«Мы сохраняем позицию главного кинофестиваля страны» Интервью с программным директором 36-го Московского международного кинофестиваля профессором Кириллом Разлоговым

Перед открытием 36-го Московского международного кинофестиваля его программный директор, киновед и культуролог профессор Кирилл Разлогов, рассказал «Ленте.ру» о киноманах, кинокритиках и евразийском взгляде на искусство кино.

Кирилл Эмильевич, не секрет, что вес Московского форума в последние десятилетия существенно снизился по сравнению с тем, каким он был в советские годы. С чем это связано? Какова значимость ММКФ на  кинематографической карте нашей страны, да и вообще в мире?

На общекинематографическом фоне ММКФ нужен, потому что он дает специфический взгляд на кинопроцесс с той территории, на которой мы работаем. Она обычно называется Евразией. Можно это называть бывшим Советским Союзом,  республиками бывшего СССР или как-то еще, но все мы сформированы в известной мере советской культурой. Мы знаем, что в  постсоветском пространстве появилось «постколониальное» кино, которое  представляет немалый интерес в мире.
Так же, как Шанхайский фестиваль представляет взгляд на кинопроцесс из Китая, фестиваль в Гоа — из Индии, фестиваль в Карловых Варах – это взгляд из Центральной Европы и так далее, то мы и наша культура объединяем очень большую территорию. И было бы странным не иметь собственного солидного международного смотра. Я перечисляю только фестивали класса «А». Это условное название, в настоящий момент оставшееся только в журналистском словаре, но по сути класс «А» означает, что фестиваль должен иметь международный конкурс не менее чем из 12-ти картин из разных стран, международное жюри и, главное, официальную поддержку на государственном уровне. Фестиваль класса «А» может проводиться только в той в стране, где есть многолетняя кинематографическая традиция. Сформированный по этим правилам, такой форум должен быть единственным в стране. Поэтому, например, Шанхай не хочет уступать  пальму первенства Пекину, который со своим фестивалем борется за звание самого представительного в регионе, но при этом не «А-классный».

Что касается внутренней функции нашего фестиваля, она осталась прежней. В советское время это был показ фильмов, которые не допускались до проката по цензурным соображениям. Cейчас — тех, что не попадают на экран по соображениям  коммерческим, так как они недостаточно прибыльные.  Естественно, в силу этого аудитория ММКФ по сравнению с советским временем значительно сократилась. Да, сохранился костяк из киноманов, но по данным социологов таких зрителей от трех до семи процентов от всей аудитории. К тому же сегодня осложнен приезд гостей из других регионов страны и государств ближнего зарубежья ввиду дороговизны авиабилетов, чего не было в советское время. Поэтому ажиотажа, который был в те годы, когда со всех концов приезжали толпы киноманов и заранее скупали абоненементы, конечно, давно нет. Но еще достаточно много людей, ценящих кино как искусство. Они нуждаются в том, чтобы видеть редкие картины. И маленькие московские фестивали, типа 2morrow или 2 in One, и региональные, скажем, во Владивостоке, в Ханты-Мансийске, на Сахалине и т.д., по всей стране ведут просветительскую работу. Тот факт, что у нас много различных, в том числе международных фестивалей, я расцениваю положительно. Естественно, возрастает конкуренция, но я думаю, что на сегодняшний день мы сохраняем свою позицию главного кинофестиваля страны.

Каковы основные особенности нынешнего, 36-го фестиваля?

В этом году мы приняли сознательное политическое решение — стали привлекать значительно больше экспертов из разных областей кино и смежных искусств, которые делают отдельные программы. Ольга Шишко курирует Медиафорум; Михаил Ратгауз делает с институтом Гете программу фильмов о Берлине; Татьяна Ветрова и наша коллега из США Сильвия Перель сформировали программу латиноамериканского кино, и так далее. Те упреки, что некогда справедливо адресовались отборочной комисссии, дескать, это такая масонская ложа, мол, собрались несколько человек и держатся двумя руками за монополию — сегодня полностью утратили актуальность. Мы более чем открыты по отношению к нашим коллегам, готовы принимать самые разные предложения о специализированных программах, тотально внедряем институт кураторства отдельных показов, даже если это не всегда, как мне кажется, успешно. Скажем, тот же Стас Тыркин, который с этом году входит в отборочную комиссию и делает свою программу «Missing pictures»... В его деятельности есть вещи, с которыми я лично не всегда согласен. Например, он утверждает, что две картины – Алехандро Ходоровски «Танец реальности» и Алессандро Комодану «Лето Джакомо» как бы открыты заново, тогда как они уже показывались на многих фестивалях в России и за рубежом, он просто этого не знает. Но мы все равно делаем эту программу и она будет, я уверен, пользоваться большим успехом.

А каковы ваши взаимоотношения с председателем отборочной комиссии этого года, известным кинокритиком Андреем Плаховым? У вас нет разногласий?

