Пока кандидаты в мэры Москвы ведут борьбу за самое главное кресло на Тверской, 13, в самой мэрии продолжают трудиться те, кто ежедневно поддерживает жизнедеятельность огромного города. «Лента.ру» разыскала в различных московских департаментах трех молодых чиновников (в возрасте до 30 лет) и поговорила с ними о том, зачем они пошли на госслужбу, чем она отличается от бизнеса, об их рабочем графике, о сложностях в продвижении собственных инициатив и «крыше» от Собянина.
Николай Переслегин, 29 лет, советник председателя Мосгорнаследия
Потом получилось так, что Александра Кибовского назначили руководителем департамента и он пригласил меня. Я в тот момент хотел работать архитектором, но не мог. Я ведь поступил в МАРХИ, на платное. Чтобы оплачивать обучение, со второго курса начал работать в разных архитектурных мастерских. Мне неинтересно было заниматься интерьерами и коттеджами на Рублевке, хотелось заниматься честной архитектурой, но тогда это было невозможно — строили в Москве пять-десять друзей главного архитектора. О качестве этой архитектуры я говорить не буду.
Есть путь борьбы и достижения перемен с помощью резких движений, а есть шанс сделать что-то просто на своем месте на своем участке фронта. Я предложение Кибовского принял и стал его советником. Получается, что, вместе со стажировкой, я в департаменте уже четыре года почти.
Мне очень не нравится, что всегда на работе нужно быть в восемь утра. Рабочий день должен заканчиваться в пять — наверное, нельзя так говорить, но я ни разу в пять не уходил. Не раньше девяти обычно.
Государственная служба отличается от бизнеса достаточно серьезной ответственностью, которая присутствует не только в рабочее время.
Я недавно был на странном мероприятии, которое проводили люди из окружения бывшего строительного комплекса. Мне потом целый день на физическом уровне было противно. Мы просто чуть-чуть забыли уже, какие они неприятные люди. Они ведь город воспринимали как собственную грядку. Они, конечно, никуда не делись, но их все-таки подвинули. Новые люди стараются чинить город и менять качество воздуха в нем — в прямом и переносном смысле.
Все наши инициативы — это ответ на определенный вакуум в культурной атмосфере, связанной с градостроительством. Никто не рассказывал о городе качественно. Поэтому мы обновили журнал («Московское наследие»), повесили QR-коды на здания (с заметками об истории того или иного здания). Всегда есть руководство, всегда есть люди со своей позицией, всегда есть вещи, которые правильными кажутся только тебе. Нужно просто правильно объяснять и дискутировать, уметь презентовать новые проекты. Вот журнал «Московское наследие» существовал десять лет: глянцевый, толстый, с огромным шрифтом золотым. Приходишь, говоришь с юристами, бухгалтерий, тендерным комитетом о том, что нужно его делать по-другому. Тебе говорят, что это невозможно, потому что это невозможно никогда. Есть ведь код бюджетной классификации, ОГРН (основной государственный регистрационный номер), есть тендер, который уже объявлен. Никто не верит, что журнал может стоить дешевле. Дикое количество времени ушло, чтобы убедить.
Изначально инициативы вообще не воспринимались всерьез. Ведь тут есть люди, которые работают уже 30 лет. Они привыкли заниматься любимым, в кавычках, делом. Объявлять тендеры, издавать что-нибудь никому ненужное, устраивать зарубежные выставки. Этих выставок проходило какое-то нереальное количество за огромные деньги — и непонятно зачем. Презентовали Мосгорнаследие. Наверное, все это делалось, чтобы сотрудники за границу ездили.
Инертность огромная. Приходили застройщики и начинали угрожать. Когда была история с домом Кольбе на Якиманке, были прямые угрозы. Компания известная (Capital Group), не имея никакого разрешения, просто долбанула дом красивый. Потом произошло то, что называют «градостроительной революцией Сергея Собянина» — когда мы отозвали все выданные согласования на снос и когда мы разогнали комиссию по сносу. Все наши важные решения поддерживал Собянин. Нам нужна была «крыша», потому что ведь строительное лобби тоже могло заручиться поддержкой влиятельных людей. Ходил в то время со службой безопасности.
Мы расторгли ранее заключенные контракты на два миллиона двести тысяч квадратных метров. Это очень много, и это должно было появиться все не на пустом месте. Это миллиарды долларов, с нами воюют не дети, а серьезные люди. А у нас ведь простых людей в городе нет: за Петей стоит Вася, за Васей стоит Миша. Несладко было.
Сейчас настал момент, когда мне бы хотелось больше заниматься архитектурой. В жизни много обстоятельств, которые очень влияют на твою жизнь. Много случайностей, которые потом становятся частью жизни. Другое дело — нужно делать свою работу честно.
Надеюсь, с памятниками все будет хорошо. И с Москвой будет все хорошо. А мне бы дальше очень хотелось заниматься архитектурой в статусе, независимом от государственной службы.
Евгений Коржев, 29 лет, главный специалист Москомархитектуры
Управление, где я работаю, занимается внеуличным транспортом — то есть, железнодорожным транспортом, метро, трамваями. Мы в системе города определяем пути прохождения новых маршрутов, планируем посадку новых станций, согласование новых станций метро, даже архитектурный вид. В нашем управлении работают шесть человек. Мы занимаемся выдачей граддокументаций, согласованием планировочных решений. Проекты все делаются не у нас. Мы их только принимаем. Мы ставим вместе с НИИ Генплана и Моспроектом-3 задачу, а выигравшая на тендере команда ее осуществляет. Обычно от задачи до начала стройки проходит около года.
