В Мещанском суде Москвы продолжается рассмотрение дела о нападении на художественного руководителя балета Большого театра Сергея Филина. Сегодня, 25 ноября, показания дал самый статусный свидетель, нынешний и.о. ректора петербургской Академии русского балета имени Вагановой Николай Цискаридзе. Он защищал Павла Дмитриченко (его считают заказчиком нападения на Филина) и говорил о том, что Филин создал в театре абсолютно невыносимую атмосферу скандалов, склок и интриг. Допросил суд и самого Дмитриченко, который свою вину признал лишь частично. Он действительно несколько раз общался с Юрием Заруцким (предполагаемый исполнитель преступления), который рвался «поговорить» с Филиным. Дмитриченко сообщил, что ему и в голову не могло прийти, к каким последствиям приведет этот «разговор». Корреспондент «Ленты.ру» наблюдал за выступлениями Цискаридзе и Дмитриченко.
«Всегда орал и всех оскорблял»
Павел Дмитриченко признал себя частично виновным. По большому счету, это было признание в собственной недальновидности и безответственности. Поскольку перед этим 12 свидетелей (в основном, артисты Большого театра) буквально спели осанну в его адрес. О том, что он неконфликтный, ответственный, заботливый друг и неравнодушный коллега с обостренным чувством справедливости, которое и приводило его к конфликтам с Сергеем Филиным, да и то — это не конфликты были, а так, рабочие моменты. Дмитриченко похвалили за все, за что только можно похвалить. В детстве он плакал, когда умерла его собака — о какой жестокости тут может идти речь? «Его стараниями построили мост к нашим дачным участкам и к старому муниципальному кладбищу, — рассказал корифей балета Большого театра Василий Жидков. — Так вот, после этого кладбище начало расширяться!» «Будет большим упущением погубить такого артиста», — увещевал суд еще один артист балета Евгений Сазонов.
Самый статусный свидетель, бывший премьер балета Большого театра, а ныне и.о. ректора Академии русского балета имени Вагановой в Петербурге Николай Цискаридзе заявил, что помнит Дмитриченко еще мальчиком. В 2004 году Цискаридзе был у него педагогом-репетитором. «Я ему помогал, — рассказывал Цискаридзе. — Говорил, что данные у него есть, нужно только много работать. [Он] начал танцевать небольшие роли, потом мы часто выступали в одних спектаклях. Он почти всегда был отрицательным героем, а я положительным».
Сергея Филина Цискаридзе тоже помнит еще мальчиком — они знакомы с середины восьмидесятых. Но о Филине, который пытался выдавить Цискаридзе из театра и добился-таки своего уже после нападения, у бывшего премьера светлых воспоминаний не осталось. Цискаридзе сказал, что всеми своими ролями Дмитриченко обязан балетмейстеру и художнику-постановщику Юрию Григоровичу — ведущий солист был на первых ролях во многих его постановках. Филин же Дмитриченко только «мешал». «Был в канцелярии и невольно стал свидетелем отвратительной сцены, — делился Цискаридзе. — У Филина не получилось оказать протекцию своей паре, и на спектакль поставили Павла и Анну Никулину. И вот я видел, как после этого Паша [Дмитриченко] выбежал из кабинета Филина, а вслед ему неслась нецензурная брань: я тебя накажу, я тебя натяну».
Рассказал Цискаридзе и о том, что Филин несколько раз шел на беспрецедентные шаги и снимал Дмитриченко со спектаклей, когда уже были выпущены афиши с его фамилией. «Каждый такой случай до прихода Филина был ЧП, — сокрушался Цискаридзе. — Павел жаловался [бывшему генеральному директору Большого театра Анатолию] Иксанову, но тот не хотел ему помогать».
