На днях вышла на волю искусствовед, эксперт мирового уровня Елена Баснер, с января 2014 года сидевшая под домашним арестом. Ей смягчена мера пресечения — всего лишь подписка о невыезде. Заодно истек срок подписки о неразглашении, и искусствовед под следствием сразу же дала подробное интервью порталу «Город 812», вспомнили скандальную историю и профильные издания.
Пять лет назад коллекционер и психиатр Андрей Васильев купил за 250 тысяч долларов картину Бориса Григорьева «В ресторане». Борис Григорьев — дорогой и хорошо известный в мире художник (в 1919 он бежал из Советской России, в Европе работать Григорьеву никто не мешал и он умер своей смертью в 1939), о себе он говорил так: «Сейчас я первый мастер на свете... Я не боюсь любого конкурса, любого заказа, любой темы, любой величины и любой скорости». 250 тысяч — для Григорьева не потолок. Васильеву картина понравилась, и он купил ее без письменного заключения экспертизы.
В 2010 Васильев отдал картину на выставку русских художников, работавших в Париже (шел перекрестный Год Россия — Франция). Там ее увидела сотрудница Реставрационного центра им. Грабаря Юлия Рыбакова, которая сообщила Васильеву, что совсем незадолго до покупки картина была у них на экспертизе и не получила положительного заключения. Владелец не придал большого значения информации: экспертная оценка подлинности — дело тонкое, опирается больше на вкус и «насмотренность», разногласия среди экспертов нередки. «Я сам себе эксперт!» — заявлял позже Васильев, объясняя, почему он пренебрег экспертизой при покупке.
В 2011 Васильев все же отдал своего Григорьева (приобретенного, уточним, без сопроводительных документов и экспертных оценок) на официальную экспертизу в Русский музей. Рассказывает он об этом так: «Буквально через неделю все тамошние технологи заявили, что картина прекрасная и самая что ни на есть настоящая. Вещь была в Русском музее на исследовании с марта по начало июня 2011 года, и в это же время там открылась большая выставка Григорьева. Выходят каталоги, и — о ужас! — я вижу в них собственную картину, которая, оказывается, находится в запасниках Русского музея с 1983 года. У меня возникает ощущение, что со мной играют в напёрстки».
Самой гуаши «Парижское кафе», очень похожей на «В ресторане», только на несколько сантиметров меньше, не было на первой в России большой персональной выставке Бориса Григорьева весной 2011 года, она вошла только в каталог. Картина поступила в ГРМ в составе собрания ленинградского коллекционера Бориса Окунева. Каталогизацией дара занимались опытный искусствовед Елена Селизарова и молодой сотрудник Елена Баснер. Баснер, как говорит замдиректора по науке Русского музея Евгения Петрова, не имела отношения к графической части собрания Окунева, поскольку работала в отделе живописи и интересовалась «крутым авангардом типа Малевича» (через 15 лет Елена Баснер защитила кандидатскую диссертацию, основанную на новой датировке целого ряда работ Казимира Малевича). В 1986-м собрание Окунева показали зрителям и выпустили каталог, в котором было текстовое описание гуаши Григорьева «В парижском кафе» с пометой «версия?»
Борис Григорьев «Парижское кафе» из собрания Русского музея (Кат.№ 56. Вариант композиции «В ресторане») 1913
Изображение: ART1
Происхождение купленной Васильевым работы «В ресторане» в точности не известно. За 250 тысяч долларов он приобрел ее у книгоиздателя Леонида Шумакова. Шумаков узнал о том, что у Елены Баснер на экспертизе находится картина Григорьева, владелец которой заинтересован в продаже, и переслал Васильеву ее фотографию. Баснер, в свою очередь, картину принес некий Михаил Аронсон из Таллина. Аронсон, говорит Баснер, нашел ее телефон на сайте аукционного дома Bukowskiś, где она работает консультантом по русскому искусству. Он сообщил, что вещь происходит «из старого ленинградского собрания», и показал страницу альманаха «Мой журнал для немногих» с репродукцией картины «В ресторане» (альманах издавался в 1912-1914 годах петербуржским коллекционером и меценатом Александром Бурцевым). Собрание работ Бориса Григорьева приобрел у Бурцева психиатр Тимофеев, в доме которого бывала в середине 80-х годов Елена Баснер. Она была уверена, что Аронсон имеет в виду именно это «старое собрание».
Продавец назвал цену: 180 тысяч долларов. Шумаков привез Баснер 200 тысяч и забрал картину. Небольшие расхождения между репродукцией из «Моего журнала для немногих» и картиной не насторожили покупателя, который об участии в сделке Баснер и Аронсона осведомлен не был.
