Нобелевская премия по литературе в 2013 году досталась 82-летней канадке Элис Мунро — признанному классику англоязычной литературы. Мунро начала писать свои рассказы после того, как, став домохозяйкой и родив троих детей, она к началу четвертого десятка впала в глубокую депрессию. Спасением стало решение открыть книжный магазин: окружив себя книгами и посетителями, рассказывавшими их простые истории, Мунро вскоре осознала свое призвание. С тех пор на ее счету 14 выпущенных книг и престижные канадские и мировые награды. Для главной литературной премии мира, проповедующей ценность литературы, лучше жизненного сюжета, кажется, не найти.
Нобелевская премия — как и вообще любая литературная награда — может решать разные задачи. Допустим, политические: недавний пример тому Мо Янь, первый лауреат из КНР. Премия по литературе в этом случае как бы заменяет премию мира: раз уж последняя народы между собой все больше ссорит, то пусть хоть литература мирит. Это, может быть, и неплохо, но к достижениям в словесности отношение имеет небольшое. Еще премия может воздавать по заслугам; пример — Тумас Транстремер, награжденный в 2011-м. Нобелевка как награда в данном случае абсолютно адекватна масштабу таланта; но ничего к славе шведского поэта она не прибавит (sapienti уже давно sat), и много новых читателей автору не для всех вряд ли добавит.
Третий пример — это Элис Мунро и есть. Можно предположить, что тут основная цель награждения — рассказать о заслуженном авторе тем, кто о ней еще не знает; в частности, стимулировать переводы на другие языки (а по-русски отдельного издания канадской писательницы все еще нет). Статус классика за Элис Мунро закреплен давно: никто из критиков, пожалуй, не станет говорить, что не слышал этого имени, как это было с Гертой Мюллер; никто не сочтет ее легковесной, как, например, итальянца Дарио Фо; наконец, никто не обвинит ее в порнографии, как Эльфриду Елинек. Тем не менее, классиком Мунро считалась все больше по умолчанию; теперь же есть основания полагать, что Мунро будут больше и переводить, и издавать. Так, британские книготорговцы уже настроились на рост продаж, которого им не дали Мо Янь и Леклезио; нынешний же лауреат тем, кто читает по-английски, хорошо знаком.
Что еще важного сделал Нобелевский комитет, так это реабилитировал рассказ: ранее среди прозаиков, получивших Нобеля, не было ни одного без романа — а именно такова Мунро. «Годами я думала, что рассказы — это только разминка перед романом, — рассказывала она в интервью The New Yorker. — Затем я поняла, что они это все, на что я способна, и смирилась. Надеюсь, мои усилия вложить как можно больше в рассказ компенсируют это». Награждение писательницы без романа точно неслучайно, Нобелевский комитет давно не был столь сух и предельно конкретен в формулировках: «мастеру современного рассказа» — это вам не «галлюцинаторный реализм» Мо Яня или «детальная картография структур власти» Варгаса Льосы.
Впрочем, всеобщую усталость от романа — европейского, англосаксонского, латиноамериканского, любого — шведские академики тоже заметили не в числе первых: они плетутся в хвосте у Международного «Букера», премии, ставшей очевидной соперницей Нобелевки. В 2009 году ее жюри уже наградило Элис Мунро, а в 2013-м — американку Лидию Дэвис, автора совсем уж коротеньких рассказов. В нынешнем решении Нобелевского комитета много пользы: поворот от романного письма — очевидный способ обновить современную прозу. Кроме того, рассказы, что хорошо, требуют больше интеллектуального (критического, филологического) труда: остальных лауреатов жадные до денег издатели могли не задумываясь переводить романами, теперь же будут нужны люди, которые возьмутся за неторопливое и осмысленное составление сборников избранного Мунро. Небольшой объем произведений и богатый выбор может привлечь к переводу признанных мастеров или популярных национальных писателей. Наконец, брэнд-клеймо «лауреат Нобелевской премии по литературе» несомненно обратит к жанру рассказа взоры и простых читателей, пришедших в книжный магазин.