С моей точки зрения, наше взаимодействие весьма успешно, мы замечательно дополняем друг друга. Плахов подходит к отбору как критик, то есть он оценивает каждую отдельную картину с точки зрения ее качества. А меня больше интересует программа в целом. Поэтому, когда мне начинают говорить о какой-то оценке... Это субъективный взгляд отдельно взятого человека, пусть даже и специалиста. У Андрея Плахова хороший вкус и понимание современного кинопроцесса, поэтому его оценки фильмов очень ценны. Мне же важно выстроить программу в целом, чтоб было взаимодействие различных ее частей. Понятно, что председателю отбора хочется, чтоб в конкурсе были самые лучшие картины, поэтому мы органично, как мне кажется, дополняем друг друга. В силу того, что у нас разные подходы, мы часто спорим и иногда возникают проблемы, но обсуждение этих разногласий идет на пользу фестивалю. Точно так же в рамках самой отборочной комиссии сталкиваются  точки зрения, и именно это делает нашу работу такой интересной.

Скажем, картина Нури Бильге Джейлана «Зимняя спячка», которая резко отрицательно оценивается критиком Антоном Долиным или французской газетой Figarо, получила главный Каннский приз в этом году. Мы ее, кстати, обязательно покажем на фестивале в одном из ночных просмотров.

Кроме фестивальной программы, ММКФ представляет большое число параллельных мероприятий. Какие из них вы могли бы отметить особо?

Наш киносмотр существует не только в кинематографическом контексте, и не только в политическом контексте, но и в контексте культуры в целом. Поэтому те разделы фестиваля, которые эти мосты перекидывают, для меня особенно важны. Это в первую очередь касается программы Медиафорум, которая связана с видеоартом, то есть с актуальным изобразительным искусством. А также  программа «По ту сторону. Игровой/ неигровой», которая названа цитатой из Эйзенштейна,  в ней показываются фильмы, выходящие за рамки наших представлений о том, что такое игра в кино. Здесь много экспериментальных лент, есть картины, которые очень трудно определить с точки зрения жанра, эта программа перекидывает мостик от основной программы фестиваля к Медиафоруму. То есть мы демонстрируем работы, которые взращивают среду актуального искусства, хотя  к кино она, как правило, относится снисходительно и пренебрежительно, несмотря на то, что кинематограф сегодня подкармливает актуальное искусство в значительно большей степени, чем его представители это осознают.

В последнее время можно услышать разговоры, что в связи с принятием законов, ограничивающих употребление неформальной лексики в художественных произведениях, а также направленных против пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений, московский фестиваль снова вернется к формату проведения раз в два года? В фестивальном кино ведь очень часто можно встретить подобное.

Нет-нет, я думаю что фестиваль будет по-прежнему проходить каждый год. По проекту закона о культуре, который сейчас обсуждается, для фестивалей существует изъятие из принципа получения разрешительного удостоверения на показ картин, поскольку речь идет о разовых показах. Конечно, если после этого лента приобретается для проката в России, то необходимо приобретать удостоверение. Более сложный вопрос связан с нецензурной лексикой и разного рода эпизодами, которые могут шокировать обывателей. Здесь наиболее разумной мне представляется позиция советника по культуре при президенте РФ Владимира Толстого, который считает, что нельзя к крупным произведениям искусства подходить с мерками мелочной цензуры, как к бытовому поведению или к произведениям заурядным. Если есть художественная логика в использовании запретных элементов, то они перестают быть таковыми, а вписываются в художественную структуру вещи. Это так же и моя давняя позиция, но, учитывая, изменившийся законодательный фон, очень приятно, что ее разделяют высшие культурные инстанции.

Но неискушенный зритель ведь может покупать билеты на фестиваль и неожиданно все это «запретное» увидеть?

Да, ведь фестивали проводятся для зрителей. Поэтому, когда они покупают билеты, то знают, что именно эти фильмы они потом могут не увидеть в прокате. Собственно ради этого и покупаются билеты на просмотры. Публика приходит смотреть что-то исключительное. Это не всегда исключительно нецензурное. Исключительное по тематике, по содержанию, по тому, что это может быть не интересно обычной аудитории кинотеатров, в основном состоящей из подростков. Просто в советское время публика на ММКФ жаждала посмотреть голливудские блокбастеры, которые были запрещены,а сейчас она ходит смотреть изощренный артхаус, который не чтобы запрещен в России, но его никто не покупает в прокат, потому что это убыточно.

А что с нашумевшим «Левиафаном», получившим приз в Канне? Там много обсценной лексики. Покажете?

Не уверен. Этот фильм был показан на фестивале «Кинотавр» и мы договорились с продюсерами, с Александром Роднянским, что его покажут в рамках Российской программы, которая идет по традиции в Доме кино. Но авторы не очень хотят показывать это кино в той проекции, которая обеспечивается старым залом Дома и, скорее всего, его покажут в «Октябре», во время, но вне рамок ММКФ.