После выставки 2011 года, в каталоге которой Васильев увидел похожую на купленную им картину, он обратился в полицию. Дело вяло тянулось три года и прекратилось за истечением срока давности, но год назад, после личного обращения потерпевшего коллекционера к начальнику Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину, Баснер арестовали.
***
По распространенному мнению, примерно половина картин русских художников на рынке — фальшивки. Сама Баснер судит рынок более сурово: «Что-то около 70 процентов. Подделывают всех — от Репина до Анатолия Зверева». Емельян Захаров, совладелец галереи «Триумф», утверждает, что всего семь процентов на рынке подлинники, остальное — фальшивки (согласно весьма некомплиментарной к Баснер статье «Новой Газеты»). При поддержке «Триумфа» и Россвязьохранкультуры вышли уже пять томов Каталога подделок произведений живописи, и еще около тысячи заведомо поддельных картин не опубликованы. Многие фальшивки имели заключения ведущих экспертов крупных музеев о подлинности, впоследствии опровергнутые.
Картина Бориса Григорьева «В ресторане», купленная Васильевым
Изображение: kulturmultur.com
Хорошую подделку редко изготавливают с нуля. В общем случае массовая практика фальсификации требует принести в жертву относительно недорогую картину малоизвестного европейского художника. Меняется подпись и незначительные фрагменты (например, записывается финская избушка, вместо нее рисуется церковь), и готово — на рынке появляется новый Саврасов, Маковский или Шишкин по стоимости до сотни раз выше источника. От подделок страдают не только коллекции и репутации экспертов. Размывается история и русского, и европейского искусства, с течением времени в число эталонных работ входит черт знает что.
Десять лет назад ведущий эксперт Третьяковской галереи Владимир Петров отказался сразу от нескольких десятков своих заключений. Примерно в то же время были арестованы известные арт-дилеры супруги Преображенские, занимавшиеся перелицовкой европейских мастеров второго ряда. Дело получило резонанс, по слухам, фальшивая картина попала в Кремль. Доподлинно известно, что из 34 картин, проданных Преображенскими одному и тому же человеку, 15 оказались фальшивками, по пяти из них следствию удалось проследить всю цепочку производства. В следующем году Росохранкультура запретила государственным музеям заниматься коммерческой экспертизой.
Эксперты крупнейших аукционных домов тоже не могут дать стопроцентной гарантии. В 2005 году на аукционе Christie's поставила рекорд «Обнаженная в интерьере» (или «Одалиска») Константина Коровина. Ее купил фонд Виктора Вексельберга «Аврора» за три без малого миллиона долларов (1 688 000 фунтов стерлингов) — более чем в семь раз выше эстимейта. Провенанс у картины был отличный — продажа на том же Christie's в 1989 году. К несчастью, в 2009-м она была опубликована в Каталоге подделок произведений живописи с отрицательными заключениями экспертиз Русского Музея, Третьяковской галереи и Научно-реставрационного центра им. Грабаря. По суду аукционный дом вернул покупателю три миллиона фунтов стерлингов — стоимость картины, премию и миллион фунтов издержек.
***
Емельян Захаров считает, что оборот рынка фальшаков в нулевые годы был не меньше, чем у наркоторговли. Большинство подделок, с экспертизой или без, долго сохраняют статус подлинника: проходит много лет, прежде чем работа из коллекции средней руки снова попадет на рынок. Спустя время происхождение такой работы установить очень трудно.
Поддельные картины не только путают историю искусства, так как «новые» работы больших мастеров появляются за счет уничтожения работ менее известных художников. Фальшивки, а также разоблачение ошибочных или подложных экспертиз, вредят в первую очередь инвестированию в произведения искусства, которые стабильно растут в цене. Эстимейт (предпродажная оценка) доставшейся Вексельбергу «Одалиски» в 2005 году был около 200 тысяч фунтов стерлингов, а при первой продаже в 1989-м — около 20 тысяч, в десять раз меньше. Кто и откуда принес ее на Christie's в 1989 году — неизвестно.
Сравнение увеличенных фрагментов. Слева — репродукция работы Григорьева в «Моем журнале для немногих», справа — работа из собрания Русского музея.
