В ночь с 31 октября на 1 ноября ушел из жизни Клод Леви-Стросс - один из самых видных гуманитариев XX века, антрополог, философ, эссеист и литературовед. Ему было 100 лет, и уже долгое время Леви-Стросс был вдалеке как от общественной, так и научной жизни, хотя осенью 2008 года из-за юбилея на него было обращено внимание прессы. Преклонным возрастом и удаленностью от дел объясняется и то, что о смерти ученого журналисты узнали только спустя три дня, со слов издателя и представителей Французской академии. И многим в России, где к гуманитарным наукам сохраняется зачастую пренебрежительное отношение, будет трудно понять, почему сообщение о смерти столетнего специалиста по индейцам Бразилии заняло первые полосы французских газет.
Будущий ученый родился в Брюсселе, где по контракту тогда работал его отец, художник. Вскоре семья вернулась в Париж, где Леви-Стросс прожил большую часть жизни и где умер. Дед по материнской линии был раввином в Версале, и именно там Клод жил в годы Первой мировой войны. В доме строго соблюдались правила еврейской религиозной жизни, однако несмотря на это бабушка Леви-Стросса воспитывала его в духе свободомыслия. Блестяще закончив школу, юноша стал изучать право и философию в Сорбонне; тогда же пережил увлечение политикой, состоял во Французской секции Рабочего Интернационала, писал диссертацию о философских предпосылках концепции исторического материализма.
Вплотную политикой Леви-Стросс не занялся, как пишут биографы, по чистой случайности - помешала автомобильная авария. Антропология же завлекла молодого Леви-Стросса еще в Сорбонне - там будущий классик посещал лекции этнографа Марселя Мосса. В 1935 году Леви-Стросс принял предложение занять должность профессора социологии в университете Сан-Паулу. По прошествии первого учебного года ученый с женой вместо отпуска во Франции отправились к племенам бразильских индейцев; собранная во время экспедиции этнографическая коллекция стала основой для выставки, которая неожиданно привлекла внимание научного сообщества. На исследования Леви-Стросса были выделены деньги, и с тех пор антропология стала его главным занятием.
Впоследствии на основе экспедиционных дневников того времени Леви-Стросс написал одну из самых знаменитых своих книг, "Печальные тропики" (эта работа принесла ученому широкую популярность, хотя собственно профессиональное сообщество поначалу восприняло ее сдержанно). "Я был в состоянии постоянного интеллектуального возбуждения, - позднее описывал антрополог свои ощущения от экспедиций. - Я как будто заново переживал опыт путешественников XVI века. Я открывал для себя новый мир".
В конце десятилетия Леви-Стросс возвратился из Бразилии во Францию, однако после вторжения гитлеровцев и принятия расовых законов его положение стало опасным. Выходом оказалось приглашение в США в рамках рокфеллеровской программы по спасению ученых из Европы. Американский период стал вторым этапным в жизни Леви-Стросса: в Нью-Йорке он познакомился со знаменитым антропологом Францем Боасом и филологом Романом Якобсоном, выходцем из России. Тогда же он принялся изучать материалы Национальной библиотеки, из-за чего задержался в Штатах и после окончания войны, до 1947 года. В Америке была завершена монография "Элементарные структуры родства", которую Леви-Стросс впоследствии защитил как докторскую диссертацию. В 1950-х антрополог издал работу "Раса и история" и статьи, впоследствии составившие "Структурную антропологию".
На рубеж 1960-х - 70-х пришелся выход фундаментальных "Мифологик", четырехтомного труда, который можно считать итоговым (его составные части - книги "Сырое и приготовленное", "От меда к пеплу", "Происхождение застольных обычаев", "Человек голый"). Удачно сложилась и академическая карьера: Леви-Стросс стал заведующим кафедрой социологии Коллеж де Франс, создал там же Лабораторию социальной антропологии и учредил антропологический журнал "Человек". В 1973 году ученого приняли во Французскую академию (Леви-Строссу суждено было стать первым столетним академиком); впоследствии наградили Большим крестом ордена Почетного легиона.
* * *
Леви-Стросс - фигура на пересечении главных гуманитарных дисциплин и течений мысли XX века, чем и обусловлено его общее признание. Говоря о философии, его обычно сравнивают с Кантом (Леви-Стросс узнал о работах немецкого мыслителя, читая в юном возрасте Маркса), упоминают о влиянии Руссо и полемике с экзистенциализмом. Однако по-настоящему знаковым явлением французский антрополог стал в структурализме - без преувеличения центральной методологии гуманитарных наук XX века. Традиционно структурализм возводят к швейцарцу Фердинанду де Соссюру, однако для Леви-Стросса доктрина стала важна в изводе, в каком она была представлена в трудах лингвистов Романа Якобсона и Николая Трубецкого. "Я был структуралистом, не зная того сам, - рассказывал Леви-Стросс о своем первом знакомстве с новой методологией. - Якобсон открыл мне глаза на систему, уже хорошо разработанную в языкознании. Это было просветление...".
Пафос структурализма - в утверждении ценности гуманитарного знания: "неточные" науки, вооруженные новыми приемами, оказывались ничуть не хуже точных. Леви-Стросс увидел образец этого в фонологии Якобсона и Трубецкого (и, конечно, в фольклористике Владимира Проппа). "Истинно научный анализ должен соответствовать фактам, отвечать критерию простоты и иметь объясняющую силу", - такие условия ставил своим коллегам-антропологам Леви-Стросс, приводя лингвистов в качестве положительного примера. Именно структуралистскую научность изложения ставил себе в заслугу сам ученый, процитировавший в предисловии к книге такие слова о себе: "Леви-Стросс, конечно, не первый и не единственный, кто обратил внимание на структурный характер социальных явлений; однако ему принадлежит первенство в серьезном отношении к этому вопросу..." [курсив наш].
Леви-Стросс говорил и о бессознательном, столь модном в XX веке - однако не во фрейдистском или постфрейдистском духе. Если современный психоанализ наловчился находить в потемках человеческой души такое, узнав о чем и жить не хочется, то "отец структурализма" разрушению предпочитал созидание. По его версии, бессознательное - это тайная логика вещей, секретные правила, которые есть у каждого общества - и у европейцев, и у туземцев.
Отсюда закономерный вывод о равноправии культур и борьба против предубеждения, что одна цивилизация может быть лучше, чем другая. Ученый сопротивлялся пониманию эволюции, по которому западное общество находится на высшей ступени развития по сравнению с остальными; "Варвар - это прежде всего человек, который верит в варварство", - формулировал Леви-Стросс, находивший обоснования для разнообразия культур.
Этот тезис, конечно, был подхвачен философией второй половины XX века, с ее неприятием любых проявлений тоталитарного сознания. Леви-Стросс стал иконой "левого", радикального мышления - для западноевропейских интеллектуалов это все равно, что, скажем, Солженицын для российских. Этим, по всей видимости, и объясняется то, что французские СМИ вынесли на первые полосы заголовки о смерти "крупнейшего мыслителя" страны. Сам ученый, надо полагать, сначала верил в то, что новое знание о человеке и обществе поможет изменить жизнь к лучшему, иначе бы не говорил, что "XXI век будет веком гуманитарных наук - или его не будет вообще". Сохранял ли этот оптимизм 100-летний Леви-Стросс до самой смерти - нам уже не узнать.