А не сталкивались ли устроители с проблемами по поводу гей-пропаганды, которой столь пристальное внимание уделяют наши законотворцы? Ведь многие зарубежные фильмы не чураются этой темы, скорее напротив, она в мировом тренде.

Нет, тут проблемы я не вижу, поскольку это при всех случаях никогда не является пропагандой. У нас, скажем, будет в программе того же Стаса Тыркина две картины одного из самых ярких, чуть не сказал пропагандиста... представителя канадского гей-комьюнити Брюса ЛаБрюса «Геронтофилия» и «Лунный Пьеро». Это часть современной кинокультуры, никуда не деться. У нас будет не очень удачная, на мой вкус, но показанная в Сандэнсе картина «Потаскушки», которая касается лесбийской тематики. Мы не специально вытаскавали на свет такие фильмы, просто они — очень существенная часть мирового кинопроцесса. Короче говоря, никаких поправок на этот счет при составлении программ сделано не было, главным критерием остается художественное качество фильмов и их релевантность и репрезентативность по отношению к кинопроцессу у нас в стране и в мире. Все остальные соображения появятся, когда фильмы начнут выходить в прокат.

Год от года, как мы видим, вам все сложнее приглашать мировых звезд, тогда как Каннская красная дорожка полна ими. Не связано ли это с общим похолоданием международного климата?

Я думаю, что до такого климата, который был в период холодной войны и при Брежневе, нам еще пилить и пилить. А помните, сколько звезд тогда к нам приезжало? Я не вижу никакого особого влияния на ММКФ этого года, во всяком случае что касается картин — это вообще никак не сказалось, что касается людей, да, чувствуется, что отказов стало немного больше, хотя, как правило, в письмах они мотивируются второстепенными причинами, болезнями, срочными съемками, невозможностью получить вовремя визу — что есть главное препятствие для иностранцев. Хотя особых сложностей для иностранных звезд нет, они предпочитают приезжать не на показы Московского фестиваля, а на премьеры голливудских картин. Поэтому для того, чтобы увидеть великих звезд, не нужен ММКФ, нужны кинопремьеры.

К сожалению, многие сталкиваются не только с субъктивными препятствиями, но и с объективными, связанными с нелепым порядком финансирования фестиваля, когда он не может готовиться в течение всего года, когда нельзя строить планы на несколько лет вперед, когда ты ведешь эту работу на свой страх и риск, не будучи уверенным в том, что она будет реализована. Есть очень много препятствий, которые не от нас зависят.

А с точки зрения простого зрителя, какие несколько фильмов обязательно нужно посмотреть?

Трудно судить, потому что для разной аудитории нужны разные фильмы. Когда ко мне приходит сотрудница фестиваля и просит посоветовать картину, я отвечаю: для кого? Для вашего сына-подростка или для вашей мамы? Это будут совсем разные картины, разные программы. Все очень индивидуально. Есть 3-4 ленты на каждом фестивале — абсолютные шедевры, мимо которых нельзя пройти. Это редко конкурсные фильмы, как правило это те, которые уже получили призы на других фестивалях. Приблизительно 20-30 картин высокого художественного качества, 50 картин, по поводу которых можно спорить, ну и какое-то количество фильмов ниже среднего уровня. Мне наиболее интересно смотреть программу короткометражных фильмов, потому что там я надеюсь открыть что-то новое. А дальше впечатление каждого человека о фестивале зависит от того, приходит он на фестиваль и видит эти три шедевра и еще два фильма, которые соответствуют его личным вкусам (прекрасный фестиваль) или видит пять картин среднего и ниже класса, пропуская мимо шедевры, и у него ощущения прямо противоположные. Поэтому наша задача — ориентировать зрителя так, чтобы он знал, в каком разделе лежат те фильмы, которые могут его заинтересовать. А это уже адресная работа, где нашими помощниками должны быть журналисты, дающие представление о программе.

И все же остается спросить у вас, как у одного из вдохновителей этого фестиваля: какова его главная идея?

ММКФ -– это комбинация двух фестивалей. Один рассчитан на внешний мир: это конкурс, это мировые и европейские премьеры. Та территория, на которой мы вступаем в конкуренцию с другими смотрами, как правило проигрывая главным – Каннам и Венеции. Мы с переменным успехом конкурируем в другими крупными фестивалями, включая Берлинский, Карловы Вары, Локарно и т.д.

Другая территория внутренняя — мы расширяем диапазон фильмов, доступных нашему зрителю. Здесь задачи совершенно другие: показать лучшие картины, показать ленты, судьба которых в силу современного законодательства представляется рискованной, картины поискового характера, которые не выйдут в широкий прокат.

В мире в год производится около 6 000 игровых полнометражных фильмов. B них порядка 600 демонстрируется в нашем прокате. Среди оставшихся 5400 есть приблизительно 100-150 фильмов, находящихся в фестивальном обороте, т.е. признанных высококачественным продуктом. Вот эти произведения мы должны открывать, популяризировать и показывать в первую очередь. Это и есть наша основная идея.