Переход на Театральной В Большом театре сменилась власть

8 июля в российском театральном мире произошла сенсация — сколь долгожданная, столь и неожиданная. Генеральный директор Большого театра с 13-летним стажем Анатолий Иксанов ушел в отставку. Его место занял Владимир Урин, почти 20 лет возглавлявший Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. «Лента.ру» побывала в Большом театре и оглянулась на историю его последних лет.

Слухи о том, что очередные слухи об отставке Иксанова — это впервые не просто слухи, появились поздно вечером 8 июля, породив массу шуток о темпе, взятом Министерством культуры: утром того же дня оно сменило директора Политехнического музея. Это совпадение одновременно и настораживало, и заставляло поверить. СМИ раскопали список кандидатов на пост возможного директора: среди них были равно невероятные Владимир Васильев, Валерий Гергиев, Александр Будберг, а особенно часто повторялась фамилия Михаила Швыдкого. Говорят, кандидатура бывшего министра культуры всерьез рассматривалась до самого последнего времени, из чего можно было сделать вывод: Иксанова точно собирались менять, а вот на кого — второй вопрос.

Объявляя о смене руководства ГАБТ, министр культуры РФ Владимир Мединский был далек от благостности предыдущих громких отставок последней недели. Если смена директора ГМИИ происходила в атмосфере подчеркнутого уважения к заслугам 91-летней Ирины Антоновой, а меняя главу Политеха, министр вообще не скрывал своего восторга относительно положения дел в музее, то сейчас он был сумрачен — что, очевидно, символизировало министерское отношение к положению дел в театре.

«Мы собрались, чтобы объявить о некоторых решениях в руководстве Большого театра», — начал свою речь Мединский — и слукавил: ни слова «отставка», ни слова «назначение» он так и не произнес. Разговор велся так, словно перед министром сидели не журналисты, явившиеся на пресс-конференцию, а в холле ГАБТ собрались исключительно свои, понимающие люди, и очевидную для всех вещь надо было лишь обставить словесным ритуалом. «Все мы прекрасно понимаем, что человеческие силы и возможности даже у самых высочайших профессионалов имеют свои пределы», — эти слова Мединского, очевидно, значили, что Иксанов уволен. «Владимир Георгиевич Урин в представлении не нуждается, вы все его прекрасно знаете», — это, в свою очередь, было вместо объявления о том, что новый новый директор ГАБТ назначен. Впрочем, в одном министр был прав — все его и так прекрасно поняли.

Вообще умолчание было главным приемом конференции. Например, министр не сказал, к какой именно «высокой государственной награде» сегодня же будет представлен Иксанов — впрочем, тут выбор большой. Но что самое главное, не были внятно названы причины отставки гендиректора Большого театра (а ведь она была не плановой, а экстренной; тот же министр продлевал контракт с Иксановым немногим более полугода назад, не подавая никаких признаков недовольства; наоборот, говорилось о возложенном на плечи директора «повышенном госзадании»). По словам министра приходилось угадывать, чем же Иксанов стал плох именно сейчас. Мединский то говорил о достигнутом «человеческом пределе» и отданных «13 годах жизни и здоровья», словно намекая на личные, а не административные причины ухода директора, то вдруг заводил речь об общей линии министерства на обновление кадров, как будто происходило что-то запланированное и естественное; то впроброс упоминал «непростую ситуацию в коллективе Большого и вокруг»; то так же, не конкретизируя, декларировал успехи главы театра и сулил ему новую должность.

Непонятно, как слова министра об «общей линии по обновлению и реформированию учреждений культуры с необходимой поэтапностью и постепенностью» могут описывать смену директора одного супертеатра не на, допустим, его зама, а на директора другого супертеатра-конкурента; под это лучше бы подошли слова «экстренные меры», но их Мединский, конечно, не произнес. Разумеется, стремление радикальным путем разрешить конфликтную ситуацию в ГАБТ и прервать затянувшуюся череду скандалов — желание даже не похвальное, а естественное. Однако, скрывая часть правды, Минкультуры само использует тот же метод, которому объявляет войну (критики упрекали Анатолия Иксанова в стремлении не решать проблемы, а затушевывать их), и происходит этот в тот уникальный момент, когда впервые за долгое время появилась возможность сделать ГАБТ открытым.