Говорить так долго не о собственной персоне Цискаридзе не привык, поэтому пожаловался суду, что и по отношению к нему Сергей Филин был совсем не добр. «Он с первого дня начал собирать на меня любую информацию, чтобы наложить взыскание и впоследствии уволить», — жаловался он. Бывший премьер оговорился, что как актер Сергей Филин был великолепен («Лучшего Ромео я не видел!»), но вот как руководитель отличался «позерством и истеричностью, допускал передразнивания, сальные шутки, всегда орал и всех оскорблял». «Огромное количество раз он орал лично на меня. Интриговал, чтобы от меня отказались мои ученики. Если те не слушались, их снимали с ролей», — говорил Цискаридзе.
«Я Сережу знаю очень хорошо, и поэтому просто прекратил с ним общаться. Он только звонил, чтобы сказать, на какие даты у меня назначены спектакли. Эту информацию всегда надо было перепроверять. Потому что Филин мог назвать мне одну дату, а спектакль поставить на другую. Намеренно путал, чтобы подловить на прогуле», — поведал среди прочего Цискаридзе. Рассказал еще пару историй о том, что в театре при Филине «расцвело кумовство», и о том, что общаться с начальством со спрятанным в кармане диктофоном, а потом бежать с этой записью к еще более высокому начальству считается в театре вполне нормальным тоном.
Доложил Цискаридзе и о своей ученице Анжелине Воронцовой. У нее и так уже были непростые отношения с Филиным, а потом она начала встречаться с Дмитриченко. «Они с Павлом пришли ко мне после спектакля, рассказали, что они теперь вместе. И едут в Венецию. У меня было ужасное настроение. Я думал: господи, несчастная Анжелина. Два главных врага Филина, и оба сошлись на ней», — сказал Цискаридзе. И тут же добавил, что Филин имел «определенного рода интерес» к Воронцовой на протяжении многих лет: «Пока я хоть раз не поженюсь на Воронцовой, она не станцует — эту фразу Филина мне передавали не раз».
Филин в прошлом году организовал собрание, где пытался начать сбор подписей за увольнение Цискаридзе. «Я испытал шок, но после этого Сергей стал мне безразличен. Конечно, я испытал ужас, узнав, что с ним случилось. Но потом смотрю — он уже через несколько дней начал раздавать интервью. И я успокоился, мне доводилось читать истории про то, что серная кислота имела для людей гораздо более серьезные последствия», — заключил Цискаридзе.
— Подсудимые, вопросы к свидетелю есть?
— Нет, нет, нет, ваша честь! — подсудимый Заруцкий испуганно отодвинулся подальше, насколько это позволяла клетка.
Анжелина Воронцова пришла в суд как на праздник, широко улыбаясь не только Дмитриченко, но и вообще всем. Когда-то она училась в воронежском балетном училище, и на межрегиональных балетных конкурсах ее заметили Николай Цискаридзе и Сергей Филин. Филин специально приехал в Воронеж, чтобы уговорить ее перевестись учиться в Москву, а затем начать танцевать в театре Станиславского — Немировича-Данченко, где он тогда работал худруком. Матери Воронцовой за счет театра сняли комнату в Москве. Однако с этим театром у Воронцовой не сложилось — перед одним из конкурсов получил травму ее партнер. Филин не смог подобрать ей другого, она нашла его сама, только это был уже партнер из Большого театра. И в итоге, окончив учебу, Воронцова пошла танцевать туда. Сергей Филин, по ее словам, «вероятно, был обижен».
Приход Филина в Большой радости ей никакой не доставил. Ее снимали с ролей. А однажды, уверена Воронцова, Филин подставил ее перед организаторами американских гастролей: обещал сказать, что она поедет, а на самом деле сказал, что она отказывается; отношения с организаторами гастролей были испорчены. Лишения вместе с ней терпел и Дмитриченко. «Когда "Баядерку" переносили на основную сцену, Павел должен был играть главную роль, и уже примерил сшитый для него костюм главного персонажа. А когда пришел на вторую примерку, то ему дали костюм раба — это роль второго плана. Вот так Павел от костюмеров узнал, что снят с главной роли», — рассказывала она.
Об обстоятельствах преступления Воронцова ничего не знала. Выяснила детали только после ареста Дмитриченко в марте этого года. Сейчас она уехала в Петербург и работает примой Михайловского театра.
