В 2003-м году (в России в 2010-м) вышел роман австралийца Грегори Дэвида Робертса «Шантарам», которому на роду было написано стать мировым бестселлером. Книга основывалась на подлинной истории автора. Ее герой, лишенный после развода с женой родительских прав, пристрастился к наркотикам, совершил ряд ограблений и был приговорен австралийским судом к девятнадцати годам заключения. Бежав на второй год из тюрьмы строгого режима, он добрался до Бомбея, стал фальшивомонетчиком и контрабандистом, торговал оружием и участвовал в разборках индийской мафии, а также нашел свою настоящую любовь. Только что вышло продолжение популярного романа. Оно называется «Тень горы». «Лента.ру» публикует отрывок из книги с разрешения издательства «Азбука».
— Привет, крошка! — крикнул я с утрированным американским акцентом. — Вот я и дома!
Смех донесся с лоджии, из-за колыхающихся штор, раздвинув которые я обнаружил Лизу на коленях, с испачканными землей руками, перед крошечным садиком — размером под стать раскрытому чемодану. Вокруг нее тусовалась небольшая стая голубей, остервенело пихавшихся в борьбе за хлебные крошки.
— Ты потратила столько сил, создавая этот садик, — сказал я, — а теперь позволяешь птицам его вытаптывать.
— Ты не понимаешь, — сказала она, переводя аквамариновый взгляд с голубей на меня. — Этот садик мне для того и нужен, чтобы привлекать сюда птиц. Я все это устроила ради них.
— Прими меня в свою голубиную стаю, — сказал я, когда она поднялась для поцелуя.
— Начинается, — засмеялась она. — Беллетрист в своем амплуа.
— И дьявольски рад тебя видеть, — сказал я, утягивая ее в сторону спальни.
— У меня грязные руки! — запротестовала она.
— Очень на это надеюсь.
— Нет, в самом деле. — Она со смехом вырвалась. — Нам надо принять душ...
— Очень на это надеюсь.
— Тебе надо принять душ, — уточнила она, держась от меня на безопасной дистанции. — И сменить всю одежду, сейчас же.
— Одежда? — подхватил я шутливый тон. — Не нужна нам эта липкая одежда.
— Нет, нужна. Мы сейчас отправимся в одно интересное место.
— Но я только что приехал, Лиза! Прошло две недели!
— Без малого три недели, — поправила она. — И сегодня у нас будет полно возможностей сказать «привет», прежде чем мы скажем «доброй ночи». Это я могу гарантировать.
— Такие «приветы» звучат как «прощай».
— Любое приветствие — это начало прощания. Ступай мыться.
— О каком месте речь?
— Тебе оно придется по душе.
— Ага, уже заранее с нее воротит.
— Это художественная галерея.
— Так вот чего мне сейчас не хватает!
— Брюзга чертов! — засмеялась она. — Там будут классные люди, своего рода экстремалы. И они чертовски талантливы. Ты их полюбишь. Это крутая выставка на самом деле. Но если ты не поторопишься, мы пропустим самое интересное. Как здорово, что ты успел вернуться!
Я скорчил недовольную мину.
— Да ладно тебе, Лин! — рассмеялась она. — Что бы еще осталось в этой жизни, не будь искусства?
— Секс, — ответил я. — И еда. А после еды снова секс.
— В галерее будет полно всякой еды, — сказала она, подталкивая меня к ванной комнате. — И только представь, как благодарна будет твоя голубиная стая, когда мы приедем домой после выставки, которую она очень-очень сильно хочет посетить вместе с тобой и к открытию которой мы наверняка опоздаем, если ты не примешь душ незамедлительно!
Я зашел в душевую кабину и стал стягивать рубашку через голову, когда она повернула кран позади меня. Вода хлынула на мою спину и на джинсы, которые я еще не успел снять.
— Эй! — завопил я.— Это мои лучшие джинсы!
— И ты проносил их несколько недель подряд,— отозвалась она уже с кухни. — Сегодня будешь в джинсах похуже, но почище.
— И еще мой подарок для тебя! — крикнул я. — Он в кармане джинсов, которые ты намочила!
Она возникла в дверном проеме:
— Ты привез мне подарок?
— Разумеется.
— Здорово! Ты очень мил. Займемся им позже.
И вновь исчезла из виду.
— Ладно, — сказал я. — Так и сделаем. После балдежа в галерее.
Уже вытираясь, я услышал, как она мурлычет песню из индийского фильма. По случайности — или же четким попаданием в резонанс под закрученным спиралью куполом любви — песня оказалась той же самой, которую я напевал несколькими часами ранее, идя по улице с Викрамом и Навином.
Потом, собираясь перед выходом из дома, мы промычали-пропели эту песню уже дуэтом.
Уличное движение в Бомбее представляет собой систему, придуманную акробатами, но воплощаемую на практике малоразмерными слонами. Двадцать минут мотоциклетной потехи — и мы добрались до «денежного пояса» Кумбала-Хилл, туго охватывавшего самый престижный из холмов южного Бомбея.
Я загнал байк на парковочную площадку напротив фешенебельной и скандально известной галереи «Бэкбит», у истоков не менее фешенебельной, но добропорядочной Кармайкл-роуд. Непосредственно перед галереей выстраивались роскошные заграничные тачки, из которых вылезала роскошная местечковая крутизна.
Лиза потащила меня внутрь, продираясь через плотную толпу. В длинном зале скопилось человек триста — вдвое больше, чем допускалось правилами пожарной безопасности, предусмотрительно вывешенными на щите у входа.
«Если жара кажется вам нестерпимой, срочно покиньте горящее здание».
Она нашла в толпе свою подругу и подсунула меня для анатомически близкого знакомства.