Чего еще не сделал Мединский — так это не сдержал обещания «поговорить подробнее» о заслугах Иксанова (он упомянул лишь реконструкцию старой сцены Большого и открытие новой). Вместо него рассказывать об этом пришлось зампреду правительства РФ Ольге Голодец. Она говорила взволнованно, демонстрируя знание репертуара Большого, и рассказывала только хорошее об Иксанове. Пока вице-премьер выступала, произошло незаметное, но знаковое событие: посреди ее речи, но безотносительно произносимых слов, Иксанов и Урин, сидевшие рядом, переглянулись — кажется, впервые — и пожали друг другу руки так, словно вокруг никаких журналистов и вице-премьеров не было.

После Голодец слово взял Урин. Новый глава ГАБТа говорил четко и взвешенно — о чести, грузе ответственности и непростом решении: «Когда Владимир Ростиславович предложил мне это, не скрою, я сначала ответил отказом, и только потом, по очень серьезном размышлении, дал согласие». Он поблагодарил предшественника, который двумя днями ранее позвонил ему, поддержал кандидатуру и пообещал помочь войти в курс дел — поблагодарил прежде всего за самоотверженность и порядочность. «Я не планирую никаких революций и прекрасно понимаю, что в этом театре, как и в любом другом, один человек ничего сделать не может. И я очень надеюсь, что большинство талантливых замечательных людей, работающих в этом театре, будут моими союзниками. Только вместе мы сможем решать те проблемы, которые есть сегодня в Большом театре — как и в любом коллективе. Будем работать. Еще раз спасибо за доверие».

Анатолий Иксанов в своем кратком выступлении выглядел полной противоположностью Урину. Если Урин напрямую обратился к многочисленным журналистам, то его предшественник говорил только с немногочисленными коллегами; и если первый взвешивал каждую фразу, то второй был очевидно расстроен. «Я хочу высказать слова благодарности моим друзьям, коллегам, которые находятся в этом зале, за то, что все 13 лет мы работали как единая команда», — начал Иксанов; кто-то из журналистов крикнул, чтобы он говорил погромче, и это прервало речь. Иксанов смог сказать лишь «Спасибо Большому!», и все происходившее сменили аплодисменты и цветы.

Второй раз Иксанов не выдержал, когда камеры и микрофоны отрезали ему путь в кабинет — безопасное укрытие. «Действительно реально я предложил эту кандидатуру. Мы знакомы больше 20 лет с Владимиром Георгиевичем, не так велика скамейка запасных, поэтому я понимал, что это достойная кандидатура. Он профи и сможет довести до ума то, что было задумано командой, которую я возглавлял, и уверен, что он доведет... — журналисты словно заставили Иксанова оправдываться, и он снова не окончил речи. — Ну, в общем ладно. Больше не могу говорить. Правда».

Тем временем Урин, так же припертый к стене, деловито рассказывал о своем преемнике — дирижере Аре Карапетяне, более 15 лет работающем в Музтеатре (а половину этого срока — еще и на должности замдиректора). «Я бы не хотел разрушать театр Станиславского и Немировича-Данченко, — говорил Урин, полностью и четко произнося название своей прежней вотчины, — и не хотел бы никого приглашать в этот [Большой] театр, я хотел бы работать с теми людьми, которые здесь есть. А если люди новые появятся, то это будут люди не из театра Станиславского и Немировича-Данченко». Таким образом Урин поставил точку в истории сотрудничества двух театров: раньше два директора обменивались кадрами (чего стоит хотя бы Сергей Филин, который ушел из ГАБТа в Музтеатр, чтобы возглавить там балетную труппу, а затем вернулся на аналогичную руководящую должность в Большой) и услугами (пока здание на Большой Дмитровке, пострадавшее от двух пожаров, ремонтировалась, труппа Станиславского выступала и на сцене Большого).

Заявив, что не будет трогать труппы двух театров, новый директор скрылся, оставив толпу журналистов наедине с гигантскими плазмами, на которых крутилось объявление о наборе в детский хор Большого. На все оставшиеся вопросы оно, увы, не отвечало.