«Чтобы женщин не обижал и артистов не трогал»
Павел Дмитриченко давал показания в общей сложности два дня. Суммарно его допрашивали больше пяти часов. В одной руке он держал тетрадь с тезисами, другой рукой сам держался за решетку клетки. Он начал издалека и рассказал, что летом 2011 года возле продуктового магазина «Центурион» в селе Новый быт Чеховского района познакомился с Юрием Заруцким. Узнав, что Дмитриченко с товарищами строят здесь дачи, Заруцкий помогал находить стройматериалы подешевле; когда понадобилось помещение в аренду — пытался помочь и с этим. За эти услуги Дмитриченко платил ему от 500 рублей до полутора тысяч. Заруцкий поздравлял Дмитриченко с праздниками, что всякий раз удивляло солиста балета, потому что дружбы, да и вообще особых отношений с Заруцким он не искал.
Параллельно Заруцкий страшно заинтересовался событиями в Большом театре, Дмитриченко подробно ему рассказывал о конфликтах в труппе и с руководством. В разговорах все чаще всплывала фамилия Филина, и Заруцкий в шутку, как показалось Дмитриченко, начал предлагать: да давай я подъеду и набью ему морду.
Отношения Дмитриченко и Филина, тем временем, стремительно портились. Солист заявил, что карьерой он обязан не Филину, а легендарному балетмейстеру Юрию Григоровичу. «Никто в театре не знал, что я продолжаю помогать ему. Филин мне говорил: я тебя снял со спектакля, потому что накануне посоветовался с Григоровичем. Да я накануне сам у него дома сидел и что-то ничего мне Григорович не рассказывал. И это только один пример. Филин понимал коллектив как кукол Карабаса-Барабаса», — давал показания Дмитриченко.
Вспомнил он и о конфликте на репетиции «Жизели». Об этом в суде рассказывал еще сам Филин; его интерпретация была такой: когда он увидел, что артисты работают вполноги, сделал им замечание — за что Дмитриченко прочитал ему со сцены целую отповедь. По версии самого солиста, конфликт был неизбежен, потому что замечание Филина звучало следующим образом: «Если вы не закончите танцевать вполноги, я вас уволю и наберу уродов, которые, в отличие от вас, меня будут слушать беспрекословно».
Павел Дмитриченко
Фото: Сергей Карпухин / Reuters
При этом чем больше выяснял о Филине Заруцкий, тем сильнее росло в нем желание разобраться с этим человеком. Дмитриченко сказал, что не воспринимал знакомого всерьез и относился к этим разговорам как к шутке. Однажды по просьбе Заруцкого Дмитриченко купил ему мобильный телефон (тот сказал, что в Москве они дешевле). Передача аппарата состоялась на Садовом кольце, рядом с Троицкой улицей, где жил Филин. Узнав об этом, Заруцкий сказал: «Ну давай, показывай дом». Спрашивал, есть ли там видеокамеры. Тогда же, в ноябре 2012 года, попросил у Дмитриченко 150 тысяч рублей в долг, но Дмитриченко дал только 50 тысяч (о чем есть расписка).
Перед Новым годом произошел последний конфликт Филина и Дмитриченко. Это случилось на заседании комиссии по распределению грантов артистам (грантами в Большом называют квартальные премии; их размер зависит от занятости артиста, сложности исполняемых партий и так далее). Дмитриченко обнаружил, что средства полагаются нескольким артистам за месяцы, когда они еще не работали в Большом театре; он также настоял, чтобы хотя бы минимальные премии достались не занятым в спектаклях артистам, ведь они не сами себя назначают и зависят от руководства. Комиссия проголосовала за оба этих решения в пользу Дмитриченко, чем взбесила Филина.
В начале десятых чисел января 2013 года Заруцкий вновь позвонил Дмитриченко, продолжал рассказывать солист Большого. Спросил, не обижает ли его Филин. Услышал, что обижает, и попросил еще десять тысяч рублей в долг для друга. Вечером 15 января эти деньги Дмитриченко передал третьему подсудимому по делу, Андрею Липатову.