— Это Розанна, — представила Лиза, сама так же тесно притиснутая сбоку к подруге — невысокой девушке с большим инкрустированным распятием (пригвожденные ноги Спасителя уютно разместились между ее грудей). — А это Лин. Он только что вернулся из Гоа.
— Наконец-то мы встретились, — сказала Розанна, и грудь ее сильнее прижалась ко мне, когда она подняла руку, чтобы взбить свою и без того стоявшую дыбом прическу.
Говорила она с американским акцентом, но гласные произносила на индийский манер.
— Зачем вы ездили в Гоа?
— За любовными письмами и рубинами, — сказал я.
Розанна быстро оглянулась на Лизу.
— Что толку на меня смотреть? — вздохнула Лиза, пожимая плечами.
— Да ты в натуре чумовой чувак! — провизжала Розанна голосом паникующего попугая. — Идем со мной! Ты должен встретиться с Таджем. Он любит все такое чумовое, йаар!
Прокладывая путь через толпу, Розанна подвела нас к высокому молодому красавцу с волосами до плеч, блестящими от парфюмерного масла. Он стоял перед каменной скульптурой первобытного человека примерно трехметровой высоты. На табличке рядом со статуей было написано имя: «ЭНКИДУ». Скульптор приветствовал Лизу поцелуем в щеку, а затем протянул мне руку.
— Тадж, — представился он, улыбаясь и глядя на меня с откровенным любопытством. — А вы, я полагаю, Лин. Лиза много о вас рассказывала.
Я ответил на рукопожатие, ненадолго встретившись с ним глазами, после чего перевел взгляд на массивную статую. Заметив это, он слегка повернул голову в ту же сторону:
— Что скажете?
— Мне он нравится, — сказал я. — Будь потолок в моей квартире повыше, а пол попрочнее, я бы его купил.
— Спасибо, — рассмеялся Тадж.
Он потянулся вверх и положил ладонь на грудь каменного воина:
— Я и сам не пойму, что именно у меня вышло. Это был импульсивный порыв: вдруг захотелось увидеть его стоящим передо мной. И не было за этим никаких глубоких мыслей. Никаких метафор, никакой физиологии, ничего подобного.
— Гёте говорил, что весь мир — это метафора.
— Неслабо загнуто! — Он снова рассмеялся, и в светло-карих глазах вспыхнули искорки. — Могу я использовать эту цитату? Напишу ее на табличке рядом с моим каменным другом. Это повысит шансы на его продажу.
— Пользуйтесь на здоровье. Писатели не умирают окончательно, пока люди цитируют их слова.
— Хватит уже торчать в этом углу, — вмешалась Розанна, хватая меня за руку. — Идем, взглянешь на мою работу. И она потащила нас с Лизой к противоположной стене зала, под завязку набитого курящей, пьющей, хохочущей и галдящей публикой. Добрую половину этой стены занимала череда рельефных панелей. Выполненные из гипса, они были покрыты бронзовой краской — под классику — и расположены так, чтобы излагать события в их временной последовательности.
— Это об убийствах Сапны! — крикнула Розанна, приблизив рот к моему уху. — Ты помнишь, пару лет назад? Этот чокнутый гад призывал слуг убивать своих богатых хозяев. Помнишь? Это было во всех газетах.
Я помнил серию убийств, связанных с именем Сапны. Подоплека тех событий была мне известна гораздо лучше, чем Розанне, — и лучше, чем большинству жителей Бомбея. Медленно перемещаясь вдоль панелей, я одну за другой разглядывал сцены, излагающие историю Сапны.
Это зрелище выбило меня из душевного равновесия, даже начала кружиться голова. Передо мной были судьбы людей, которых я знал, — убийцы и их жертвы, в конечном счете ставшие фигурками на фризе.
Лиза дернула меня за рукав.
— В чем дело, Лиза?
— Пойдем в зеленую комнату! — прокричала она мне в ухо.
— О’кей, пойдем.
Вслед за Розанной, периодически издававшей предупредительные визги и приветственные вопли, мы продрались через «живую изгородь» из поцелуев и объятий до двери в дальнем конце галереи. Она выбила костяшками пальцев условный сигнал и, когда дверь открылась, втолкнула нас в полутемную комнату, освещаемую лишь гирляндами красных мотоциклетных фонарей на толстых кабелях под потолком.
В комнате находились десятка два человек, сидевших на стульях, диванчиках или прямо на полу. Здесь было намного тише, чем в зале. Подошла девица с горящей сигаретой, быстро скользнула ладонью по моей короткой стрижке и заговорила хриплым шепотом.
— Хочешь оторваться по полной? — риторическим тоном спросила она и протянула мне косяк, зажатый меж необычайно длинных пальцев.
— Ты опоздала, — быстро вмешалась Лиза, перехватывая сигарету. — Тут тебе уже ничего не обломится, Ануш.
Она сделала затяжку и вернула косяк девице.
— Это Анушка, — представила ее Лиза.
Мы пожали руки, причем длинные пальцы Анушки сомкнулись на тыльной стороне моей кисти.
— Она мастер перформанса, — сказала Лиза.
— Кто бы мог подумать! — вслух подумал я.
Анушка придвинулась ближе и легонько поцеловала меня в шею, охватив ладонью мой затылок.
— Скажешь, когда мне остановиться, — прошептала она.
Она продолжила поцелуи, а я медленно повернул голову, пока не встретился глазами с Лизой.
— Знаешь, Лиза, ты была права. Мне действительно нравятся твои друзья. И я отлично провожу время в этой галерее, чего никак не ожидал.
Перевод В. Дорогокупли, А. Питчер и Л. Высоцкого