* * *

Анатолий Иксанов прослужил во главе главного театра страны почти 13 лет, и время его правления простым или неинтересным никак назвать невозможно. Со стороны кажется, что особенно трудно бывшему директору ГАБТ дался финальный период, начавшийся, в свою очередь, с заключительного этапа длительной и дорогостоящей реконструкции. Но еще в начале были судебные тяжбы с Анастасией Волочковой, менявшиеся худруки и открытие новой сцены. Да и нельзя было позавидовать Иксанову в самом-самом начале его «большого» пути — ему достался театр-калека после пяти лет руководства Владимира Васильева. Эти годы в истории ГАБТ обычно описываются как застойные, контраст с ними значителен — Большому театру с Иксановым удалось выбиться в люди, вернуть имя, жизнь в нем возродилась. Другой вопрос: с каким багажом входит ГАБТ в новую эру?

Бывший директор возглавил Большой театр в 2000 году по приглашению тогдашнего министра культуры Михаила Швыдкого, который всячески поддерживал Иксанова на протяжении всей его карьеры. И даже сейчас Швыдкой, словно оправдывая свои собственные действия, называет уход Иксанова огромной потерей для культуры страны.

В действительности в 2000 году Иксанов нужен был не только для спасения культуры, но и для того, чтобы сдвинуть с мертвой точки историю с реконструкцией театра, что он в итоге и сделал. Иксанов имел и имеет репутацию опытного и квалифицированного театрального менеджера, где-то даже хозяйственника, разбирающегося в экономических вопросах. На руку играл его мощный опыт работы в БДТ имени Товстоногова, где Иксанов занимал должности и главного администратора, и заместителя директора, и директора. Его с неудовольствием отпустил из Петербурга в Москву Кирилл Лавров, возглавлявший в то время театр. В пользу Иксанова говорило и то, что он учился театральному делу даже за границей.

Формально достижениями Иксанова считают открытие новой сцены Большого театра и проведение грандиозной реконструкции основной исторической, стоившей 20 миллиардов рублей. Другое дело, что хозяйственные дела ГАБТ успели частично из успехов превратиться в неуспехи — споры о том, насколько качественно прошел в первом российском театре ремонт и какова там акустика, ведутся по сей день. Как и разговоры относительно того, сколько было похищено во время стройки фантастического по своим характеристикам здания — 90 миллионов рублей или больше.

В заслугу Иксанову можно поставить защиту спектаклей от цензуры и нападок (театр умело ставил на место всех, кто по глупости нападал на него, ничего не менял в угоду критикам) и налаживание межкультурных связей. На реконструированной сцене ГАБТ два года подряд гастролировал «Ла Скала», впервые за двадцать лет в Москву с гастролями приехал балет Парижской оперы, а сам Большой впервые за тридцать повез свои фирменные балетные спектакли в Канаду, а оперные — вообще впервые — в Ковент-Гарден. Однако гастроли, которые, безусловно, демонстрируют лицо театра, не являются показателем вовлеченности его артистов в мировой художественный процесс. Артисты Большого театра — не слишком частые «приглашенные гости» в иностранных труппах, и причина тому не в их профессионализме, а, возможно, отчасти в «крепостном» укладе жизни Большого, про который порой говорят сами солисты. Из-за этого, в частности, из Большого театра ушли талантливые и востребованные, в том числе за границей, Наталья Осипова и Иван Васильев. Зато в премьерах ГАБТ начали выступать замечательные иностранные артисты, в балетной труппе появился американский премьер Дэвид Холберг.

Геннадий Рождественский, Алексей Ведерников, Леонид Десятников, Алексей Ратманский, Юрий Бурлака, Сергей Филин — далеко не полный перечень имен оперных и балетных худруков, исправно сменявших друг друга в течение 13 лет. При Анатолии Иксанове так и не было выстроено единой и четкой художественной политики театра, хотя ГАБТ пытался стремиться вперед и были отдельные большие удачи (вроде балета «Chroma» Уэйна Макрегора, постановок того же Ратманского или «Воццека» Чернякова и Курентзиса). Но если в балетной труппе жизнь все же бурлила (главным образом благодаря участию худруков и обновлению труппы), дыхание оперной не всегда было слышно.