17 января вечером Дмитриченко и свидетель по делу, артист Батыр Аннадурдыев собирались в Чеховский район — заплатить зарплату сторожам, отвезти корм двум алабаям, которые охраняли дачи, и встретиться с местным юристом. Заодно Дмитриченко написал смс Заруцкому, сказал, что приедет. Но тот ответил, что находится по делам в Москве. Вскоре между ними состоялся и телефонный разговор. «Я Филину сегодня морду набью», — обещал Заруцкий. Дмитриченко, полагавший, что шутки продолжаются, сказал: «Давай, только не сильно». Ведущий солист явно был заинтригован происходящим. Потому что еще с парковки Большого театра позвонил Заруцкому и сообщил, что автомобиль Филина выехал и, теоретически, он скоро будет дома.
Следующий телефонный разговор между ними состоялся, когда Дмитриченко и Аннадурдыев уже выехали из центра Москвы на Варшавское шоссе. Заруцкий сказал, что им с Липатовым нужны деньги на бензин и попросил вернуться в центр города. Дмитриченко согласился: ему было интересно, как он выразился, «состоялся ли между Заруцким и Филиным разговор». Солист Большого подсел в машину, где находились Липатов и Заруцкий. Заруцкий жестом показал ему удар по челюсти и сказал, что все состоялось. Затем взял у Дмитриченко телефон, достал свой и разломал их оба. «Меня напряг этот момент», — сказал солист.
До дачи артисты так и не доехали из-за снегопада и пробок. Дмитриченко на такси приехал к дому своей подруги Анжелины Воронцовой. Ночью ей позвонил Цискаридзе и сказал: Филина облили серной кислотой. «У меня был шок, я бросился читать интернет, там только об этом и пишут. Было страшно», — описывал Дмитриченко свои чувства.
На следующий день он поехал на дачу и там, как обычно, у магазина «Центурион» встретил Заруцкого. «Юра, это ты сделал?» — спросил Дмитриченко, на что Заруцкий ему ответил: «Да ерунда, это не серная кислота, а электролит из аккумулятора». «Ты говоришь одно, а по телевизору — совсем другое. Пошли вместе в полицию», — предложил Дмитриченко, после чего Заруцкий схватил его за горло и пообещал, что если солист Большого театра попробует сделать это, то с его девушкой будет то же самое, что и с Филиным. Дмитриченко сказал, что больше видеть и знать его не хочет.
Заруцкий во время этих показаний согнулся чуть ли не вдвое, его плечи дрожали, лицо он прятал. «Такая вот ситуация была», — закончил Дмитриченко свой рассказ.
Гособвинитель попросила зачитать почти все показания, которые Дмитриченко дал на следствии. Принципиально нового там ничего не было. Разве что в разных допросах фигурировали три разных даты, когда Дмитриченко дал 50 тысяч Заруцкому. И всякий раз следствие утверждало, что это оплата за «заказ» Филина. Дмитриченко категорически воспротивился. Он вновь и вновь говорил, что деньги давал в долг. При этом один из допросов состоялся после того, как солист больше 16-ти часов просидел в полиции без еды и сна — и потом подписывал, не читая, все протоколы допросов.
По большому счету, показания Дмитриченко на следствии добавили к истории только точный диалог, который состоялся между ним и Заруцким в автомобиле Липатова вскоре после преступления. «Ну как там?» — спросил Дмитриченко. «Я его захерачил», — ответил Заруцкий.
— Какую цель вы преследовали всем этим? — спрашивала судья Елена Максимова.
— Я думал, Заруцкий просто поговорит с Филиным и тот испугается. Чтобы впредь он женщин не обижал и артистов не трогал.
— Вы понимаете, что даже если просто просили Заруцкого ударить Филина — это тоже уголовное преступление? — с некоторой даже жалостью спрашивала Максимова.
— Нет, не понимал. Я вообще не понимал, что все это так сбудется в реальности, — ответил подсудимый.