В четверг в Москве прощаются с советским диссидентом Антоном Антоновым-Овсеенко. Он скончался во вторник, 9 июля, на 94-м году жизни. Сын революционера и дипломата Владимира Антонова-Овсеенко, он пережил гибель родителей в годы «большого террора», а позже сам попал в лагеря. Впоследствии стал заметным деятелем диссидентского движения и обличителем сталинских репрессий, а в 2001-м основал Музей истории ГУЛАГа, которым руководил в течение десяти лет. В последнее время Антон Антонов-Овсеенко был его почетным президентом. Несмотря на почти полную слепоту, в своем музее он проводил два полных рабочих дня в неделю.
Смерть одного из деятелей советского диссидентского движения Антона Антонова-Овсеенко во вторник не заставила федеральные каналы перекроить сетку вечернего вещания. Об Антонове-Овсеенко не говорили и в вечерних выпусках новостей — нигде, за исключением телеканала «Культура». Телеграммы с соболезнованиями его родным и близким направили только врио мэра Москвы Сергей Собянин и постоянное представительство Ингушетии при президенте (в телеграмме говорится: «Ингушский народ испытал на себе все ужасы сталинского режима»; Антонов-Овсеенко «одним из первых поведал миру правду о сталинской эпохе»). Сын одного из лидеров Октябрьской революции действительно больше многих других сделал для обличения грандиозной системы государственного насилия, выстроенной в годы правления Иосифа Сталина и известной как ГУЛАГ.
Антон Антонов-Овсеенко родился в феврале 1920 года в семье одного из предводителей партии большевиков Владимира Антонова-Овсеенко и его жены Розалии (Ружены). В это время отец Антона возглавлял Тамбовский губком, всего через несколько месяцев ему и будущему маршалу Михаилу Тухачевскому предстояло потопить в крови Тамбовское восстание. За плечами Антонова-Овсеенко-старшего к этом времени уже числились и штурм Зимнего дворца (который он возглавлял), и арест и заключение в Петропавловскую крепость министров Временного правительства, и руководство Украинским фронтом в гражданской войне.
Звучная фамилия станет проклятием Антона. В 1924 году, после разгрома троцкистской оппозиции Антонова-Овсеенко-старшего отправили на дипломатическую работу и выслали из Союза; в том же году он разошелся с женой. Розалию арестовали в 1929-м, когда Антону было всего девять лет. Из заключения она так и не вышла — в 1936 году повесилась в ханты-мансийской тюрьме на собственных волосах. Через два года репрессии настигли и отца. Как тогда казалось, Антонов-Овсеенко вернул себе расположение Сталина: в 1936-1937 Владимир Антонов-Овсеенко на должности генконсула СССР в Барселоне изо всех сил помогал испанским республиканцам в войне против националистов. Но и там он дал основания заподозрить его в нелояльности: после конфликта с Москвой, отказавшейся давать добро на союз коммунистов с анархо-синдикалистами, Владимира Антонова-Овсеенко отозвали на родину. 11 октября 1937 года его арестовали, а в 1938-м расстреляли. Расстреляли и мачеху 18-летнего Антона, Софью Тиханову, которую обвинили в недоносительстве на мужа.
Сыну «врагов народа» все же удалось в 1939 году окончить исторический факультет Московского городского педагогического института и провести на свободе целый год ― впервые его арестовали в 1940-м. Ему повезло больше, чем его младшей сестре Галине: в лагерь как «социально-опасный элемент» она отправилась в 1938 году в возрасте 17 лет.
Первое заключение оказалось, скорее, профилактическим, Антон Антонов-Овсеенко был освобожден уже на следующий год. Но в своей судьбе он не сомневался: «Кто однажды отведал тюремной похлебки, тот неминуемо будет хлебать ее», ― последние строчки написанного его отцом предисловия к роману Ганса Фаллады он вспоминал в своей автобиографии «Враги народа». Вскоре Антон действительно был вновь арестован ― и в лагеря отправился уже на два года. В 1943-м ― новый арест, приговор ― восемь лет исправительно-трудовых лагерей. Всего в тюрьмах и лагерях в Ашхабаде, Камышине, Котласе и Воркуте он провел 13 лет.
Антонова-Овсеенко освободили в 1953 году, а реабилитировали через три года, вместе с отцом. После лагеря он вернулся к прежней работе (в конце 1930-х он был экскурсоводом) и занялся исторической публицистикой. Под псевдонимом Антон Ракитин он написал две книги об отце, «Именем революции» и «Владимир Антонов-Овсеенко». Одновременно с этим начал сбор материалов для следующей книги, которую он и не рассчитывал опубликовать ― о Лаврентии Берии. В ее основу должны были лечь не архивы, но воспоминания прошедших через ГУЛАГ старых большевиков, их письма и личные документы.