Изображение: ART1
Также неизвестно, кто и когда мог скопировать картину Григорьева «Парижское кафе». Русский Музей утверждает, что с 1984, когда она находилась в фондах ГРМ, сделать это было технически невозможно. Также невозможно выяснить, действительно ли похожая на нее картина была в собрании психиатра Тимофеева или нашлась в гараже как наследство от бабушки — такую версию предложил следствию гражданин Латвии Михаил Аронсон. Обманутого покупателя, впрочем, Аронсон не интересует. Он считает, что именно Баснер продала ему заведомо поддельную картину и должна быть наказана. В назидание всем недобросовестным экспертам.
Владимир Петров — не вполне понятно, в шутку или всерьез, — предлагал национализировать всю бесконтрольно ходящую старую живопись, чтобы можно было спокойно переатрибутировать и расчистить завалы неподлинных вещей. Кстати, такое большое число подделок именно русских художников объясняется не только тягой коллекционеров к отечественному, но и национализацией частных собраний в первые годы Советской власти. В сравнении с западным искусством, большинство эталонных работ русских художников XIX века все-таки принадлежит государству. А нормальная ситуация для большого музея — два-три процента коллекции на экспозиции, остальное надежно укрыто в запасниках и доступно только специалистам. Как, например, никогда не выставлявшаяся злополучная картина Григорьева.
Настоящих Григорьевых на всех не хватит. Оттого и подделки. Никакие регулятивные меры не смогут унять желание многих обладать растущим в цене «подлинником», даже в том случае, если подлинник не позволяет показывать публично плохая сохранность или Уголовный кодекс. А сделки на этом рынке происходят без участия государства и регулируются только доверием и репутацией.
***
Всенародная любовь к тому или иному художнику проявляется обычно через несколько десятков лет после его смерти. Вдруг встает очередь, растут цены, и из небытия возникают новые работы. Кроме Шишкина и Айвазовского, умельцы охотно изготавливают свежий русский авангард – тут требуется меньше живописного мастерства. В «Учебнике рисования» Максима Кантора описана целая артель по производству авангарда. Многие персонажи этого написанного практически с натуры романа продолжают работать в современном искусстве и сегодня, как-то не заметив, что все современное, что в нем когда-то было, давно улетучилось...
Предположим утопическую ситуацию. Раз нельзя разом выявить и запретить все до единой подделки, которые, случается, висят и в музеях, можно бы рынок фальшаков — легализовать! На нем найдет себе работу множество невостребованных сегодня выпускников художественных ВУЗов. Не просто намалевать что-то сезаннистское, а сделать нового Сезанна, почти настоящего, — увлекательное дело! Наверняка работы неизвестного пока мастера подделок, который сумеет без фотошопа воспроизвести радиоактивную лунную дорожку Куинджи, пойдут нарасхват. А наиболее духовно богатые станут копировать самое трудное — Малевича, творчески воспроизводя кракелюры и микроскопические неровности красочного слоя, за которыми, как некоторые считают, скрывается переворот в искусстве.
«Черный квадрат» в каждый дом! По Шишкину каждой домохозяйке! Если таким лозунгом будут руководствоваться безвестные мастера культуры, состаривающие свеженаписанных ларионовых и григорьевых, и не более известные подмастерья совриска, изо всех щенячьих сил раз в год выдумывающие что-нибудь «актуальное» для подвальной галереи, если каждый обыватель сможет купить на базаре, а лучше в музее, настоящую, пахнущую свежим маслом недорогую копию Матисса — в спальню, Гончаровой — на кухню, Дейнеки — в кабинет, а в сортир Рихтера, вот тогда искусство проявит свою истинную ценность. Не знаточескую, не инвестиционную, а простодушно-художественную.
Изображение: альманах «Мой журнал для немногих», 1914 г.
Современное искусство, облагороженное прошедшими с его расцвета десятилетиями, уйдет в DIY-сферу. Будут продаваться наборы «Сделай сам» в ассортименте: с герметичной баночкой — «Пьетро Манцони», с алюминиевой кастрюлькой, мухой и трафаретом — «Илья Кабаков», с зеркальцем и одноразовой фотокамерой — «Франсиско Инфанте».
Но это лишь утопия. В заведомо поддельных григорьевых инвестировать не получится.
А на сегодня в сухом остатке — уничтоженная репутация Елены Баснер, автора безошибочного радиоуглеродного метода определения поддельных живописных полотен, написанных после 1945 года, потерявшая свою сумасшедшую цену подделка высшего качества «В ресторане» и не подвергаемый сомнению музейный статус ее возможного оригинала «В парижском кафе», которого так никто и не увидел: говорят, прямо из запасников Русского музея картину отправили на выставку куда-то в Аргентину.