерального закона «О полиции» вступили в противоречие с упомянутой выше недобровольной госпитализацией. Согласно пункту 11 статьи 14 без санкции суда полицейские имеют право задерживать только «лиц, предпринявших попытку самоубийства либо имеющих признаки выраженного психического расстройства и создающих своими действиями опасность для себя и окружающих».
Еще один важный момент — то, что вопросом соответствия действий стражей порядка требованиям закона постфактум занимается прокуратура, а единых и прозрачных критериев в оценке «опасности» или «выраженности» расстройства в межведомственном правоприменительном поле России нет.
Чтобы оставаться в рамках формальной законности, должностным лицам приходится следовать по сложному фарватеру сложившейся практики. А после кадровых потрясений, вызванных реформами, на территориальном уровне системы МВД почти не осталось опытных «лоцманов». Часть сотрудников старается максимально избегать каких-либо мер против неадекватных граждан, другая — при всем желании не знает, что именно следует делать.
Каждый сам за себя
«Люди боятся что их соседи могут быть социально опасными, — говорит председатель комиссии Общественной палаты РФ по безопасности и взаимодействию с ОНК Антон Цветков. — И мы не услышали в беседе с участковыми, что полагается делать. Каждый выдает свою версию. Вот есть жалобы нескольких граждан на соседа. Что предпринять? Полицейский не понимает алгоритм. Или этого алгоритма попросту не существует. Убежден, что большинство участковых будут работать так же, как их задержанные коллеги в Нижнем Новгороде, где было много обращений граждан на Белова».
Цветков собрал группу специалистов из Минздрава и МВД, чтобы подготовить четкие методические рекомендации для участковых, расписать, что и в какой последовательности должен делать сотрудник, если на его территории проживают социально опасные граждане.
Оказалось, однако, что единого взгляда на этот счет нет не только у зеленых лейтенантов, но и у наиболее квалифицированных сотрудников министерств.
Чиновники от медицины говорят о регулярной отправке в полицию информации о социально опасных гражданах. Представители МВД — об отсутствии какого-либо обмена информацией из-за нормы о врачебной тайне. Психиатры сетуют на не желающих охранять их при посещении пациентов на дому участковых, а те кивают в сторону вредных врачей, отказывающих в консультации. Взаимных претензий много.
В некоторых регионах и городах, по словам экспертов, проблем с предупреждением преступлений, совершаемых психически нездоровыми людьми, нет, но только из-за плодотворного сотрудничества между местным руководством полиции, Минздрава и прокуратуры.
Забытая инструкция
Представитель института Сербского Вячеслав Котов напомнил о межведомственной инструкции 1997 года. Об этом формально еще действующем нормативном документе на практике попросту забыли.
Инструкция переиздавалась, по словам Котова, с 1960-х годов с добавлением важных деталей и оговорок, продиктованных практикой.
«Органы внебольничной психиатрической помощи должны сообщаться с местной полицией. Передавать списки лиц, находящихся на активном диспансерном лечении, — процитировал Котов документ. — Для сотрудников правопорядка должны проводиться регулярные занятия. Участковые также контролируют состояние больного, и в случае если он, к примеру, запил, сообщают врачу».
В Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии имени В.П.Сербского
Фото: Дмитрий Лебедев / «Коммерсантъ»
Представитель руководства Главного управления по организации охраны общественного порядка МВД России Геннадий Царапкин, курирующий работу всех участковых страны, весьма скептически отнесся к этому документу. Он отметил, что инструкция давно устарела и не учитывает нескольких недавно принятых законов, но признал, что ее никто не отменял.
Пробел в законе обнаружился и в части применения мер принудительного медицинского характера по уголовному процессу. Отдельного нормативного акта, который бы регулировал порядок их исполнения не существует, а действовавшие ранее ведомственные инструкции были фактически запрещены минюстом, так как вопросы столь серьезного ограничения прав граждан не могут регулироваться какими-то министерскими распоряжениями.
Юрист Сергей Шишков привел пример, когда этот пробел однажды обернулся тем, что приговоренный к принудительному лечению за тяжкое преступление житель сибирского поселка оказался на улице. Местные правоохранительные и здравоохранительные органы спихивали заботу о нем друг на друга, а соседи тем временем были вынуждены сидеть по домам.