Но сейчас появились проблемы из-за публичных слушаний. Жители, как правило, предлагают свои решения проблем, и мы пытаемся поймать среднее. Кажется, вроде бы делается все для жителей, но... Могу привести несколько примеров. Вот есть в Щербинке проблемное место. Там одноуровневый переезд через железную дорогу (имеется в виду дорога со шлагбаумом — прим. «Ленты.ру»). Проблема в том, что там люди стоят по полтора-два часа в пробках. Мы разработали проект расширения дороги, а жители говорят: нет, ищите другие пути. Рассматриваем другой вариант — там другие жители против. И так все время. А щербинский переезд — единственная дорога из многих тамошних поселков. А жители протестуют. Прокладка метро тоже согласуется с нами. Через Ясенево в итоге все согласовали, хотя были большие протесты. Все сделают с минимальными потерями леса.
График у меня — с восьми до 17-ти. Приходится оставаться и позже иногда. Очень мне нравится такой график, вставать не тяжело совсем. Комплекс градполитики старается что-то предпринимать для молодых сотрудников. В этом году проводился День физкультурника. Коллективы соревновались в футболе и волейболе, выезжали иногда на турслеты в подведомственные оздоровительные лагеря. В общем, жизнь как-то теплится.
Мала зарплата, но расти можно. Могу стать начальником отдела, начальником управления.
На самом деле, ничто меня отсюда не тянет уйти в какое-нибудь архитектурное бюро. Плюс работы на госслужбе — это то, что ты встроен в систему, находишься в самом центре событий, видишь всю деятельность по проектированию и изменению своего города. Понимаешь, что от тебя многое зависит. А мне хочется быть в системе. Нет ощущения, что меня ограничивают, что отнимают свободу. Вот проектируешь пешеходный переход и понимаешь, что люди до этого там гибли. И понимаешь, что работаешь на людей.
Как выглядит схема работы по новому проекту? Появляется проект на совещании Москомархитектуры и Мосстройинвеста. Если нет замечаний, проект выносится на рабочую группу градостроительной земельной комиссии. Она работает под председательством Хуснуллина (Марат Хуснуллин — заместитель мэра по вопросам градостроительной политики и строительства). Там выслушиваются замечания и предложения различных департаментов. Если проект одобрен, то он выносится на ГЗК. Там одобряется и отправляется на публичные слушания. Со слушаний возвращается в ГЗК, а потом утверждается уже постановлением правительства Москвы.
Несколько раз в неделю обсуждаем текущие проекты, раз в неделю езжу на штабы по метрополитену и железной дороге, для которых готовлю справки. Своих инициатив не выдвигаю. Не знаю даже, кажется, не было идей, которые я предлагал. Я занимаюсь вопросами, которые на меня возложены.
Алена Еремина, 30 лет, руководитель пресс-службы Департамента транспорта Москвы
График по сравнению с креативным агентством оказался не просто более жесткий, он кардинально отличается. Я встаю в шесть часов утра. У нас рабочие субботы. Рабочий день продолжается до восьми-девяти часов вечера. В креативном агентстве все гораздо более лайт, там не было такого количества работы. Можно было сидеть в фейсбуке, смотреть веселые видео, а сейчас приходишь на работу и практически все эти 12-14 часов в день работаешь. А еще у нас унылые коридоры, поэтому мы повесили у себя в кабинете комиксы со спайдермэном.
Я бы не сказала, что можно как-то делить на плюсы и минусы работу в госслужбе и бизнесе. Разные вещи очень, их сравнивать очень сложно. Можно вот как это описать: как будто ты из какого-то яркого мира попал в мир, в котором есть, скорее, полутона. Краски неяркие, но масштаб задач выше. У пиарщиков, СММщиков есть всегда проблема, что ты не чувствуешь того, что ты делаешь. То есть — делаешь, но не осязаешь пальцами. На госслужбе ты видишь, как каждое действие твое к чему-то приводит. Постоянно работаешь с общественным мнением — и оно отзывчиво. Госслужба интересна масштабностью. У нас очень много проектов, которые нужно объяснять, а ведь что-то новое внедрять всегда очень сложно. Первый мой большой проект — это внедрение московского парковочного пространства. Оно внедрялось в тяжелых зимних условиях между Неглинной, Каретным рядом, Петровкой. Было очень холодно, наши волонтеры по четыре-пять часов стояли. Мы им помогали, объяснили, переодевали. Я сама запарковала сотни людей. Мы две недели с улиц практически не уходили.
Когда я пришла, сразу переделала пресс-службу и набрала новых людей. Когда набирала их, всех проверяли — не может ведь быть иностранных счетов, не может быть бизнеса, можно с административными правонарушениями, кажется, но у меня все чистые. Я создала круглосуточный информационный центр, который сообщает о дорожной ситуации.
Мы создали соцсети с нуля. И твиттер очень активный. Пишут постоянно — вот тут троллейбус остановился, тут пробка. Инстаграм метро завели — выкладываем туда пассажиров разных. Был, например, недавно человек с огромным белым плюшевым медведем.
Если ты правильно обосновал свое решение, то глава департамента не скажет «у-у-у, нет». Это круто, потому что не все департаменты могут похвастаться тем, что они так открыты всему новому. Тем более если есть политическая воля. Тогда инициативы быстро выполняются.
Я, конечно, потеряла свободу. Ну, в том плане, что у меня ни на что больше не остается времени — ни новинки в кинотеатре посмотреть, ни в кафе посидеть, ни провести выходные в Парке Горького. Вот с этим проблема. Но то, что получаешь в ответ — очень интересно. И до тех пор, пока то, что ты получаешь, перевешивает то, что ты теряешь — я не буду переживать. Здесь, конечно, люди не за деньги работают, а за идею.