Одной из возможных причин неудачи Иксанова называют его невысокую степень вовлеченности в художественный, творческий процесс. Не мог он участвовать в нем по каким-то причинам или не успевал — уже, пожалуй, неважно. Зато последнее время все громче звучат жалобы на то, как руководство подбирало составы артистов на спектакли и гастроли. И если даже на минуту представить, что при Иксанове была выстроена система, основанная на фаворитизме или других специфических правилах, становится ясно: развал был неминуем. Такую ситуацию надо было менять. Но все же еще «громче» звучали другие проблемы.

В целом провальная борьба со спекулянтами, околотеатральные склоки, нападение на Сергея Филина, конфликт с Николаем Цискаридзе и, наконец, демарш примы Светланы Захаровой (отказавшейся участвовать в премьере «Онегина» Крэнко). Кажется, что именно ее поступок стал точкой невозврата. И хотя Иксанов не виноват напрямую во всех бедах Большого, абстрагироваться от того, что это все происходило именно при нем, в годы его властвования, его ответственности за театр, невозможно. Когда-то он возложил вину за создание негативной атмосферы в Большом на Цискаридзе, забыв, видимо, что главным ответственным за атмосферу в ГАБТ, где интриги за эти годы успели сплестись в косы, был именно он.

Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко — главный конкурент Большого театра в Москве, который периодически выбивается и в лидеры. Владимир Урин возглавлял музыкальный «Стасик» с 1995 года, и за это время он провел капитальную реконструкцию здания, обновил идейно и содержательно репертуарную политику театра. Урин играет важную роль в формировании репертуара вместе с Ириной Черномуровой, ответственной за отдел международных связей Музтеатра.

Правильные имена, умный выбор, грамотный баланс между классикой и современными авторами, а главное артисты, обладающие высоким мастерством, которые ставят и сложнейшую оперу Бриттена, и танцуют сложнейший балет Макмиллана. Музтеатр, работающий над совместными постановками с иностранными театрами, сам находится в прекрасной форме и живет в дружеской благоприятной атмосфере. По крайней мере, так выглядит со стороны: конфликтов и беспрерывной ругани не слышно, все тихо, люди работают, показывают свои возможности, получают «Золотые маски».

Владимира Урина, одного из основателей «Маски», делавшего карьеру в российском СТД, кто-то называет лучшим театральным менеджером страны. Сейчас его явно воспринимают как «скорую помощь», «лекарство», «рыцаря», который прискачет к своей большой несчастной принцессе и спасет ее. Надо признать, что Урин опровергает распространенную в нашей стране точку зрения, что во главе успешного театра должна обязательно стоять мощная творческая личность — он пример, скорее, европейского толка, где возглавлять театр может грамотный менеджер, разбирающийся в теме и не выпячивающий свое «я». Художественные руководители, конечно, должны быть, но у каждого своя сфера деятельности.

Поможет ли его назначение Большому, совсем не факт, возможно, театр ему покорится, но у ГАБТ есть одна проблема, которая способна всем испортить жизнь: и бывшему директору, и нынешнему, и последующему. Как любое национальное достояние, этот символ — груз, который невыносимо давит и грозит погубить. Большой театр — это не только и не всегда про театр, зато всегда про политику, миссию и какие-то непонятные обязательства перед высоким начальством и общественностью.

Перед Уриным, обещавшим ничего в Большом не разрушать и революций не устраивать, задача стоит совсем непростая: ему предстоит вернуть театру еще и человеческий облик, а создать его можно, только наладив человеческие отношения с коллективом. Сейчас, например, важно, как сложатся на новом месте работы отношения Урина с Сергеем Филиным, занимавшим раньше — до прихода в ГАБТ — должность худрука балетной труппы Музтеатра. Тогда Филин работал на территории Урина, теперь же Урин приходит в систему координат, выстроенную в том числе балетным худруком.

Назначение Владимира Урина нельзя назвать неожиданным — он считался одним из главных претендентов на пост директора Большого театра. Но радоваться за возможное перспективное будущее ГАБТ мешает неизвестная судьба Музыкального театра Станиславского, который можно разрушить, не построив ничего взамен.