Мунро — первый канадский писатель в истории Нобелевской премии по литературе; американский еврей Сол Беллоу, родившийся в Квебеке, не в счет. Таким образом, нынешнее решение Нобелевского комитета фактически лишило шансов на премию другую заслуженную канадку, Маргарет Этвуд; та, впрочем, узнав о награждении Мунро, написала в своем твиттере «Урааа!» Еще Мунро — всего лишь 13-я женщина, получившая литературного Нобеля. Журналисты, разбудившие писательницу дома у дочери, очень огорчили ее этим сообщением.
Навязло уже в зубах емкое определение творчества Мунро, данное американской писательницей Синтией Озик — «наш Чехов». Тем не менее, оно важно. И даже не в том смысле, что таким образом Нобелевский комитет через голову канадки награждает самого Чехова (Антон Павлович не получил премию из-за того, что в первые годы своего существования комитет излишне строго следовал заветам Альфреда Нобеля о писателях идеалистического направления). Важно, какому типу творчества сейчас отдается должное. Чехов для нас — это тонкость и безжалостность анализа, парадоксально уживающаяся с состраданием к человеку; следствие этого — запрет на фальшь. «Маленькие люди, большие чувства, — объяснял прессе выбор Мунро постоянный секретарь Нобелевского комитета Петер Энглунд. — Фантастическое описание обычной жизни». Это и правда резкий разворот, учитывая предыдущие выборы комитета — постколониальная, мифологическая, экзотическая, порнографическая, постмодернисткая проза.
Мунро пишет про маленькие города своего родного Онтарио; в этих маленьких городах мало чего происходит — и в рассказах Мунро тоже. Зато она детально останавливается на психологии женских персонажей — они, безусловно, главные в ее прозе; источником вдохновения писательница называет свою мать. Мунро внимательно документирует развитие женской сексуальности. Сосредоточенность на тематике отражают и названия ее произведений, самое яркое и знаменитое из которых — «Жизни девочек и женщин» (Lives of Girls and Women, 1971), сборник рассказов с переплетающимся сюжетом, который иногда ошибочно называют романом. Изображая под выдуманным именем себя в детстве, Мунро приходит к выводу, «насколько человеческие жизни скучны, просты, невероятны и непостижимы — глубокие пещеры, скрытые под кухонным линолеумом». С поправкой на гендер и век — очень по-чеховски. Неудивительно, что в поклонники Мунро записался Джонатан Франзен, главный, наверное, современный прозаик США, тоже занимающийся скрупулезным анализом психологии обычных людей. Даром, что его блестящие «Поправки» и «Свобода» — романы под 600 страниц: не только чеховские глубины, но и чеховская краткость кажутся пока что недостижимым идеалом. Мунро к нему приблизилась вплотную.
Премия по литературе — 2013, кажется, входит в прямое противоречие с замыслами Альфреда Нобеля: шведский промышленник планировал награждать выдающихся личностей, чтобы стимулировать их на продолжение подвига. 82-летняя Мунро же летом 2013 года объявила, что уходит из литературы: «Я, скорее всего, больше не буду писать», — сказала она запросто. Таким образом, ее последняя книга «Дорогая жизнь» (Dear Life), очевидно, и вправду последняя. Мунро заявила, что пошла по стопам совсем непохожего на нее американского классика (и другого важного претендента на Нобелевку-2013) Филипа Рота, который объявил о прекращении своего творчества осенью 2012-го, готовясь встретить 80-летие. «Я очень вдохновлена Ротом, — сказала Мунро. — Он выглядит таким счастливым сейчас». Кажется, этот взгляд двух заслуженных писателей друг на друга и на собственный возраст — сюжет для отдельного рассказа; и что он остался ненаписанным — не беда.