В 1967 году, вместе с 43-мя детьми старых большевиков, многие из которых сами пережили гулаговский опыт, он написал письмо в ЦК КПСС с требованием прекратить попытки реабилитации Сталина. В 1980-м в Нью-Йорке вышло его первое историческое исследование ― «Портрет тирана». За этим последовали обыски, слежка, конфискация личного архива ― от нового ареста его спасло личное ходатайство председателя КГБ Юрия Андропова перед ЦК КПСС, но на свободе Антонов-Овсеенко остался ненадолго. В ноябре 1984 года он вновь был арестован ― на этот раз по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. Как и для академика Андрея Сахарова, наказание не было жестким ― его выслали из столицы, конфисковав весь собранный им архив. Эта ссылка была недолгой, уже в 1986-м ему позволили вернуться в Москву и даже вернули все отобранные бумаги.
Музей истории ГУЛАГа
Фото: Станислав Красильников / ИТАР-ТАСС
Рубеж 1980-1990-х принес переосмысление всей советской истории. Антонов-Овсеенко оказался во главе историков и писателей, которые, как сказал когда-то Александр Солженицын, поставили себе целью поставить «общий дружный памятник всем замученным и убитым». В 1990-е Антонов-Овсеенко написал сразу несколько книг: «Сталин без маски», «Театр Иосифа Сталина», «Враги народа», «Берия».
В предисловии к «Сталину без маски» Антонов-Овсеенко не пытается скрывать, что его исследовательский труд направлен на то, чтобы «выявить уголовную сущность» Сталина и его режима. «Факты убеждают, что она именно такова. При всей его “многогранности” и “противоречивости”», ― писал Антонов-Овсеенко, который был уверен в том, что «никто не сделал столько для дискредитации коммунизма», как советский диктатор. «Он сумел в исторически короткий срок отобрать у крестьян землю, у рабочих ― заводы, у интеллигенции ― право на самостоятельное творчество, лишил народы всяких свобод, даже свободы передвижения. Это и есть ограбление века», ― был уверен Антонов-Овсеенко.
«Писать правду о Сталине — это долг перед всеми погибшими от его руки. Перед теми, кто пережил ночь. Перед теми, кто придет после нас... Прошлое необходимо изучить и публично осудить... Мы пытаемся обозреть сталинское наследство. Но оно принадлежит не только истории. Оно живет в поступках, привычках, мыслях. Незнание и молчание ― тоже из сталинского наследства. Незаживающую рану молчанием не исцелить. Разоблачение Сталина ― акт правосудия, и то что правосудие ныне вершится, делает наши дни светлее, очищает ум и сердце», ― писал Антонов-Овсеенко.
Последняя его книга, «Напрасный подвиг», увидела свет десять лет назад, в 2003 году.
В 1995 году он возглавлял Союз организаций жертв политических репрессий Московского региона. В 2001-м добился у властей согласия на создание Государственного музея истории ГУЛАГа, а у тогдашнего мэра Москвы ― предоставления для него здания неподалеку от Лубянской площади. Просьба у него была одна ― чтобы здание было не менее 700 квадратных метров. «Это была моя колоссальная ошибка. Нужно было просить площадь в 1700 квадратных метров, в 2700. Но я поскромничал», ― признавался он в одном из интервью. Музеем, часть экспозиции которого составил его личный архив, он руководил до 2011 года. Последние два года жизни он был его почетным президентом. Как рассказывает его преемник на посту директора Роман Романов, до самой смерти Антонов-Овсеенко проводил в музее два полных рабочих дня в неделю.
Под конец жизни Антонов-Овсеенко испортил отношения со многими бывшими соратниками. Его стали упрекать в узости трактовки «жертв» и «палачей» (как-никак, на руках его отца было немало крови), в «соглашательской позиции» в отношении идеи о возвращении на Лубянскую площадь памятника Феликсу Дзержинскому. Вообще, его взаимоотношения с постсоветскими властями вызывали у критиков много вопросов; либеральная оппозиция ставила ему в упрек подписание «Письма пятидесяти» общественных деятелей в поддержку первого приговора Михаилу Ходорковскому. Тогда Антонов-Овсеенко объяснял свое решение согласием с тем, что «с кого-то надо было начинать» борьбу с «коммерциализацией-криминализацией». Со многими правозащитниками его взгляды вконец разошлись, с обществом «Мемориал» и лично Сергеем Ковалевым директор Музея ГУЛАГа вдрызг разругался. В одном из гневных фельетонов он пообещал своим критикам: «Когда придет мой час прощания с планетой Земля, я уйду из этого мира лишь при условии, что моим именем нарекут ближайшую галактику. По справедливости».